Ирина Сливцова,
с. Павловск, Алтайский край
* * *
Я свечу отражённым светом,
Радость несу отражённую…
В мире моём, воспетом поэтом,
Есть святые, есть прокажённые.
Душной горечью прошлого я дышу
Или вяну сорванной лилией…
Но упрямо храм души возвожу –
Вечный храм Саграда Фамилия*.
Если мастер умрёт – затоскует храм,
Будет нового ждать хозяина…
Соберу дары и пойду по дворам,
Попрошу отмолить грех Каина.
Страшно мне!
Отражённым огнём свечу,
Ветер в окна упрямо стучится…
Ну а вдруг он задует твою свечу,
Что тогда во мне отразится?
________________________
* Саграда Фамилия – храм в Барселоне, строительство которого продолжается уже много веков.
Екатерина Краснова,
г. Кемерово
* * *
В низины оседал туман густой,
Траву поили утренние росы,
Берёзы улыбались берестой,
И дуновеньем ветер плёл им косы.
Вторило эхо крики петуха,
Протяжное мычание коровы,
Как выстрел щёлкал бич у пастуха,
И мерной дробью цокали подковы.
Телегами разбита колея,
Размыта вся дождём в большую лужу.
Повизгивала радостно свинья,
Заваливаясь в слякоть неуклюже.
Надрывно-басовитый лай собак
На стрёкотно-болтливую сороку,
И стук весла о лодку, что рыбак
В заросший пруд спускал неподалёку.
На кладбище невидимая хтонь
Кричала ночью чёрною вороной,
А издали чуть слышалась гармонь
И песня о любви «переведённой».
И колокольни мелкий перезвон
В сплетенье звуков добавлял святыни.
Созвучием деревни покорён
Навечно я – и присно, и отныне.
Елена Лещенко,
г. Москва
Гроза
Бедой пахнуло с неба чёрного,
Смешалось с запахом левкои,
Опав листвою обречённою,
Поникла ива над рекою.
Ползёт, обманом растревожена,
На тучу туча грозовая,
Одна на Пушкина похожая,
На чёрта лысого другая.
Судьбе покорствуя в безмолвии,
Прикрылся луг травой густою,
Сошлись две тучи, мечут молнии,
Грохочет небо пустотою.
Уже не справиться с обидами,
Копилась ненависть веками,
И туча, тучею убитая,
Дождём на землю истекает.
Сергей Митрофанов,
г. Кстово, Нижегородская область – Москва
Белые грибы
Мне ночью снились белые грибы –
В траве, на солнцем залитой поляне.
Сбежавшие от казни марсиане,
Но только не от собственной судьбы.
Их войско, коренастое на вид,
Беспомощно,
но ах как аппетитно.
И ты с ножом, любуясь ими, видно,
всё медлила.
Но нож в руке дрожит,
И блеск в глазах,
и в них отнюдь не жалость,
В них сковородка жаркая скворчит,
Картошка, сало,
русская усталость
От жизни. Я тебя люблю.
Вооружившись старым тесаком,
И я в плену звериного желания,
Но понимаю краешком сознания,
Как это – чувствовать сейчас себя
грибом,
Когда идут к тебе с ножами двое,
В глазах у них намерение дурное,
А ты беспомощен
средь райской красоты…
«И я тебя люблю», – сказала ты.
Нас двое, мы для них –
преступный клан
Влюблённых, буйных, спятивших,
с ножами,
С заваленными хламом этажами
Под крышей съехавшей.
Для тихих марсиан
Мы – Клайд и Бонни, шайка,
Коза Ностра,
Два нравственных урода,
два прохвоста,
Ни жалость нам неведома, ни страх,
Мы – гопота в кирзовых сапогах
Для них.
Я так тебя люблю.
В нас разум отключающий азарт
Вселился от безжалостной охоты…
Грибы в корзину, словно с эшафота,
Катились. Робеспьер или Марат,
Случись им рядом быть,
воскликнули бы «Браво!»
Но прокричал петух –
померкла слава…
Соседка поспешила за водой,
И ты сказала сонными словами:
– Любимый,
может, сходим за грибами? –
В окно глядел загадочной звездой
Кровавый Марс.
