Это интервью 2017 года, которое не было опубликовано. Утвердив текст, Владимир Валентинович предложил расширить тематику беседы, продолжить разговор, но сделать этого не удалось – отвлекла работа над сценарием и книгой (она вышла только в 2023 году, уже после кончины мастера). На фоне нынешних событий многое из сказанного Меньшовым семь лет назад приобретает новый смысл. Отправной точкой беседы стала очередная годовщина крымских событий 2014 года.
– Какое впечатление произвело на вас воссоединение Крыма с Россией?
– Решительность, с которой действовала наша власть в Крыму, стала для меня неожиданностью. Но, видимо, логика событий, логика жизни не оставили России вариантов. Сейчас раздаются возгласы либеральной публики «Что мы наделали!», но совершенно очевидно – другого выбора просто не существовало. Что мы наделали? Мы не дали вырезать русских – и это вовсе не преувеличение. Если бы объединились заезжие западенцы с местными радикалами из меджлиса, Крым стал бы вторым Косово.
На Украине изначально пошли по убийственному пути, пытаясь найти общий язык с западенцами: ну, мол, пусть Бандера остаётся вашим героем, если он вам так дорог… Что касается Восточной Украины – без отделения или федерализации её ждёт страшное будущее – русских, русскоязычных просто выжгут и как субъект истории, и как субъект культуры. Эти ребята с Западной Украины пассионарнее. Как всякий уголовник, всякий жлоб пассионарнее обычного нормального человека.
– Но это не просто уголовники, не просто жлобы – кроме автоматов они вооружены идеологией. Ведь когда оскверняются могилы советских солдат или сносятся памятники Ленину, это не просто жлобство, а демонстрация приверженности идеям.
– Cтоит ли удивляться, что сносят памятники Ленину? Четверть века людей убеждали и продолжают убеждать, причём не только на Украине, но и в России: не было никакой Великой Октябрьской социалистической революции, был переворот, заварушка какая-то, по непонятным причинам и «на немецкие деньги»…
По существу, внедрение этой системы ценностей – первый шаг к гибели государства. Потому что таким образом мы вычёркиваем из нашей истории весь ХХ век. Октябрьская революция не просто символ ХХ века. В основе всех наших достижений, прорывов – принципы, которые заложила революция. Именно революция, а не какой-то переворот или мятеж. Потому что произошла смена общественного строя, всего жизненного уклада. И, что очень важно, революция была принята народом.
Поскольку наш разговор происходит в контексте крымских событий, это обстоятельство следует подчеркнуть особо. И в 1917 году, и сейчас решающим стало то, каким образом проявил себя народ. Народ как историческое явление, как философская категория. Дать точное определение, что же это такое – народ, очень сложно… Это какое-то, что ли, тяжёлое, неповоротливое, благородное животное. Его вроде бы не развернуть, но если оно наконец сдвинется с места, то пойдёт напролом, не разбирая дороги. И его уже не остановить.
И вот народ, к которому и я имею честь принадлежать, принял это решение – и крымчане, и здесь, в России. Чудовищная историческая несправедливость оказалась преодолена. И теперь уже не развернуть народ в другую сторону.
На фоне этих событий особенно комично выглядят глубокомысленные рассуждения, что, мол, «лимит на революции мы исчерпали»… Кто сказал? С какой стати? Это всё равно что заявить: мы исчерпали лимит на извержения вулканов и землетрясения. У нас вон в 1917 м две революции за год произошли…
– Нам предлагают судить об этом времени по оценкам и воспоминаниям Набокова, Бунина…
– Иван Алексеевич может спокойно курить на Парижском вокзале, вспоминая, как ему «всю душу переворачивало» зрелище народной манифестации… Что-то там у него в «Окаянных днях» про «утробные голоса», «морды», «первобытные лица», «все как на подбор, преступные». И брезгливое уточнение: «мордовские, чувашские»… Как будто клеймо ставит.
Мне лично подобные характеристики кажутся оскорбительными. Потому что это «морды» – и моего деда, и моего отца, и моей матери… Это «первобытные лица» Гагарина, его отца, его деда… Вот ведь как! Не дали Ивану Алексеевичу красиво пожить, ты подумай!
