«ЛГ»-досье
Нина Пушкова – актриса, сценарист, писатель.
Родилась в Москве. Окончила Московское высшее театральное училище им. Б. Щукина. Снималась в кино («Обыкновенное чудо», «Встреча на далёком меридиане» и других). Автор книг «Роман с Постскриптумом», «Богиня победы». Сценарист и продюсер документально-публицистических фильмов.
Почему происходят революции? Как получается, что прекрасные идеи приводят к хаосу и рекам крови? И как противостоять сегодняшней текучей революции? Об этом главный редактор «ЛГ» Максим Замшев беседует с актрисой, сценаристом и писателем Ниной Пушковой.
– Все мы выросли с ощущением, что революция – это однозначно благо. Потом в 90-е произошёл совершенно другой перекос: утверждалось, что Ленин, Сталин и все большевики – враги. Что для вас революция 1917 года – прогресс или регресс? Это катастрофа, трагическое стечение обстоятельств? Или закономерность? Интересна ваша точка зрения как художника.
– Я действительно не могу оценивать революцию с исторической точки зрения – это задача философов, мыслителей, историков. Я могу оценивать её только (поскольку мы страна Достоевского) с точки зрения «слезы ребёнка», с точки зрения нравственности, с морально-этической точки зрения. Поэтому, возможно, для кого-то это прозвучит слишком категорично, но для меня это – чудовищное время. Люди, которые это пережили, – жертвы, и имя им – десятки миллионов.
Когда я поступила в Щукинское, где мы перечитывали кучу сценариев и очень много пьес на производственную тематику (а это была эпоха застоя, т.е. расцвет соцреализма), я не понимала: почему в большинстве пьес отношения между людьми такие резкие, почему язык такой грубый? Ведь когда переходишь к классике, то открываешь другой язык и другие отношения... А потом вдруг меня осенило: людей-то заменили! И замена эта произошла в революцию.
Революционеры представляют собой удивительную, особую социальную группу. Вот какими их видел Михаил Бакунин – революционер, член многих масонских лож Италии, создатель тайного общества «Интернациональное братство»: «В революционере должны быть задавлены чувства родства, любви, дружбы, благодарности и даже самой чести. Он не революционер, если ему чего-то жалко в этом мире. Он знает только одну науку – науку разрушения». Что ж, по Бакунину получается, что в революцию двинулись безжалостные люди, к тому же бесчестные и неблагодарные. Мечту Бакунина развивает дальше нарком просвещения Луначарский: «Долой любовь к ближнему! Мы должны научиться ненависти!»
Научились? Научили? Но свою большевистскую задачу – «Мы должны создать нового человека!» – они выполнили. И получился у них этот новый человек чудовищно деформированным.
Перечитайте роман «Мы» Замятина, написанный ещё в 1920 году. Ему уже тогда это стало ясно.
Людей же, которые новым требованиям соответствовать не хотели, пускали в распыл. С тем, как людей распыляли, я соприкоснулась, когда несколько месяцев назад оказалась в Пермском государственном архиве социально-политической истории.
Именно там, в Перми, закрутилось кровавое колесо, которое перемесило всю Россию. Кровавая бойня началась с убийства великого князя Михаила Романова. Это потом уже, месяц спустя после первых расстрелов в Перми, в Екатеринбурге убили царя, царицу, их детей.
Организатор и вдохновитель пермского убийства – Гавриил Мясников, или, как он сам себя называл, товарищ Ганька. Он организовал это убийство потому, что мечтал прославиться. Сам Ганька никогда не хотел работать, рано ушёл из семьи, пытался учиться, но так и не доучился, зато с большим энтузиазмом влился в революционное движение.
Позже, оказавшись в эмиграции, где он будет прятаться от своих же товарищей революционеров, Мясников напишет книгу «Философия убийства, или Почему и как я убил Михаила Романова». Этот труд он отослал Сталину в надежде, что тот поможет ему вернуться.
