Александр Чистобаев
Роман Сорокин. Производство облаков. – М.: Вече, 2025. – 155 с. – 2000 экз.
Весной 2025 года издан сборник стихотворений Романа Сорокина 2018–2024 гг. Даты в книге не проставлены: пришлось узнавать у автора.
Книга примечательна всем: и патриотической направленностью (этический знаменатель), и эстетической эквилибристикой (от игры слов: «…один фонарь у ноября / и тот под глазом / и я пишу от фонаря / под медным тазом» до использования редкого в современной поэзии приёма хиазма: «Не думает о Боге и судьбе, / поскольку знает о судьбе и Боге»).
Название сборника (для меня, по крайней мере) восходит аллюзией к гумилёвской метафоре цеха поэтов, а может быть, и к установкам соцреализма: «…плывём на корабле-заводе / по производству облаков». (Особенно к пролетарскому художественному методу отсылают подобные советизмы: «…ну а люди на стройке великой страны / не искали суровой сермяги».) Коллективный лирический герой противопоставляет «нас» греческим, а значит, европейским аргонавтам: «Отдайте море древним грекам, / а нам оставьте сотню рек, / мы доплывём по этим рекам / туда, где не был древний грек». Тут же обыгрывается выражение «Из варяг в греки». Перифраз «сотня рек» содержит в себе прозрачный намёк на Россию – страну из множества гидронимов.
В этом смысле патриотизм автора направлен на «сшивание» советской и православной России: «На кораблях краснеют стяги / серпа и молота союз. / Мы – Православные варяги / плывём «под сенью дружных муз». С другой стороны, автор или лирический герой находится в идеологической дихотомии: «Жизнь бывает и белой, и красной / (только белой и красной, увы)».
Противопоставление скупого русского пейзажа психопатическому европейскому натюрморту продолжается и в третьем стихотворении первого раздела, состоящего из сугубо патриотических текстов: «А у меня одна картина / на загрунтованном холсте: / скупая Русская равнина / в предновогодней наготе». Симптоматично, что уже на 9 й странице книги автор утверждает кольцевую композицию – фирменный сорокинский почерк: «Зияет ночь, скрипит берёзка, / перед тобой не видно зги, / и никаких чудовищ Босха, / способных вынести мозги».
В 4-м тексте (подавляющее большинство стихотворений Сорокина без названий) антитеза «наших» и «не наших», т.е. эмигрантов («нам же – тем, кто не уехал, / непонятна их тоска», переходит на историко-культурологический уровень – на авансцене Набоков. Правда, данный текст – один из лучших в сборнике – можно было и доработать, особенно во 2-й строке заключительного катрена: «Где лежит сачок на травке / (Видно, кто-то потерял) / И летает без булавки / Невесомый адмирал». Понятно, что сачок потерял автор «Машеньки», здесь нужна метафора или перифраз на Набокова. С другой стороны, образ «адмирала» многослоен – это и военный без родины, и эмигрант, спасшийся от преследований. Не случайно автор продолжает тему эмиграции в следующем стихотворении (их, конечно, надо было объединить в диптих по принципу присутствия Набокова в обоих произведениях, а не разграничивать), задавая несколько неловкий вопрос: «Зачем ты живёшь в эмиграции, сбежав от Гражданской войны?» В финальном катрене Сорокин уподобляет Набокова его же персонажу Лужину: «…но справиться с литературою / не сможешь и будешь в тоске / потерянной бледной фигурою / лежать на немецкой доске». Таким образом автор проводит довольно известную мысль о неотделимости творческого человека от отчизны. Отмечу, что в этом тексте также присутствуют реминисценции на разные культурные триггеры Набокова: бледная фигура – антироман «Бледный огонь», «царскосельские липы» – отсылки к увлечению Пушкиным и т.д.
Отмечу, что данные аллюзии, реминисценции и другие виды отсылок, как бисер, рассыпаны по всей ткани сборника. Тем не менее, несмотря на доминирующий патриотизм первого раздела, автор допускает такие промахи: «Удивительным образом образ войны». Игра слов и смыслов здесь не считывается, к сожалению, а считывается, на мой взгляд, речевая ошибка, которых – надо отдать должное автору – практически нет в сборнике, а потому они так выпячиваются на общем фоне. Ещё в одном стихотворении про Гагарина автор упоминает Форос, в котором отдыхает первый космонавт мира, но Форос ассоциируется только с одним событием – помещением под «домашний арест» последнего генсека 18 августа 1991 года. В связи с чем строки «Пусть герой заслуженно в Форосе от великой гонки отдохнёт» выглядят комично.
С другой стороны, некоторые строки достойны стать формульными, афористичными:
И увидеть первый снег
праздника Покрова:
снег в России – оберег
от всего плохого.