Вообще обращаться к Бунину за опытом и оценками революционных событий по крайней мере странно… Как-то у Немировича-Данченко поинтересовались, что он думает по поводу закрытия театра Мейерхольда. Он задумался и ответил, явно недоумевая: «Ну, знаете, спрашивать меня о Мейерхольде всё равно что спрашивать великого князя Николая Николаевича об Октябрьской революции…»
Вот и с Буниным так же. Считать его особым мудрецом не стоит. Хороший писатель, чувствовал слово. Очень гордился знакомством с Чеховым. Чехов любил в нём актёрский талант, способность пародировать, хорошо показать какого-то человека. Чехов с ним дурачился… Сравнивать их просто невозможно, фигуры совершенно разного масштаба… Между прочим, я уверен, что, будь Чехов жив, он остался бы на стороне революции. Он бы воспринял революцию как восстание народа. То обстоятельство, что пришлось бы лишиться дачки в Крыму, уверен, Чехов расценил бы подобающим образом, в отличие от «тонкого стилиста» Бунина… Достаточно почитать, с каким трепетом, волнением Иван Алексеевич вспоминает присуждение ему Нобелевской премии – буквально покадрово. Сразу понимаешь: всё-таки мелковат человек… Неужели бы Чехов так завёлся из-за Нобелевской премии?.. А этот подробно фиксирует – как он шёл, как он переживал, как он сидел в кинотеатре, как к нему нагнулись – пришло сообщение из Стокгольма! Боже – жизнь озарилась!
Чтобы понять революцию, надо не к Бунину обращаться, а к Александру Александровичу Блоку – последнему русскому пророку. Да, именно он, а вовсе не Солженицын, – последний русский пророк. Его блистательная статья «Интеллигенция и революция» действительно настоящее пророчество, а не обычная публицистика. В ней он отвечает на многие вопросы… За что дырявят собор? А за то, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой. Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? Потому, что там насиловали и пороли девок…
Расспрашивать о революции надо тех, кто остался на родине, кто участвовал в жизни страны, а не был сторонним наблюдателем. У тех, кто видел, как Россия выходила из Гражданской войны. Кто в 1920 е годы смог понять смысл и масштаб события, произошедшего в 1917 м. Это Горький, Есенин, Маяковский… Они понимали революцию, её высшую справедливость. В 20 е годы почти все были революционерами: и Бабель, и Пастернак, и Вишневский, и Багрицкий, и Фадеев. Они создавали новую литературную традицию, именно к их оценкам той великой и сложной эпохи надо прислушиваться.
Сейчас, искусственно преуменьшая значение Октябрьской революции, которая, дескать, помешала развитию Российской империи, мы совершаем фантастическую ошибку. В том числе и для авторитета нашей страны. Разговоры, что большевики не дали России расширить своё влияние, получить по итогам Первой мировой Константинополь, просто не выдерживают критики. Англичане не допустили бы этого ни при каком раскладе. Наверняка придумали бы какую-то политическую комбинацию, чтобы не выполнить договорённости. Уже тогда нападение на Россию было запрограммировано. Немцы получили «Версальский мир», а в 1923 году Гитлер уже написал «Майн кампф» – «Дранг нахт остен» был, несомненно, предписан историей…
И если бы не Октябрьская революция, не было бы и Победы, это абсолютно взаимосвязанные события. Вычёркивая из истории революцию, мы вычёркиваем Победу. Я вообще не понимаю, как можно отказываться от такого ноу-хау? Мы придумали, предложили миру новую систему ценностей! Социалистическая революция пробудила невиданный потенциал народа, который было просто невозможно реализовать при старом укладе! Во дворцах планировали парады, в Думе упражнялись в красноречии, в поэтических салонах самовыражались, а народ бедствовал. Какая была жизнь у рабочего? Целый день вкалывать, дотащиться до постели, поспать и снова на работу – беспросветное животное существование…
Короче говоря, Октябрьская революция и партия большевиков – это наши русские изобретения, наши ноу-хау, ими гордиться нужно, изучать и популяризировать. А мы распространяем эмигрантские идеи, взгляды обозлённых буржуа. «Элита» уехала, «морды» остались, и надо же, «мордам» удалось справиться. Эти самые чуди и мери построили великую страну, создали великую культуру, осуществили прорывы в науке и промышленности, победили в страшной войне.