Там, в Пермском архиве, когда читаешь документы, автобиографии людей, описывающих своё зверство как доблесть, отчёты об убийствах, которые они совершали только ночью, – сердце леденеет. А Томас Манн, прочитав свидетельскую книгу Ивана Шмелёва «Солнце мёртвых», в своём отзыве воскликнул: «Ни одно человеческое сердце выдержать этого не может!»
В Пермском крае главным куратором и учителем науки разрушения был Свердлов. Это он подал Мясникову идею: хочешь выделиться, придумай что-нибудь, замути, как теперь говорят. И Мясников придумал: когда он узнал, что по Перми ходит без всякой охраны брат царя, он пришёл в страшное возбуждение и решил, что судьба дарит ему шанс прославиться. Великий князь Михаил действительно жил в Перми, и жизнь ему была обещана особым распоряжением председателя Петроградской ЧК Урицким, что было подтверждено мандатом управделами Совнаркома Бонч-Бруевича. Великий князь надел на себя красный бант в знак признания революции и даже обратился в Совнарком с просьбой поменять фамилию Романов на фамилию жены – Брасов. И этому наивному человеку с красным бантом, несостоявшемуся наследнику престола, стало казаться, что он задружился с новой властью. Большевики, как водится, всё ему пообещали, но ничего не выполнили. Для них честного слова не существовало, а существовала только наука ненавидеть и истреблять.
– Революции делаются под знаком борьбы за свободу. Но именно либеральные революции потом приводят к рекам крови. Есть ли какая-то общественная прививка от революций, ведущих к насилию? В чём, на ваш взгляд, она заключается? И почему эту прививку не смогло выработать достаточно просвещённое дореволюционное российское общество?
– Людям свойственно обманываться, свойственно жить будущим. Лелеять, пестовать иллюзию – это склонность человечества, это и его спасение, и его слабость – надеяться, что будет лучше. Но когда выбирается не эволюционный, а революционный путь, как правило, лучше не становится.
Всегда приходят мерзавцы и ловчилы, которые отодвигают идеалистов-революционеров. Вступают в дело опытные «ловцы» – и душ человеческих, и ситуаций, и преимуществ. И они каким-то образом умеют так всё выстроить, что лучше от революции становится только им – узкой категории людей, а все остальные проигрывают. Майдан – типичное тому подтверждение. И революция, которая произошла у нас в 1991 году, – тоже типичное тому подтверждение. Я считаю, что это была именно революция, позже она тоже обернулась огромными жертвами. Я убеждена: если посчитать покончивших жизнь самоубийством, отринутых, преждевременно умерших, то будет очень внушительная цифра. И конечно, когда запускается маховик революции, когда запускается гильотина, то она не пощадит и самих революционеров. Сразу вспоминается вопрос философа Сергея Соловьёва: «…Почему же так бывает, что похороны Бога неизбежно обращаются в похороны самих похоронщиков?» Бог – это нравственное начало, это то, что удерживает человека от подлости и насилия, а революция – это всегда насилие, это всегда работающая гильотина. Так что нет никакой общественной прививки от революции. Как только ты похоронил человеческое в себе, научился ненавидеть, освоил эту науку разрушения – всё, будь уверен: ты – следующая жертва. И это было блистательно описано в романе Артура Кёстлера «Слепящая тьма».
– События 1991 года начинались с попытки эволюционного пути в 1985 году. Мы все помним, что 1985–1987 годы были годами общественного подъёма и большого оптимизма. Никто не мог представить 1991 года – Вильнюса, Баку, кучу умирающих стариков – весь этот хаос, который мы только-только начинаем преодолевать спустя 30 лет. Где была ошибка? Ведь у партии, у Горбачёва была такая колоссальная власть, что можно было бы влиять на все процессы в стране. Что случилось? Почему это всё развалилось, как карточный домик? Получается, произошло то же самое, что в 1917-м: не было прививки против тех негодяев, которые пользуются смутой?
– Вы знаете, для меня дело не только в негодяях, которые используют смуту. Революционеры иногда бывают настолько увлечены самой идеей, что за деревьями леса не видят...