Виталий Молчанов,
г. Оренбург
Сон
Не путая вчера с позавчера,
Я в завтра заглянул,
одёрнув шторку:
На улице пустынно – детвора
Не скачет по площадке… Без умолку
Старушки на скамейке не трындят,
Лишь тишина, хотя совсем не рано.
Соседний дом, как топором, разъят,
Зияют окна – ножевые раны,
Обугленные остовы машин…
И ни души, ни крика, ни словечка.
БПЛА стервятником кружит,
Для сброса ищет годное местечко.
Ни газа нет, ни тока, ни воды,
Ни новостей на старом телефоне –
В дыму и гари парки и сады.
Где люди все,
в каком укрылись схроне,
Где вузы и где школы с ребятнёй,
Где офисный планктон и работяги?
Качаю поседевшей головой,
Со свастикой вдали увидев стяги.
Нас победили… Как же мой отец,
На фронт ушедший юным
в сорок первом,
Он обманул меня: стране конец
Настал на поле бранном
и священном?
А как же Курск,
Москва и Сталинград,
Кантария, Егоров с красным флагом,
А как же европейский наш небрат,
Освобождённый от ярма Рейхстага?..
…И мозг в огне, и саваном трава
В воронке стала от проклятой стали.
От мысли страшной кругом голова:
«А может, мы Победу потеряли
В уютном отстранённом уголке,
В объятиях дремотного дивана,
Когда другие бьют на передке
Врага и погибают слишком рано?»
Задёрнул шторку и налил сто грамм.
Как хорошо, что сон далёк от яви,
Победу каждый приближает сам,
Всего себя отдав грядущей славе!
Юрий Ишков,
г. Великие Луки, Псковская область
Не зови!..
Не зови за ворота радуги,
Уходящий на север дождь!
Нам искать золотое надо ли,
Если солнце блестит, как брошь?
За озёрами, за дубравами
Под журчащий мотив ручья
Петь о милой с ветрами бравыми
По-другому не стану я.
Осень тут красоты особенной,
Знатны зимы и нежен май.
Месяц ночью служакой сгорбленным,
Охраняет притихший край.
А раскроется-зарумянится
Утром небо, что алый мак, –
Пред зарёю спешит раскланяться
И укрыться в низинах мрак.
Вряд ли нужно искать, наверное,
Где-то новые берега.
Рядом речка под кроной вербною
Прячет волны среди песка.
Душу мне берегут и радуют
Женским именем дни любви,
Потому за ворота радуги,
Дождь чарующий, не зови!
Александр Раткевич
г. Полоцк, Беларусь
Сияющий покров
Была ли ночь, как сон, нетленной,
и был ли мир ни мёртв ни жив,
но я лежал лицом к Вселенной,
свой разум к тайне обнажив.
Трава цвела пурпурным цветом,
был воздух полон тишиной,
и мне по-прежнему неведом
был звёзд неотразимый зной.
Во мне безмолвие волною
и безволненье влились в кровь,
и травы под моей спиною
пытались выпрямиться вновь.
Но я лежал лицом к Вселенной,
и я дышал её грозой,
но не как памятник нетленный,
а как ребёнок со слезой.
И мне открылись лики ночи,
и раскололись камни звёзд,
когда мои поймали очи
тень галактических борозд.
Неужто там дыханье то же,
что и на крохотной Земле,
колышет человечье ложе,
как мёртвый дух в печной золе?
И был ли сон в утробе чёрной,
и был ли мир хоть каплю жив,
в своей сакральности соборной
себя к разгадке обнажив?
И я увидел сквозь потёмки
и сквозь сияющий покров,
как разлетаются обломки
пурпурно блещущих миров.
И страх тогда и состраданье
объяли цепко разум мой.
И я ладонь, как в наказанье,
к своим глазам прижал с мольбой.
Так что же, ночь была нетленной
и мирозданья мозг был жив?..
И я лежал лицом к Вселенной,
свой разум к тайне обнажив.
Василий Толстоус,
г. Макеевка, ДНР
* * *
Смущаясь, дети попросили:
«Присядь, попей. Припомни, дед,
ты был когда-нибудь в России?
Ведь прожил, чай, немало лет.
Скажи: она вообще какая?
Такие ж хаты ли на ней?»
Ответил дед: «В ней нет окраин.
Земель немилых нет, верней.