– Насколько вообще реально после 25 лет антисоветской пропаганды объяснить смысл этого явления – Октябрьская революция? Учитывая, что, например, Французская революция прочно вписана в исторический календарь, а у нас каждое мероприятие на Красной площади связано с драпировкой Мавзолея Ленина…
– Значительный период Французская революция на её родине тоже была моветоном. Её тоже считали кошмарным периодом, когда уничтожали сливки французского общества, а на поверхность вылезли всякие «морды» – бретонские, гасконские, бургундские… Эта аналогия немного подбадривает. А кроме того, даже крымские события показали: вся пропагандистская линия длиной в четверть века, оказывается, не так уж сильно повлияла. Ну, может 10% разделяет у нас сегодня антисоветские взгляды. А ведь именно мнение народа в критических ситуациях становится определяющим.
Вообще, должен сказать, у меня необычайно возросло уважение к народу. К русскому народу. И дело не только в крымской истории. Мы уже забыли, как в самых разных телевизионных проектах народ голосовал за Сталина. Когда вопрос ставится ребром – девяносто процентов выбирает советские ценности.
Народ окончательно сделал выбор по принципиальным вопросам и живёт себе спокойно, оставаясь при собственном мнении, смотрит по телевизору развлекательные передачки… Даже дети эти антисоветские идеи не восприняли. Чего им в школе только не пытались внедрить – ведь на полном серьёзе хотели из Власова сделать мученика, доказать, что настоящие герои боролись с большевистской Россией. Но ведь в каждой семье отец скажет сыну, дед скажет внуку, что всё это чушь!
Хотя совершенно не обязательно народ выбирает, руководствуясь логикой или здравым смыслом. С народным мнением не так всё просто. Показательный пример – феномен Ельцина… Ну, допустим, мне и нескольким моим друзьям было понятно, что это чудовище. А народ как-то по-другому мыслил: да, он такой, он сякой, но он за справедливость… «Вы с ума сошли» – хотелось орать, но какое там, ничего нельзя было остановить! Вот что значит исторический процесс. Ельцин мог пометить шасси самолёта, нести ахинею, военным оркестром дирижировать. А народу сообщали про «эффект Буратино», и он охотно верил. Даже расстрел парламента простил… Только теперь пошло уже полное отторжение, и вовсе не потому, что обнародованы ранее неизвестные факты. В результате сложного, таинственного процесса народ выбрал новое направление для истории.
Вот, кстати, таким же таинственным образом вдруг в какой-то момент возникает нечто новое и совершенно необъяснимое в актёрской игре. В режиссуре всё-таки даже самые сложные вещи можно описать словами, кое-как сформулировать метод, перечислить приёмы. С актёрской манерой по-другому. И это бывает очень редко – когда намечается, возникает и укореняется какой-то принципиально иной путь. Поначалу он воплощается в каких-то странностях, необычных интонациях, а потом все понимают, что иначе-то никак нельзя – только так и надо играть!
Вот таким образом возник Марлон Брандо, а у нас вдруг, ниоткуда – Смоктуновский, который в кино такого масштабного открытия не совершил, а вот в театре его князь Мышкин стал настоящей революцией. Товстоногов вспомнил о нём, где-то в кино мельком увидел и пригласил в БДТ. На главную роль! А вокруг знаменитые, состоявшиеся – Луспекаев, Доронина, Лебедев…
Только работа над спектаклем началась, а Георгий Александрович взял и уехал в Будапешт ставить «Оптимистическую трагедию». Репетиции в БДТ продолжаются, маститые коллеги наблюдают за Смоктуновским, возмущаются: зачем надо было брать на главную роль артиста со стороны? И ладно бы талант какой-то, но этот же ничего не умеет! И что самое главное – очень тихо говорит! Очень тихо!.. А мне Смоктуновский рассказывал: «Я понял, что в этой роли не имею права говорить громко».
В театре ждут, когда Товстоногов вернётся и выгонит этого бездаря, а Георгий Александрович приехал, посмотрел и решил оставить – неплохой, мол, парень. И все были абсолютно уверены, даже в день премьеры, что будет провал. Смоктуновский выходит, начинает играть вопреки всем сценическим правилам – тихо-тихо. Но зритель вдруг начинает прислушиваться именно к нему! А что там другие кричат, зрителю вроде как и неинтересно!.. Это была абсолютная оглушительная победа с разгромным счётом!
