После крушения СССР западная цивилизация провозгласила себя единственно передовой и прогрессивной. К чему привело навязывание её законов и правил государствам, объявленным зонами жизненно важных интересов США и их союзников, сегодня уже понятно. В настоящее время мы наблюдаем результаты полного подчинения «западным ценностям» на Украине.
Что же такое «западные ценности»? Каковы могут быть последствия их повсеместного доминирования? На вопросы «ЛГ» отвечает ведущий научный сотрудник Института восточных рукописей РАН, доктор исторических наук, писатель Вячеслав РЫБАКОВ.
– В последнее время набирает силу представление о том, что существуют цивилизации доминирующие и цивилизации маргинальные. Как вы относитесь к подобным взглядам?
– Нынче слово «цивилизация» только ленивый не употребляет, и при этом кто во что горазд. Скоро, глядишь, если в соседних квартирах живут библиотекарь - трезвенник и безработный алкоголик, станут говорить, что на одной лестничной площадке конфликтуют разные цивилизации, причём каждая стремится к доминированию...
Конечно, критерии вычленения цивилизации требуют очень серьёзного научного разговора. Применительно к современному миру самым правильным будет обобщить так: цивилизация — это ареал и продукт распространения определённой мировой этической религии и выросшей на её базе культуры. Исламская цивилизация, буддийская цивилизация, православная...
Доминирование же – это господство. Давайте спросим себя: а зачем цивилизации господство?
– Ну... вероятно, тут некий естественный процесс. Конкуренция...
– Конкуренция – это стремление опередить остальных при движении к некоей цели. Пытаясь что-то объяснить конкуренцией, мы с ходу предполагаем, что цель у всех одна, и все только к ней и стремятся. А так ли это?
Если же цели разные, конкуренции просто не может возникнуть, даже оперировать этим понятием не имеет смысла. И если возникает силовое взаимодействие, его надо объяснять иными причинами.
– Вы меня совсем запутали... Уж с конкуренцией всё казалось понятным…
– Такое понимание опаснее непонимания. В его основе – милое всякому простому уму непризнание возможности существования равноправных ценностных альтернатив. Я хочу доминировать – стало быть, и все хотят. Если мне мешают – стало быть, со мной конкурируют.
– А разве не так?
– А представьте себе того, кто ни сном ни духом не собирался конкурировать, но ему другие просто мешают быть собой. Он ощущает давление. И чем сильнее он хочет быть собой – тем давление сильнее. Что он должен думать? Волей-неволей он придёт к выводу, что его непонятно за что ненавидят и хотят сжить со свету просто за то, что он есть.
– Да, так тоже бывает. Попробуй потом объяснись друг с другом и докажи, что ты не верблюд...
– Беда в том, что верблюд пожирней и посильней даже до доказательств не снизойдёт, а просто возмутится: как это меня какой-то верблюд не слушается? А тот верблюд, теперь уверенный, что его ненавидят, непременно ответит взаимностью. И действовать будет соответственно. И раньше или позже вызовет ответную ненависть. Какая уж тут конкуренция...
– А в чём, собственно, разница между конкуренцией и враждой?
– С конкурентом можно договориться к обоюдной выгоде. С ненавистным врагом договориться нельзя ни о чём.
– Хорошо. Но какое это всё имеет отношение к цивилизационному доминированию?
– Давайте ещё на один простой вопрос сначала ответим. Полезно ли доминирование для того, кто доминирует?
– В каком смысле?
– В самом прямом. Умнеет или глупеет человек, который господствует? Становится богаче духовно или беднее? Не зря ведь говорят, что власть развращает. Но и того хуже: она оглупляет.
Что такое господство? Это неравновесие связей. От меня к остальным приказы, от остальных ко мне – рапорты об их выполнении. Если кто-то их не исполняет, я рано или поздно, особенно если я напыщенный болван и мой образ жизни, мои ценности представляются мне универсальными, заподозрю его в том, что он сам мечтает отдавать приказы, то есть метит на моё место. Если мне скажут, что он вообще думает совсем не об этом, а, например, душу свою спасает, я непременно начну подозревать его в коварстве.
В итоге картина мира в моей голове станет чрезвычайно упрощённой, а на реальные вызовы, на сложности и неурядицы, я буду реагировать всё более неадекватно. Если в мире что-то не так – стало быть, меня просто плохо слушаются, надо приказывать пожёстче и наказывать за неисполнение построже. Раньше или позже я стану полным дебилом и для всех окружающих – обузой.
– Ну, это азы теории обратных связей!
– Именно. Тот, кто господствует, перестаёт развиваться. И чем выше степень его господства, тем быстрее он ороговеет. Если рядом с тобой нет равноправного и уважаемого тобою иного субъекта – ты обречён на духовное вырождение. Любое твоё заблуждение, любая ошибка, любое извращение будут доведены до предела, до абсурда, до катастрофы.
