Моего друга детства убили. Из-за жилья. А двумя годами ранее за пьянку его выгнали из армии, где он служил в звании полковника, а жена – из дома. В комнатке, на которую позарились «чёрные» риелторы и где обретался последнее время, он пропил буквально всё: отданные ему родителями холодильник, телевизор, диван, на котором спал, стол, стулья, вилки и ложки, электросчётчик и медные ручки от дверей. А может быть, зря двадцать лет назад в стране ликвидировали лечебно-трудовые профилактории (ЛТП), где лечили принудительно?
С этим вопросом я пришёл к полковнику милиции в отставке, заслуженному сотруднику органов внутренних дел, кандидату юридических наук, эксперту-криминологу международного класса Борису КАЛАЧЁВУ. Темой алкоголизма и наркомании он профессионально занимается свыше 30 лет.
- Алкоголизация российского общества год от года становится острее, в том числе и с криминологической точки зрения. Приведу одну лишь цифру: на каждые десять убийств на бытовой почве приходится девять, совершённых в состоянии алкогольного опьянения. С подростками ещё хуже: 70 процентов из тех, кого задержали за преступления различного характера, находились в состоянии опьянения. Схожие данные можно привести и по грабежам, разбоям, побоям. Однако в более широком социальном плане картина алкоголизации общества выглядит куда тревожней. Из 2,2 млн. зарегистрированных российских алкоголиков – 500 тыс. запойные, хотя некоторые эксперты эту цифру увеличивают в 6–8 раз. 75–80 тыс. пьяниц ежегодно умирают (это к вопросу об источниках дефицита трудовой силы).
Не лучше картина преступности наркоманов: по данным МВД России, ежегодно они отнимают на улицах ради «дозы» 600–700 тыс. (!) мобильных телефонов у прохожих, будь то ребёнок, женщина или пожилой человек. Продолжать этот мартиролог не стану, но и восстановление ЛТП в том виде и на той законодательной базе, в которых они существовали при советской власти, не поддерживаю.
– В те времена мне неоднократно приходилось бывать и в колониях, и в тюрьмах, и в следственных изоляторах. На их фоне ЛТП смотрелись очень даже неплохо. Достаточно вольный режим, лечебные кабинеты, оборудованные мастерские, специалисты-наркологи, чистые общежития.
– Только давайте без идеализации. Слабые, а точнее, как правило, не исполняемые самой администрацией режимные требования приводили к типичным нарушениям: проносы алкоголя, наркотиков, самовольные отлучки. Но главное – стойкая ремиссия наступала далеко не у всех, кто отбыл в ЛТП положенный срок, хотя эта проблема лежала скорее в плоскости дальнейшей социализации наркоманов и алкоголиков. Роль ЛТП в Ñоветском государстве заключалась в другом: они служили репрессивным механизмом ограждения общества от ведущих аморальный образ жизни маргиналов. Пьёшь, наркоманишь – в ЛТП от шести месяцев до двух лет, вернулся на свободу, ведёшь себя по-прежнему, работать не намерен – обратно за забор. И так по кругу.
Если исходить из соображений советской нерыночной экономики, только то, что за период пребывания в ЛТП зависимые не совершали преступлений, работали на производстве, – уже приносило обществу ïîëüçó, не считая самоокупаемости самой системы этих спецучреждений. Помнится, в США сгоряча попытались внедрить трудотерапию наркоманов по примеру советских ЛТП, но в капиталистическом воплощении: если больной перевыполнял заданную норму, допустим, копка траншеи, то оплата пропорционально повышалась. Вскоре правозащитные организации вынудили работодателей от этой затеи отказаться: наркоманы до того изматывали себя «стахановским» трудом, стараясь заработать по максимуму, напрочь позабыв о наркотиках, что возникла реальная опасность причинения вреда здоровью физическим истощением. Так то, чему мы сегодня у Запада пытаемся учиться, нередко берёт истоки в нашем собственном историческом наследии.
– Глава антинаркотического ведомства Виктор Иванов что полностью восстанавливать систему лечебно-трудовых профилакториев советского типа нельзя. Это противоречит обязательствам России в Совете Европы. Хотя реанимировать ЛТП в новом качестве необходимо.
– Последний ЛТП закрылся 1 июля 1994 года. И придётся решить немало проблем, если государство вознамерится прибегнуть к прежнему опыту пусть даже в малой мере. Первая из них – на каких площадях пациентов размещать? Советских ЛТП в 1989 году насчитывалось 314. В каждом разрешалось содержать до тысячи человек. Увы, немалую часть этих ЛТП в течение двух последующих десятилетий просто разорили, растащив то, что годилось в хозяйстве. Какие-то удалось перепрофилировать, например, в следственные изоляторы, другие – с землёй сровняли, третьи приватизировали.
Второй вопрос: сколько времени будет отводиться на лечение больных? Степень зависимости у людей разная, а упор, по-видимому, станет делаться на наркологию мотивационную, что потребует куда более длительного времени для индивидуальной работы с личностью, гражданином, если, конечно, он признан дееспособным.
Третья тема – затраты на лечение. Потянет ли государство такие расходы?
Кроме того, нельзя не задаться вопросом о социальном упорядочении жизни зависимых после завершения курса принудительного или добровольного лечениÿ. Эта проблема также весьма долговременная и дорогостоящая.
