Андрей Артёмов. По России хожу босиком: Стихотворения. – М.: Издательство «У Никитских ворот», 2020. – 320 с. – (101 поэт XXI века).
В новый сборник Андрея Артёмова, поэта, родившегося в Саранске, вошли стихи, написанные им за почти 30 лет. Стихотворения расположены в хронологическом порядке, а не объединены в тематические разделы. Благодаря этому получилась не просто книга, а своего рода личный дневник, где в стихах «зашифрованы» несколько десятилетий обычной человеческой жизни со сменяющими друг друга событиями, повторяющимися мыслями, к которым возвращаешься вновь и вновь, тщетно пытаясь «додумать» их до конца; с неразрешимыми вечными, «проклятыми» вопросами…
Артёмов – тонкий лирик. Его взгляд обращён внутрь, в центре его внимания – глубоко личные переживания, ощущения. Эта сокровенная внутренняя жизнь оказывается для поэта важнее «внешней», повседневной. Ей подчинено всё. И даже описания природы, состояний окружающего мира служат в первую очередь для передачи состояния души:
Осенний день уныло догорал…
Листву деревьев ветер обобрал –
Лишь удержались ягоды рябины.
Они горят! Угаснут ли к утру?..
Последних дней осенние картины,
Где голые деревья на ветру
Стоят, не радуют меня нисколько:
Уж холод, и предзимняя хандра,
И долгие сырые вечера…
Заняться чем?.. Одно осталось только:
Ложиться спать – проспаться до утра.
Или:
Листва кружится – радость глазу!
Но с ветки сорванный листок
(Не думал я о том ни разу)
Беспомощен и одинок.
И далее следует уже прямое сравнение: «С листком оторванным я сходен». Это стихотворение отсылает нас к стихотворению Михаила Лермонтова «Листок», в котором так пронзительно звучит ощущение отчуждённости, оторванности, одиночества в толпе. Эти чувства, эти настроения знакомы и Андрею Артёмову: «В пустоте земного бытия / Долго я блуждал и одиноко».
Его поэзии свойственна некоторая меланхоличность, острое ощущение мимолётности, недолговечности счастья и предчувствие грусти, которая всегда приходит ему на смену с неизбежностью наступающей после лета осени («Так счастлив я, сердечное волненье / Во мне уже предвосхищает грусть», «Я к несчастию шёл, / Как счастливый дурак»).
Отсюда это вечное желание убежать, исчезнуть, вырваться на волю из душного и тесного земного существования. Этот мотив рефреном повторяется во многих стихах сборника: «Мне мало места не земле, / А некуда сорваться», «Лежать на облаках, воображая, / Что нет Земли, что только небо есть»…
Поэт постоянно обращает взгляд к небу, которое обещает столь необходимые ему простор и свободу. Часто появляются в стихах образы небесных тел, которые буквально околдовывают лирического героя. Луна и звёзды становятся в поэзии Артёмова то молчаливыми соглядатаями, то верными спутниками блуждающих в потёмках людей.
Половинка луны,
Как прищуренный глаз,
Видит всё с вышины,
Что творится у нас.
Или:
В летнюю ночь тишина
Звуками тайными дышит,
Только немая луна
Тайные звуки не слышит.
Острое ощущение чьего-то присутствия в небесах заставляет поэта то «оживлять» ночные светила, то искать Бога, который видится ему добрым и заботливым, что резко контрастирует с мотивом покинутости и вселенского одиночества:
…Высь, ты меня позови!
Чьи-то незримые руки
Нежат меня из любви.
Но, кажется, даже огромного неба недостаточно лирическому герою, чтобы утолить его жажду воли: «И даже там свободы нет, / И даже в бездне теснота…»
Быть может, это врождённое мироощущение, которое стало причиной обращения к поэзии, а может, напротив, поэзия привела все эти сложные чувства за собой… Недаром же в стихах Артёмова возникает образ поэтического дара как сладостного проклятия:
Писать стихи – проклятая работа:
В душе, в уме тревожная забота,
И вместе с тем такая благодать,
Когда находишь, что и как сказать.
К теме поэзии автор возвращается неоднократно. Вслед за классиками он задаётся вопросами о предназначении поэта, о высшем смысле художественного слова. И находит ответ для себя: главная ценность поэзии в том, что она пробуждает людей ото сна, оживляет почти отмершие чувства, учит состраданию. А для этого никакого жара души не жаль…
Рисуй, что мило сердцу моему!
Гори, пылай моё воображенье!
Открой другим, моё произведенье,
Всё то, что мне известно одному…
Читай, читай, мой друг, труды поэта!
(Он будет благодарен всем за это.)
Его труды вне времени живут…
Гори, пылай, моё воображенье!
И в ком-нибудь (живое провиденье!)
Стихи вновь в сердце чувства разожгут.
Творческие муки, метания, сомнения – для всего нашлось место на страницах его «поэтического дневника». В этой внутренней борьбе – много силы и страсти, подкупающей искренности. В одном стихотворении звучит от строчки к строчке крепнущая уверенность в собственном предназначении, лирический герой заявляет во всеуслышанье: он – поэт. Но эта уверенность, однако, не мешает относиться к своим произведениям со всей строгостью. И вот он уже выносит себе приговор:
Дрожащая рука коварно
Предать решила рукопись огню:
Стихи написаны бездарно.