Именно в актёрской игре начинает концентрироваться новое начало, эстетика будущего и потом распространяется в соседние сферы, преодолевает границы актёрской профессии, проникая в драматургию, литературу, искусство и, может быть, даже в общественную жизнь.
– В России, СССР изобретены новые социальные модели, у нас есть политические новации, мы можем гордиться открытиями в искусстве, культуре, но при этом проигрываем в примитивной, грубой информационной войне…
– Поучиться у Запада есть чему. Например, я бы обратил внимание на их виртуозное владение техникой блефа. Они так талантливо блефуют, что даже начинаешь завидовать. В отличие от Запада мы играли и продолжаем играть в честные игры. А они всю жизнь делают вид, что у них карта намного сильнее, и мы почему-то верим…
Я считаю, неумение блефовать – одна из причин поражения Советского Союза. Было два ключевых исторических эпизода, когда необходимо было действовать решительно и жёстко. Первый, когда в 1979 году после бегства Александра Годунова в Нью-Йорке на три дня задержали советский самолёт с его женой, Людмилой Власовой… Случай только на первый взгляд копеечный. Это был настоящий вызов, который мы не восприняли как катастрофическое событие. Оскорбление с арестом нашего самолёта мы, по сути, проглотили…
Второй эпизод, имеющий право стать международным скандалом, а то и поводом объявить войну, – история с корейским «боингом». Это была откровенная провокация, акт агрессии против СССР, а мы принялись доказывать миру свою невиновность. Мы обязаны были потребовать от Рейгана личных извинений за хамскую формулировку «империя зла». Должны были демонстративно привести войска в состояние повышенной боевой готовности… Они же смертельно этого боятся! Мы должны были понимать, что война для них неприемлема, что одна разорвавшаяся бомба над Брюсселем или Вашингтоном станет для них концом света. Достигнув ядерного и ракетного паритета, мы обязаны были вести другую игру. Как это ни страшно вымолвить – ставить мир на грань войны…
Мы могли переломить ситуацию, мы могли вывести Запад на разговор о том, что информационная война будет приравниваться нами к войне горячей, потому что последствия этой войны не менее катастрофичны. В чём мы смогли убедиться на примере распада СССР и сейчас на примере Украины. Мы должны были сказать: ребята, или давайте на самом деле жить в мире, или уж воевать, так воевать по-настоящему. Вы можете критически относиться к каким-то явлениям советской действительности, но массированные атаки на фронтах информационной войны безнаказанными не останутся. И ответ будет асимметричным – настоящим, «горячим» оружием.
Американцы неоднократно и последовательно прощупывали нас различными информационными провокациями. Это разведка такая была. А потом убедились, что реакции никакой, и стали палить из всех информационных пушек… А ведь можно было это легко предотвратить, поставить ультиматум: если вы не прекратите промывать мозги всей планете, манипулировать общественным мнением, то… А для чего, скажите, мы копили все эти ракеты и бомбы? Ради чего затягивали пояса, жили в нищете? Ради Хельсинкских соглашений и деклараций о мире во всём мире?..
«Лишь бы не было войны!» – главная ценность того поколения. А вот госсекретарь США Хейг сказал: «Есть вещи поважнее, чем мир…» Что у нас началось! Как? Что он такое может говорить!.. А он сказал банальность. Да, есть ценности поважнее, чем мир. Целостность страны, например, – первое, что приходит в голову. Можно из сферы морали привести императивы, которые тоже поважнее мира будут. Если вот, например, вам навязывают в качестве нормы гомосексуализм, то из-за этого вступают в войны, начинают друг друга уничтожать. Потому что ну невозможно иначе договориться!
А мы с ними мирно всё хотим решить, и чтобы по-честному, без блефа. Такой у нас менталитет, я не знаю – русский, советский…
Мы никогда не держали на вассальном положении Восточную Европу в той степени, как сейчас Америка держит почти весь мир. И надо же, этого не замечают! Германии простили всё – настоящие ужасающие зверства, а вот нас простить не могут, и даже с каждым годом ненавидят всё больше… Да, пора нам менять внутреннюю природу...