Хэнк из Коннектикута после сильного удара по голове попадает из XIX века в 528 год. Прикинувшись великим волшебником, управляющим затмением, избегает казни, а позже становится бессменным министром короля Артура. Предпринимательский дух толкает его на проведение реформ в другой эпохе. В королевстве рыцарей, магов, людоедов и работорговцев появляются зубная паста, щётка, телеграф и прочие атрибуты жизни из другой реальности.
Так Марк Твен в книге «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» открыл тему попаданцев и познакомил американского читателя с далёким миром средневековой Англии.
Как противодействовать фальсификации истории в произведениях жанра научной фантастики, как литература влияет на самосознание современного человека и какова роль книгоиздания в сохранении исторической памяти? Об этом и не только спорили участники круглого стола, прошедшего в рамках проекта «Настоящее прошлое» «Литературной газеты».
Читатель часто узнаёт о тех или иных исторических событиях через литературу, а не из учебников и научных работ. «Большая часть молодого поколения больше знает о Русско-турецкой войне 1877–1878 годов из акунинского «Турецкого гамбита». И в этом смысле важно, чтобы авторы создавали реальную, а не заведомо ложную картину. Писатель должен опираться на исторические факты», – заметил историк и публицист Борис Юлин.
В Советском Союзе с помощью популярной литературы решались в том числе и воспитательные задачи. К изданию отбирался «Пятнадцатилетний капитан» Жюля Верна, но запрещалась героизирующая французов книга Луи Буссенара «Жан Оторва с Малахова кургана» о Крымской войне. Существуют ли сегодня какие-то инструменты контроля за соответствием содержания книги исторической правде, идеологической целесообразности? Пожалуй, нет. Зачастую издательства руководствуются исключительно коммерческими соображениями, выпуская огромными тиражами псевдоисторические издания с искажёнными фактами. «Ещё страшнее, если по сценариям таких авторов снимаются фильмы. И получается, что Великую Отечественную войну выиграл не советский народ, а кучка зэков – черенками от лопат запинали огромную европейскую военную машину во главе с гитлеровской Германией», – посетовал Александр Чистяков, председатель Русского литературного общества. В то же время вряд ли правильно запрещать тексты талантливых авторов только потому, что у них, как у личностей, русофобская идеологическая позиция. Тогда мы бы, к примеру, лишились произведений Станислава Лема и многих других. Также было бы ошибочным не интересоваться иной точкой зрения на то или иное историческое событие. «Как-то у нас в рубрике «30 лет без СССР» было пространное интервью с Леонидом Кравчуком. Какими-то читателями появление на страницах газеты персоны, которая самым активным образом участвовала в развале Советского Союза, было воспринято как предательство. Но жизнь не линейная, не однообразная, и истину нужно искать в том числе и в высказываниях оппонентов. Только в этом случае можно претендовать на какую-то свою позицию», – заметил Олег Пухнавцев, редактор рубрики «Настоящее прошлое» в «Литературной газете».
Иной раз известный писатель – жертва пропагандистской машины, ретранслятор её нелепых мыслей. Вспомним Умберто Эко и его 14 определений фашизма в статье «Вечный фашизм». Он собрал все идеологические штампы, которые западная пропаганда пыталась прицепить к СССР, ища повод приравнять Советский Союз к фашизму. Как читателю распознать ложь, какие книги читать и как определить, где фальсификация? Чем руководствоваться в этом потоке мнений? Нужны усилия со стороны государства по укреплению положения общественных наук, финансированию выпуска хорошей, качественной литературы и статей, написанных компетентными людьми. И не менее важно историческое образование. «Искажения истории возможны той публикой, которая с детства не пыталась эту историю изучать. Математика учит считать. А история учит помнить и думать», – резюмировал Александр Чистяков.
Ксения Зуева
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Эльберд Гаглоев, писатель:
– Когда мы перестанем читать и понимать точку зрения оппонента, мы перестанем быть интеллигентными людьми, перестанем думать. Мы должны пытаться понять того, кто с нами дискутирует.