Это уже не просто отсылка к классике, а воспроизведение некоего архетипа: художник, уничтожающий своё творение. Этот глубоко трагический образ привлекал многих авторов на протяжении веков. Но для Артёмова это не литературный сюжет, а личная драма. В стихотворении при помощи простых и довольно сдержанных средств выразительности создаётся зримый образ:
Как белый лист, чернея, тает,
Как строки синие стихов
Темнеют: жар их выжигает,
Как серым дымом увядает
Душа поэта – строки слов.
Быть может, именно эта сдержанность позволяет нам прочувствовать боль лирического героя, понять, что это не игра на публику, не кокетство, а подлинное сильное переживание (сам поэт пишет об этом так: «К чему в стихах всё образно лукавить? / Изящный образ скользок, как змея»). Однако силой творчества поражение превращается в победу, и сцена сожжения рукописи ложится в основу нового стихотворения. А значит, всё не зря.
Есть в сборнике и стихи о родине – очень мягкие, лишённые пафоса. Любовь к России и беспокойство о её судьбе лирический герой переживает как нечто глубоко личное – эти чувства не выставляются напоказ. Например, в стихотворении, давшем название сборнику, возникает такой образ: «По России хожу, как дитя / Босиком уже ходит по дому», полный тихой нежности. А в другом произведении, размышляя об уделе родной страны, лирический герой замечает:
Много раз прощал Господь России.
Чаще всех других она была
Им наказана…
Перекликается с темой родины и обращение поэта к русскому фольклору, к древним верованиям наших предков:
Скоро, добрый домовой,
Я жилище поменяю…
Не грусти: тебя с собой
Я возьму – я обещаю.
Ты себе на месте сам
Уголок найдёшь уютный…
Затрагивает автор и важную, актуальную тему сохранения русского языка. В конечном итоге именно он объединяет нас и в глобальном смысле – являясь основой нашей культуры, нации, и в бытовом – помогая нам слышать и понимать друг друга, выражать свои чувства. А для поэта язык, на котором он говорит и пишет, приобретает почти сакральное значение. Это не только его рабочий инструмент, но его дом, его мир, без которого – и вне которого – он просто не может существовать.
А потому заключённый в строках призыв звучит с особой горечью: «Друзья! Вы речь свою живую / Не променяйте на чужую; / Прошу вас очень: предков дар / Не уносите на базар».
Несмотря на то что этой теме посвящено всего одно стихотворение в сборнике, поэт, очевидно, принадлежит к разумным борцам за чистоту русского языка: в его стихах не встретишь ненужных иноязычных заимствований, зато много слов, которые сегодня уже перешли в разряд «устаревших». Поэт не боится выглядеть старомодным, используя лексику так называемого высокого стиля: очи, дева, столь, изнемогать, кончина… Это заслуживает уважения: не желая заигрывать с «искушённой» публикой, не пытаясь подстраиваться под изменчивую моду, поэт сохраняет верность классической традиции во всём – в том числе и верность языку Пушкина.
Интересно, что при всей склонности Андрея Артёмова к созерцательности в книге мало пейзажной лирики. В основном это произведения элегического характера, в которых природа выступает только фоном, декорацией для размышлений и переживаний. Исключением становятся «кавказские» стихи. Горы влекут лирического героя почти с той же силой, что и небо: может, как раз потому, что они – «посредники небес с равниной». Он выписывает ландшафт во всех деталях, стараясь заразить читателя своей очарованностью:
Не смолкает течение горной
Неустанно кипящей реки,
Небосвод точно сетью узорной
Разукрашен – блестят огоньки.
…Осторожно в горах Дагестана
Несмолкаемо шепчется тишь…
А под утро за слоем тумана
Ничего, как в ночи, не узришь.
В этих древних пейзажах поэта привлекает «дикая красота», контрастные сочетания прекрасной растительности и мёртвого камня, палящего зноя и ледяной воды в источнике. Горы и становятся для лирического героя тем убежищем и приютом, который он долго и тщетно искал. «Вершины гор меня влекут и манят, / Где буду счастлив я своим покоем».
И этот мотив обретённого пристанища, найденной чистой радости делает неисцелимую грусть поэта светлой. Как бы ни была трудна жизнь, каким бы тёмным и холодным ни казался порой мир, всегда есть место надежде. Поэт уверен: рано или поздно непростой путь, который проходит каждый из нас, приведёт к счастью – высшему, первозданному, и оно гораздо прочнее и надёжнее мимолётного земного счастья.
Главное – продолжать путь.
Чёрт везде,
Бог повсюду…
Рад звезде,
Точно чуду,
Если та
В выси звёздной,
Как мечта,
Стоит слёзной
И тоски,
И разлуки.
Но руки
Лишь из скуки
Не тяни
Вверх высуко.
В наши дни
Мир жестоко
И со злом
Всё играет,
И добром
Попрекает…
Чёрт везде,
Бог повсюду –
И в беде
Верю чуду.
Мила Яковлева