Современный Елец трудно представить без музея Ивана Бунина, располагающегося в небольшом деревянном доме, где он квартировал гимназистом. Найти его удалось только в середине 1980-х благодаря архивным изысканиям филолога, краеведа Г.П. Климовой и, в частности, обнаруженной в классном журнале рядом с основным адресом Вани-гимназиста – Рождественская улица – приписке «Шаров переулок».
Яркий образ этого дома возникает не только на страницах романа «Жизнь Арсеньева», но и в рассказе «Старуха», написанном Буниным в предреволюционном 1916-м. Легко представить, как юный Ваня так же, как и «бледный, ушастый мальчик в валенках, сирота, хозяйкин племянник» учит уроки, «приладившись к мокрому подоконнику в своей каморке рядом с кухней».
Конечно же, это далеко не единственный адрес в Ельце, связанный с жизнью писателя. Тревожит судьба другого елецкого дома, «дома русской Джульетты» Варвары Пащенко, первой юношеской любви Ивана Бунина.
Искать этот дом исследователи начали ещё в 1960-х. Свои предположения высказала С.В. Краснова – педагог, филолог, краевед. Она одной из первых прошла по улицам города с текстами Бунина в руках, обнаруживая много параллелей. Тогда же внимание исследователей привлекли два особняка в Лучке, в которых, по воспоминаниям старожилов, жили врачи (отец Варвары, Владимир Егорович, занимал должность уездного врача). Вполне вероятно, что в одном из них жила семья Пащенко, но позже, в начале ХХ века.
Продолжая анализировать тексты писателя, изучая старые карты города, мы пришли к выводу, что нашли этот дом с садом, сыгравший в жизни писателя столь важную роль. Были публикации в «Елецких вестях», в сборнике Елецкого пединститута, однако почти никакого отклика на них не последовало. Но, может быть, в год 150-летия писателя нам удастся привлечь внимание к этому новому бунинскому адресу на карте Ельца?
«Боже мой, какое это было несказанное счастье. Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою – я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. <...> Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили чёрно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила-архангела».
Это строки из рассказа «Поздний час», в котором – это ни у кого не вызывает сомнения – писатель мысленно возвращается в город своей юности, Елец. В Ельце разворачивались яркие и трагические эпизоды жизни писателя, связанные с его чувствами к Варваре Владимировне Пащенко.
Глубина драмы, разыгравшейся в стенах дома елецкого врача, воплотилась не только в рассказе, но и в романе «Жизнь Арсеньева», в дневниках, письмах. Гражданский брак, длившийся несколько лет, закончился разрывом навеки. Она так и осталась его вечной возлюбленной, которая, как резюмировал писатель в другом рассказе, «как никакая другая возлюблена не будет». Возникает ощущение, что между ними был некий молчаливый сговор и она не только поняла и приняла предназначенную ей участь, но и доказала это своей короткой жизнью и трагичным уходом.
Однако возвратимся к рассказу «Поздний час», сцене пожара и первого, бессловесного объяснения героев. Какие ещё привязки к топографии, кроме купола храма Михаила-архангела, обнаруживаются в произведении? Попробуем последовать за героем.
«И я пошёл по мосту через реку, далеко видя всё вокруг в месячном свете июльской ночи».
На этой открытке хорошо просматривается Старомосковская улица,
по которой герой «Позднего часа» (альтер эго Ивана Бунина) вошёл в город своей юности
По старым открыткам мы хорошо представляем реалии Ельца конца XIX века. Пустынные пыльные улицы степного города. Открытые берега Сосны и русла Ельчика. Кроме самых оживлённых улиц, Орловской и Торговой, была и улица Старомосковская, входящая в город с севера, со стороны Ельчика (сегодня – Маяковского). Не ей ли следовал и наш ночной гость: «Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, – гимназистом я думал, что он был ещё при Батые». И действительно, речь идёт не о свайном мосте через Быструю Сосну, а о каменном арочном мосте через Ельчик.
След уем за героем дальше: «...всё-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь её, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колёсный пароход…»
Этот фрагмент с рекой и белым пароходом не введёт нас в заблуждение. Это Сосна, и луна, естественно, слева от путника, на юго-востоке.