Как раз в 91-м году я снимала фильм с Александром Николаевичем Яковлевым. В то время он был очень влиятельной фигурой: реформатор, секретарь ЦК КПСС, бывший посол в Канаде, соратник Горбачёва, затеявший с ним перестройку. Он был кумиром очень многих. Я испытывала к нему глубокое уважение и верила, что он, хорошо зная западный мир и прекрасно зная мир социалистический, станет подлинным архитектором перестройки. Когда я решила снимать фильм, я сказала ему: «Александр Николаевич, Фромм написал книгу «Дорога в рабство», а я хочу сделать фильм и назвать его «Дорога из рабства». И я хотела бы сделать вас проводником, сталкером в этом фильме. Потому что вы знаете два мира: вы были идеологом социалистической системы, а сейчас вы несёте другую идеологию. И я хотела бы понять, в результате чего вы пришли к другой идеологии». Его эта идея увлекла. Но чем больше я снимала, чем дольше мы беседовали, чем точнее я ставила перед ним вопросы, тем больше замечала, что он уходит от ответов, начинает говорить о чём-то другом. Я рассказала об этом мужу – он тогда работал в ЦK КПСС, был консультантом международного отдела ЦK, писал речи для высшего руководства страны. И он мне сказал: «Нина, он не хочет отвечать на твои вопросы. Он тебе начинает отвечать что-то другое не потому, что он не слышит. Он всё прекрасно слышит. Он даёт тебе понять, что на этот вопрос у него нет ответа или желания отвечать...»
Во время одного из съёмочных дней, когда мы были на квартире у Александра Николаевича, в доме у Белорусской площади, ему позвонил замминистра иностранных дел. Он сказал, что Ельцин предлагает ему возглавить Министерство иностранных дел Российской Федерации. Ельцин тогда создавал независимые от центра российские органы власти. И Яковлев сказал: «Не ходи к Борьке, не ходи». А сам потом к Ельцину пошёл. Пошёл и привёл с собой людей, которых называли младореформаторами и которым он верил. Почему им нужно было верить? У них что – был управленческий опыт? Нет. Это были либерально мыслящие ребята, замысел которых, как казалось, заключался в том, чтобы позаботиться о построении будущего общества, о судьбах людей… Но, как выяснилось, они заботились о чём-то другом. И свои подлинные заботы они сумели быстро реализовать. И люди это быстро увидели. Поэтому они отказали реформаторам в доверии.
Яковлев с Горбачёвым, казалось бы, готовили что-то светлое... Но потом началось зарождение хаоса, началась катастрофа, а после произошёл распад страны.
Когда позже, в октябре 1993-го, расстреливали законно выбранный парламент, страна пережила очередное чудовищное потрясение: пушки палили по своим же...
Яковлев рассказывал мне, что он изгнанник, что его выгнали в Канаду, потому что не хотели реформ. Он вернулся из Канады по приглашению Горбачёва, и они стали вместе придумывать, как реформируют этот строй и построят капитализм на российской почве. Но всё это делалось без учёта того, что здесь, в России, живут не канадцы, не японцы и не немцы. Здесь живут другие люди. Реформаторы попытались построить рынок, не учитывая ни национальный характер, ни 70 лет социализма. И рынок вышел дикий, грабительский, в общем, криминальный базар.
Это был тот самый пример, когда благими намерениями оказалась вымощена дорога в ад. Сначала был Горбачёв: новое мышление, гласность – говорите, что хотите. Потом Ельцин: вы поедете за границу, у вас будут свои машины, акции «Газпрома», вы станете владеть своими квартирами… Наступит капитализм, и невидимая рука рынка определит, кто будет победителем. Будет свободная конкуренция, и в рамках этой конкуренции у каждого будут свой дом и свой миллион. А с чем мы столкнулись в результате? С хаотичными представлениями о том, какое общество они строят, о том, какую форму примет в нём капитализм. А хаос в головах устроителей всегда оборачивается массовым хаосом в обществе. И начинаются разброд и шатания, драмы, пустые обещания, глубокие разочарования невыполненными обещаниями, движение к дефолту 1998 года... Опять обман, опять иллюзия, которая ведёт к очередному коллапсу.
