Поездки в Москву всегда приносили мне радость. В тот раз я тоже приехал туда в приподнятом настроении. На вокзале спустился в метро, через пару остановок вышел, поднялся по эскалатору и открыл высоченную дверь на Чистопрудный бульвар.
На пятачке перед станцией метро стоял раскрашенный в триколор трамвай.
– В Воронеже теперь такого днём с огнём не сыскать! – вздохнул я и, обойдя вагон по плитке между утопленными рельсами, углубился в аллею с растопыренными венцами обрезанных несколько лет назад и теперь взлохмаченных крон. По дорожкам прогуливались бабули, спешили студенты, сновали мамаши с малютками в колясках. А на скамьях сидели продрогшие, несмотря на апрельское солнце, гастарбайтеры.
Вдоль всего бульвара стоял ряд голубоватых стендов в чёрных металлических рамах с изображениями трамваев и надписью: «115 лет Московскому трамваю».
«Сто пятнадцать лет! Вот как чтут трамвай!»
Засмотрелся на изображение двух пар лошадей с алыми повязками на ногах. Они игриво тянули по рельсам угловатый вагончик. «Конка». На белой коже лошадей играли блики. «Вагон конно-железной дороги, – читаю надпись, – стала альтернативой линейке. Линейка – это многоместная телега… Её также тащила упряжка…»
По Воронежу тоже ездили линейки. И конки. Это тоже было больше ста лет назад.
На следующем стенде красовался двухосный, разлинованный в красный и жёлтый цвета трамвай. «Фонарный». Почему фонарный? В нижнем углу стенда увидел пояснение: «В крыше размещалась специальная разноцветная фонарная надстройка для улучшения освещённости салона в тёмное время суток».
Над текстом чернели цифры: «1906–1960». Мальчишкой в конце 50-х я катался на трамвае по Магнитогорску с правого берега на левый и обратно, а теперь словно услышал, как что-то загромыхало и залязгало на повороте.
Третий стенд с «Нюрнбергским» трамваем. Тоже в два цвета (красный и жёлтый) и тоже с фонарной надстройкой, но с прицепом. Выходило, трамваи курсировали двумя вагонами. Видимо, больше стало пассажиров. В памяти всплыла картинка из прошлого, когда на подножках трамвая повисали люди, и он, звеня, нёсся по рельсам. Я сам не раз ехал, вцепившись в поручень, а под ногами летела земля.
Забыв о делах, я ходил вдоль стендов, вспоминал детство и юность, любовался. Трамвай «Бесфонарный». 1926–1970. На таком я ездил по столице, когда учился в интернате. А на широколобом МТВ-82 – когда учился в московском военном училище.
Меня словно вырвали из современности и окунули в сладостное прошлое. Остановился перед стендом с почти родным, вытянутым, похожим на гусеницу чешским трамвайчиком. На таком тысячи раз вдоль и поперёк пересекал Воронеж, ездил по Москве, по другим городам, куда забрасывала жизнь. Боже ты мой! «Татра».
Достал фотоаппарат и начал фотографировать стенды, подходя к ним поближе, чтобы трамвай получился крупным, и удаляясь, чтобы захватить всё панно. Снимал, не обращая внимания на блики на стекле, на тени ветвей на изображениях вагончиков. Зачем я снимал? На память? Чтобы утереть нос воронежским начальникам?
Первое, что сделал, вернувшись домой, скинул кадры из фотоаппарата в компьютер, распечатал их и стал раскладывать на диване. Московские картинки не давали покоя. Зашёл в интернет, набрал в поисковике: «Воронежский трамвай».
Лучше бы не набирал!
«В 1891 году открылась конка…» Я знал, что конка была, но что ей 113 лет, понял только теперь. Выходило, мой Воронеж не уступал Москве!
«В 1913 году гордума утвердила план создания электрического трамвая… В 1926 году открывается трамвайная линия «Вокзал – Маслозавод»…» Я этим маршрутом проездил всю свою сознательную жизнь.
«В 1942 году трамвай становится единственным средством транспорта... Немцы уничтожили 64 километра путей… депо на ул. 9 января использовали под гараж для танков…» Вспомнил, как сотни, тысячи раз проезжал мимо ангаров депо с огромными воротами, из которых ещё десять лет назад стайками разлетались вагончики по городу.
«После освобождения трамвайные пути восстанавливали народной стройкой… Каждый воронежец должен был отработать сто часов…» Из рассказов ветеранов я знал, что после смены рабочие шли рыть траншеи и укладывать шпалы. Читал, как проложили путь к моему дому, как разъезжались со встречным составом на специальной площадке.
«В Воронеже появилось новое депо… Свой ремонтный трамвайный завод…» И всему этому уготовили одно: смерть. Уничтожали подчистую всё, что кровью и потом далось нашим отцам и дедам.
Выключил компьютер, набросил ветровку и вышел на улицу. Чертыхаясь, перепрыгивал через канавы и рытвины. Смотрел, как экскаватор отдирает плиту от былой остановки, а трактор стаскивает в кучу шпалы и рельсы. Прогнать экскаваторщика? Лечь перед трактором? Представил себя лежащим перед ковшом, а потом в палате «жёлтого дома». Психушка – это единственное, чего я мог таким образом добиться.
Я шёл по одной улице и фотографировал канавы. Шёл по другой и фотографировал горы шпал. Шёл по третьей и ругался, поминая власть, приславшую рабочих выкорчёвывать трамвайные пути.
Дома снова сел за компьютер, читал поимённый список убийц трамваев – трёх мэров и трёх губернаторов: бывшего мастера-литейщика, бывшего генерала-чекиста, бывшего министра сельского хозяйства. В интернете много писали о том, кто, как обогатился и обогатил своих родственников, кто водил горожан за нос, обещая пустить вместо трамвая метро. Но подземкой так и не запахло, а десятки километров наземных путей теперь зияли открытыми ранами, как в Великую Отечественную войну.
Теперь на стенах моей комнаты два ряда фотографий: один с московскими трамваями, другой – с тем, что осталось от воронежских. А на столе в золотистой рамочке стоит фото памятника трамваю в Санкт-Петербурге. В балтийской столице его тоже чтут...