«Тут, на мосту, фонарей нет, и он сухой и пыльный. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами темнеет пожарная каланча». Это ли не хрестоматийная панорама Ельца со стороны речки Ельчик?
«За мостом я поднялся на взгорье, пошёл в город мощёной дорогой. <...> Я шёл – большой месяц тоже шёл, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом; широкие улицы лежали в тени...» Наш герой поднялся из долины Ельчика на мощёную мостовую и идёт к центру города по Старомосковской (Маяковского).
Мы узнаём, что цель рассказчика – «побывать на Старой улице». И далее: «И я мог пройти туда другим, ближним путём».
Самым ближним путём является, несомненно, путь по прямой, и если идти прямо, то со Старомосковской мы попадаем на её продолжение – Старооскольскую (сегодня – Пушкина). Именно здесь, через один квартал, находится храм Михаила-архангела.
Однако герой не торопится к своей цели, а сворачивает в «просторные улицы в садах» для того, чтобы взглянуть на гимназию. Посмотрим на карту: первый поворот направо, в город, – и мы оказываемся на Покровской (ныне – 9 Декабря), а через несколько кварталов, на перекрёстке с Успенской улицей (ныне – Советской), – здание гимназии. «И, дойдя до неё, опять подивился: и тут всё осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе». Всё узнаваемо и ныне: здание мужской гимназии, ныне школа №1.
В следующем фрагменте рассказа мы видим героя уже на Старой (то есть Старооскольской!) улице. Взволнованный, он не решается подойти к дому своей возлюбленной: «И я сел на тумбу возле какого-то купеческого дома, неприступного за своими замками и воротами, и стал думать, какой она была в те далёкие, наши с ней времена…»
И, наконец, последняя часть рассказа, в которой герой покидает город, также важна для уточнения ориентиров искомого нами дома. Поднявшись с тумбы, он идёт «тем же путём, каким пришёл». И далее: «Дорога была опять знакома. Всё прямо, потом влево, по базару, а с базара – по Монастырской – к выезду из города. <...> Монастырская улица – пролёт в поля и дорога: одним из города домой, в деревню, другим – в город мёртвых».
Путь героя логичен и по сей день. Сначала по Старооскольской (Пушкина) дойти до пересечения с Архангельской (Свердлова), свернуть налево и, минуя церковь Михаила-архангела, выйти к базару (Хлебная площадь, ныне – площадь Ленина). На открытке начала века запечатлён базар в Ельце. Первый, обжорный ряд с навесами и составляет улицу Архангельскую. Здесь же, в кадре, и поворот на Успенскую (Советскую) улицу. Далее – прямо до Монастырской (Демьяна Бедного) и по ней – до мужского монастыря и городского кладбища.
Мы видим, что и спустя десятилетия (рассказ написан в 1933 году) писатель прекрасно ориентировался в топографии города своей юности. Впрочем, объясняться ему в любви он начал гораздо раньше: в 1900 году им был написан рассказ «Над городом», в котором мы видим Елец глазами мальчика-гимназиста, забравшегося с товарищами на высокую колокольню (мы предполагаем, Покровской церкви): «Теперь даже огромный купол церкви был наравне с нами, а под ним разноцветные крыши города, сбегающего к реке, улицы и переулки меж ними, грязные дворы, сады и пустоши… Улицы пусты – все эти мещане, купцы, старухи и молодые кружевницы сидят по своим домишкам и, должно быть, не знают, какой простор зелёных полей развёртывается вокруг города».
Последние строки «Позднего часа» посвящены описанию старинного монастырского кладбища, и мы наконец узнаём, что так мощно притягивало сюда героя: «...в самом конце его, уже в нескольких шагах от задней стены, остановился: передо мной, на ровном месте, среди сухих трав, одиноко лежал удлинённый и довольно узкий камень, возглавием к стене». Варвара Пащенко умерла в 1918 году, была похоронена на кладбище Новодевичьего монастыря, могила её утеряна. Если ход наших мыслей безошибочен, то старинный дом на пересечении улиц Кооперативной и Пушкина (при Бунине – Малоархангельской и Старооскольской) и явился прообразом дома как героини «Позднего часа», так и Лики из «Жизни Арсеньева», именно в нём и жила в тот памятный для писателя год Варвара Владимировна Пащенко...