Наконец, вспомним крылатую фразу: «Кадры решают всё!» Сколько работников у нынешней наркологической службы? Около шести тысяч психиатров-наркологов, полутора тысяч психологов, несколько меньше специалистов по социальной работе, хотя число их постепенно возрастает. Достаточно ли усилий девяти-десяти тысяч специалистов для полноценного охвата качественной, упорной и длительной индивидуальной работой полчищ зависимых? Спланированà ли заранее подготовка специалистов?
– Насколько я понимаю, в позиции противников принудительного лечения определённая логика есть. Они утверждают, что само словосочетание «принудительное лечение», по сути, нонсенс. Поскольку лечить человека без его согласия ни от какой болезни невозможно.
– Чем активнее отказывается злостный хроник от «добровольного» лечения и социально-медицинской реабилитации, тем длительнее становится его стаж правонарушителя.
Американские учёные подсчитали: 243 героиномана в течение двух лет посягнули на 500 тыс. объектов частной собственности!
Согласно моим расчётам в более узком криминальном варианте, средней руки доморощенный квартирный вор, зависимый от опиатов, для добывания средств на приобретение наркотика ежегодно совершает в среднем 120 проникновений в чужое жилище. Значит, подобно заокеанским прототипам, 243 российских субъекта в течение двух лет совершат 58,3 тыс. квартирных краж.
– Нынешний зарубежный опыт, когда наркоману или алкоголику предлагается на выбор: или отправиться в тюрьму, или согласиться на лечение, вполне бы мог пригодиться и у нас.
– В России этот вопрос по распоряжению Дмитрия Медведева в 2011 году частично решён именно на основе зарубежного опыта. Я и ряд других специалистов пытались этот опыт донести до общества ещё лет 15–20 назад, но тогда не удалось. На международных конференциях, где доводилось общаться с учёными из разных стран, картина противодействия наркомании вырисовывалась примерно одна и та же. В немалом числе так называемых развитых капиталистических государств наркомана изначально признают преступником. И врачи не дожидаются, пока он совершит даже нетяжкое преступление. После выявления общественностью, полицией или медиками зависимого врачи-наркологи устанавливают ему диагноз «наркомания». Затем ультимативно заявляют: ты, брат, отправляйся либо на курсы «добровольного» лечения, либо, извини, в тюрьму. Выбирай. Такая альтернатива – устоявшаяся практика в цивилизованном мире.
Глава Наркоконтроля Виктор Иванов не раз выступал с инициативой об альтернативном лечении наркоманов, когда зависимому государство предоставляет выбор – лечиться или отбывать наказание. Даже щепетильная в вопросах прав человека руководитель Московской хельсинкской группы Людмила Алексеева эту мысль поддержала: «Это гуманизация и, я бы сказала, вестернизация наркополитики. Это очень важный поворот… Если инициатива ФСКН будет реализована, то я буду двумя руками «за».
– Но полемика не закончена?
– Это процесс не одного дня и даже года. Мнение властей и общества фокусируется постепенно. Например, в 2012 году в Общей части УК России в действие вступила ст. 82.1. Отсрочка отбывания наказания больным наркоманией (Федеральный закон от 07.12.2011 № 420-ФЗ). Теперь признанному больным наркоманией, совершившему впервые преступление, предусмотренное ч.1 ст. 228, ч. 1 ст. 231 и ст. 233 УК России, и изъявившему желание добровольно пройти курс лечения, а также медико-социальную реабилитацию, суд может отсрочить наказание. Но не более чем на пять лет.
Последовательное развёртывание подобной политики видно и в том, что президент Путин в 2012 году дал поручение ФСКН и Минздраву разработать до 30 марта текущего года программу реабилитации наркоманов. Вот так, шажок за шажком, и движемся, и это куда лучше, чем шашкой махать.
– Но есть ли у государства средства для создания эффективной системы принудительного лечения алкоголиков и наркоманов?
– Мы уже двадцать лет живём совсем в другом обществе, на дворе время точного расчёта. Вы прикиньте: ориентировочно прямой и косвенный ущерб от наркобизнеса и наркомании, вкупе с прямыми и косвенными расходами государства и общества на противодействие незаконному обороту наркотиков и злоупотреблению ими, вполне могут достигать 60–65 млрд. долл. в год. Даже не хочу прибавлять к этой сумме урон, наносимый нашей стране алкоголем, никотином и другими одурманивающими веществами. Так что рачительный хозяин должен всё-таки считать не только, что он заработает, но и как правильно потратить доход, чтобы потом не влезть в непомерный расход.
– Так может быть, как во Франции, открыть «залы для принятия дозы наркотика», где зависимые смогут спокойно ввести себе в вену шприц с героином, кокаинчика нюхнуть или папироску с конопелькой выкурить? Дешевле обойдётся российскому бюджету. Принял наркоман дозу под наблюдением врача, никого не убил, не ограбил, общество с облегчением вздохнуло. И пусть себе ходит до самой смерти в эту комнату…
– Эту старую европейскую песню я называю государственной эвтаназией маргиналов, в ней содержится нечто безнравственное, двуличное. Лучше уж открыто репрессивные ЛТП открывать, принуждать к жизни, чем осознанно и хладнокровно морить зависимых наркотиками. Нам повторять трагическую участь библейских Содома и Гоморры абсолютно ни к чему.