– Сейчас начинается ползучая революция, связанная с интернетом, с невозможностью власти контролировать информацию. В тот момент, когда страна действительно стала подниматься после хаоса и развала 1990-х годов, обретать черты национальной независимости, началась атака против наших фундаментальных ценностей: семьи, церкви, традиционного уклада жизни... Однополые браки, распущенность, просто идиотизм – всё это подаётся под видом прогресса, возводится в культ свободы. На самом деле нам опять хотят под видом свободы продать рабство. Как вы к этому относитесь? Как нам вообще на это реагировать? Я вижу, например, что церковь оказалась не готова к атакам на православное мировоззрение. И мы сами оказались не готовы к тому, чтобы наши ценности, священные для нас понятия, защищать. Почему так? Как нам быть? Как бороться против этой «революции», которая не является революцией в полном смысле слова? Что с этим может сделать интеллигенция?
– У меня встречный вопрос. А можно ли рассчитывать на интеллигенцию? И когда расчёт на интеллигенцию оправдывался?..
Все эти новые ценности, кумиры и свободы – в самом деле не новые. Человечество через это уже проходило. Два самых либеральных города уже существовали на земле когда-то. Они назывались Содом и Гоморра. Там жили самые либеральные жители, там начали твориться такие вещи, что Бог туда даже направил ангелов-инспекторов. И, как вы знаете, закончилось это всё тем, что Бог сжёг это место и покрыл его такой солёной водой, что ни одна травинка не должна была там родиться. Это место называется Мёртвым морем...
«Либеральные» ценности – они от лукавого, они наполнены лукавством.
Например, интернет. Как-то раз вышел предновогодний выпуск журнала «Тайм», и на обложке, где они обычно размещают фото человека года, была просто наклеена глянцевая фольга. Читатель берёт журнал, на котором написано: «Человек года», и вдруг видит в этой фольге, как в зеркале, своё лицо. Ему говорят: «Это вы – человек года. Спасибо вам за то, что вы своим голосом в соцсетях определяете, как нам жить». Но на деле на ход истории и мировых событий влияют отнюдь не рядовые пользователи интернета, как мы понимаем, а совсем другие люди. Так осуществляется подмена, ловко завёрнутая во что-то блестящее, шуршащее и льстящее читателю. Это легко убаюкивает сознание.
И здесь вопрос к интеллигенции: а готова ли она отстаивать традиционные ценности? Тенденция к подмене ценностей – не только наша. Это мировая тенденция. Может ли интеллигенция объяснить опасность происходящего? Это вопрос ответственности. У нас в основном не социально ответственный бизнес. И, на мой взгляд, у нас далеко не вся интеллигенция – социально ответственная. Чем это закончится? Мне кажется, что хорошо никому не будет. Ни тем, кто ждёт либеральной революции. Ни тем, кто подстрекает к ней.
На мой взгляд, сейчас происходит антисемейная революция, когда человека специально разобщают с семьёй, потому что семья способна, как это ни странно, противостоять манипуляции. Один в поле не воин, но в семье вас уже как минимум двое, и человек уже чувствует себя защищённым. Поэтому против семьи сейчас ополчились очень многие. Они декларируют, что одному жить легче и лучше. Может быть, так оно и есть, но человек при этом становится игрушкой, его легче повести куда угодно и к чему угодно. Обратите внимание: в антиутопиях Оруэлла и Замятина семья и любовь запрещены. И неслучайно.
Основоположник гештальт-терапии Фриц Перлз придумал такую «гештальт-молитву»: «Я живу в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям, а ты живёшь в этом мире не для того, чтобы соответствовать моим. Ты – это ты. А я – это я». И эту молитву, в тех же США многие, взявшись за руки, бездумно повторяют, она стала новой религией. Это гимн отдельности. Но это и приговор людям, которые не готовы вступать в межчеловеческие отношения. И эта «молитва» в конечном итоге – погребальная, похоронная песнь, потому что человек – существо общественное. Человек не может быть островом. И эта «молитва» никого не лечит. Напротив, деформирует. Сперва – отдельного человека, но в конечном счёте – и всё общество. ′