Второй раздел озаглавлен «Памятные точки» (становление лирического героя от детства до института) и, в общем-то, напоминает первый, поскольку детская жизнь автора вписана в единую жизнь отчизны. Сорокин посылает привет из 90-х с «Мурзилкой» и «Весёлыми картинками». Также этот раздел перекликается с первым и потому, что в нём продолжается антитеза России и Запада: «Я всё забыл: себя, страну и маму. / На этом месте – чёрная дыра. / Запомнил только пошлую рекламу, / пришедшую ко мне из-за бугра...»
Эпатажным и неприятным выглядит содержание текста, в котором лирический герой топил котят, особенно текст резонирует с панегириком любимой собаке, расположенным после. Отдельно отмечу посвящение «Старшей сестре»: диптих отличен от подавляющего количества стихотворений сборника и ритмом, и интонацией. Автор эффектно запечатлевает эпоху начала нулевых: «И вот когда твой мир завис / Над Гиппократом /А мы делили Бритни Спирс / Со сводным братом». С другой стороны, поэт не всегда умеет остановиться: на следующем катрене можно было и завершить произведение: «Мы взяли жизнь на абордаж, / И что отныне? / Живём как есть, а папа наш / Посередине».
Тем не менее особенно удавшимися выглядят строки с осовремененными мифологическими образами, вписанными в актуальность мегаполиса (особенно они приятны начитанному читателю):
В метро спускается Орфей
За юной Эвридикой
И там теряет свой трофей
В час пик при давке дикой.
Третий раздел посвящён птичьим мотивам («Орнитология»), и от него веет сплином, но и здесь автор ваяет сильный образ современного перевозчика душ: «…и Стикса нету, / и перевозчик многолик / (кладёт таблетку под язык, / а не монету)». Именно в этой части книги автор излагает своё поэтическое кредо, он поэт-созерцатель: «Мой друг мне говорит, что созерцатель / Не видит дальше носа своего. / Но кроме созерцания, приятель, / Мне больше и не нужно ничего». В процитированном стихотворении «В лесу» поэт приближается к экологическому видению Заболоцкого, несмотря на очевидное влияние поэтики зрелого Пастернака. Сравним: «Быть знаменитым – некрасиво», «Но надо жить без самозванства» (Пастернак) и «Не смотри на других надменно, не обманывай сам себя» (Сорокин). На стр. 70 автор открыто заявляет о своей преемственности: «о неужели мы одни, / Кто жаждет выползти из мрака / И ждёт единственные дни / Солнцеворота Пастернака?» Несмотря на весь пиетет Романа перед Леонидом Борисовичем, не могу не возмутиться по поводу следующего катрена: «Когда увидел меж постов сплошного шлака / репост живаговских стихов / Б. Пастернака». Хочу надеяться, что это маска лирического героя, а не личное мнение поэта, поскольку ему хорошо известно, что современная техника письма (да и искусство изящной словесности) ушла далеко от эпохи автора «Доктора Живаго».
Тем не менее поэт взвешенно подходит к вопросам известности и мастерства: «…этот факт / Скорее утешает, а не злит. / Вернее, успокаивает нервы / Признание того, что ты не первый / И не последний городской пиит». Данные строки любопытны и тем, что выбран эпитет «городской», тем самым Сорокин утверждает не только урбанистическую природу современной поэзии, но и тот факт, что литература окончательно ушла в столицы. С другой стороны, лирический герой – дитя природы, оттого приятно читать «Поздней осенью в робком смирении», в котором поэт находит продуктивный образ: лес сам сочиняет и по памяти рассказывает стихотворение. Данный образ свеж и функционален. Более того, автор убедителен в психологизме внутренних переживаний:
Октябрь. Внуково живёт
В быту хлопот, без потрясений.
К стеклу прижался самолёт,
Как лист оторванный осенний.
Для Романа Сорокина стихи растут не как сор из-под забора, они не вымученный труд: «когда слагаются стихи, как непростительная слабость». С другой стороны, он понимает, что «войти в учебники – мечта естественная, но при жизни слава и тщета сливаются в одно». В связи с чем хочу пожелать автору всё-таки войти в учебники.
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Роман Сорокин – поэт, драматург, артист и режиссёр Московского театра поэтов Влада Маленко. Родился в 1987 году в городе Малая Вишера Новгородской области. Окончил Театральный институт имени Бориса Щукина (курс П. Любимцева). Автор четырёх поэтических книг, а также сборника стихов и прозы «На окраине Вселенной». Финалист национальной литературной премии «Слово», лауреат литературной премии партии «Справедливая Россия – За правду», премии имени А.Б. Чаковского «Гипертекст» и др.