В ней было место и Донбассу,
и прерий крымских ковылю.
Я понимал всегда и сразу,
что на Дону её люблю,
что я люблю её на Волге,
и на Днепре, и на Неве,
был не чужим в Москве нисколько,
ведь с детства думал о Москве».
«Ну что молчишь? Ты озадачен?
Бывают лучшие края?»
«Я не молчу. Я просто плачу:
Россия – родина моя».
Ольга Бородина,
г. Ижевск, Удмуртская Республика
Маме
Редко видимся с тобою, мама, –
Где-то задержалась я опять.
Долгожданной снова встреча стала,
И спешишь ты дочь свою обнять.
Вмиг рассыпалась упрёков стая,
И слова наполнились теплом.
На тебя смотрю, совсем оттаяв, –
Лишь тобой храним родимый дом.
«Я за дверью боли все оставлю,
Накопилось их на целый стог», –
Говорю себе я неустанно,
Но иной случается итог.
Без стеснения – прости же, мама, –
Пусть сама я мама уж давно,
Жду я слов участия, родная, –
И поможешь дочери ты вновь.
Выслушав меня, вздохнёшь: «Прошу я,
Ты уж слишком, дочка, не горюй.
За тебя молитву возношу я, –
Не оставит Боже дочь свою».
Ну а жизнь несётся как цунами,
Без креста шагаю я по ней.
Мама, боги высоко над нами –
Я хранима верою твоей.
Домик на окраине деревни,
Где меня ты, мама, вечно ждёшь...
И пускай ты кружишь,
коршун древний,
Мои чувства ввек не украдёшь.
Перевёл с удмуртского Сергей Матвеев
Елена Бекасова,
п. Благовещенка,
Благовещенский район, Алтайский край
* * *
Я напишу о мире,
Я напишу о счастье!
Пусть торжествует Мцыри –
Двери открыты настежь!
Тянутся люди к вере.
Радость в глазах ребёнка!
Чем тишину измерить?
Мальчик смеётся звонко!
В парке летят качели
Вверх, за мечтою, в небо!
Груши в саду созрели,
Их аромат лечебен.
Воздух – налей в ладони,
Пей сколько хочешь, много!
Сладок пьянящий донник,
И широка дорога.
Хочешь – взлетай за солнцем!
Хочешь – развесим звёзды!
Всл, что твоё, найдётся,
Жить и любить не поздно.
Смелым, открытым взглядом
Дай нам надежду, Мцыри, –
Светлая радость рядом,
Вольная песнь в эфире!
Жить и мечтать сегодня:
Выстрелы – только в книжке.
Счастье в любую погоду –
Дома сыны-мальчишки.
Василиса Ковалёва,
г. Кострома
Алёнушка
Вы туда, где варган расцветает
Синкопами светлого прошлого,
Не зовите меня –
Теперь там всё пошлое,
Ношеное,
Через-плечо-ветром брошенное,
Даже тот мох олений,
Стёсанные колени,
Пышущие поленья
и дым,
Выдающий лихие абстракции, –
Тут уже аберрации…
Братцы, я
Правда туда не могу –
Не с моей просфорою железною,
Даже если там всё расчудесное,
Утопически-утопаемое,
Я – ископаемое,
Пусть и полезное.
Это не поза. Я не в защите –
Просто прошу, не тащите:
Уже не оттает
Ради эффекта киношного
Туда, где варган расцветает
Синкопами светлого прошлого.
Сергей Лоскутов,
п. Любинский, Омская область
У памятника
Святое геройство солдата –
Не дрогнуть, позиций не сдать,
Под танк устремиться с гранатой,
И в камне над Родиной встать.
Суровы гранитные брови.
Он подвига цену постиг.
У ног его – пятнами крови
Алеют букеты гвоздик.
Мне выпало мирное время.
В атаке друзей не терял.
В армии лишь по мишеням
Я из автомата стрелял.
Бои все – учением были
И часть без потерь обошлась.
В пути эшелон не бомбили,
И мама меня дождалась.
Но слышу я эхо атаки
В музеях и фильмах страны.
И в фонограммах спектаклей
Тревогу бьют пушки войны.
Чтоб память о том поколенье
Не меркла с годами во мгле,
Исполнимся светлым стремленьем
Достойно прожить на земле.