Именно так время от времени гибли или оказывались на грани гибели многие цивилизации. И спасались они тем, что можно для простоты назвать «цивилизационными присадками». Напрочь утративший смысл и перспективу развития Рим был спасён присадкой христианства и дал Европу и Византию. Христиане покорили Рим силой духа – то есть тем самым, чем Рим когда-то по праву гордился и что он к тому времени напрочь утратил. Окостеневший за пару тысяч лет безальтернативного циклического развития в изолированном углу Евразии конфуцианский Китай был спасён европейской присадкой. Прокисший, погрязший в коррупции, безнадёжно архаичный, он у нас на глазах, по историческим меркам мгновенно, начал всерьёз претендовать на возвращение себе утраченного несколько веков назад статуса ведущей державы мира. Потому что Европа в какой-то момент оказалась для Китая идеалом технического всемогущества, всемогущества средств, благодаря которым можно добиваться своих, исконно китайских целей. Экономические успехи СССР в начале 30-х годов прошлого века изрядно впечатляли пришибленный кризисом буржуазный мир. И когда Рузвельт провозгласил «новый курс», социалистическая (я бы даже сказал – сталинистская) присадка депрессивную Америку просто спасла.
– То есть, если даже доминирование некоей цивилизации окажется реальностью, это станет гибельным в первую очередь для неё самой?
– Именно. Вот только уточнение «некоей», на мой взгляд, отдаёт сегодня неким политкорректным лукавством. Как в анекдоте. Сели играть в преферанс медведь, лиса и заяц. Сдали карты, тут медведь и говорит: «Только давайте сразу условимся. Если кто-то из нас попробует жульничать, я сразу буду бить по морде. Вот прямо по хитрой рыжей морде».
О господстве какой из ныне сосуществующих на планете цивилизаций идёт речь? Я совершенно не представляю себе, например, глобального доминирования буддизма. Он для этого слишком отрешён от мирской пыли, от злобы дня. С другой стороны, ислам, может, и был бы не прочь, он об этом, собственно, в лице далеко не лучших своих представителей заявляет прямо... Но, положа руку на сердце: съесть-то он съест, да кто ж ему даст? У исламистов для этого нет никаких реальных возможностей. Взрывать троллейбусы и править миром не одно и то же.
О господстве, скажем, православной цивилизации речи вовсе нет. С одной стороны, она на это не претендует, потому как долго и нелицемерно вытравливала собственную юную агрессивность, с другой – у неё нет для этого экономических и военных ресурсов.
Для господства нужны желание и возможность. Поэтому вопрос о господстве какой-либо цивилизации в глобальном масштабе, если быть честными, надо задать так: способна ли к глобальному господству евро-атлантическая цивилизация? И если способна – хорошо ли это?
– Но всё же вы признаёте стремление исламской цивилизации к доминированию? Стремление, по вашим же словам — неприкрытое и, что греха таить, реализуемое порой весьма жёстко?
– Я мог бы много говорить о том, что доминировать даже сейчас стремится отнюдь не вся исламская цивилизация, или что стимулом тут не собственное стремление к господству, а страх навеки остаться под чужим господством...
Но не буду углубляться в частности, важнее другое. Идиотское стремление подавить всех иных возникает на определённом этапе развития любой цивилизации. И знаете, какой это этап? Это перегиб, переход от архаики к модерну. Переход от простого мира, в котором никого, кроме тебя, нет, к сложному, когда тебе открывается всё его многообразие, вся перепутанность и взаимозависимость несхожего в нём. А в определённом смысле – и вся его безнадёжность, потому что никто никому не может доказать своей абсолютной правоты.
Архаичные замкнутые миры очень просты, в каждом из них все живут по единым правилам. Но постепенно перед людьми открывается ошеломляющая, обескураживающая картина: оказывается, бывают иные боги, иные справедливости, иные правды. И это, вот ужас-то, – не преступно! Мир теряет ясность, люди не знают, что петь, как любить, кому подчиняться. Первой реакцией на это безобразие является стремление закрепить собственные обычаи жестокими мелочными законами и посредством внешней экспансии покорить или истребить всех иных. Чтоб не отсвечивали. Тут чистая психология.
Часть исламских стран находится как раз в точке перегиба. Что отнюдь не делает их уродами. Неторопливый, живущий на отшибе Китай значительную часть этого этапа прошёл ещё в имперские времена, ограничиваясь распространением своей культуры: календарь, письменность, структуры администрации... Припозднившаяся Япония дала остервенелый милитаризм первой половины прошлого века. В Европе опоздавшая к разделу мира Германия дала нацизм, Россия – сталинизм. Все эти страны, пройдя фазу перехода, уже в тех или иных формах смирились с плюралистичностью мира и более или менее успокоились. Каждая, разумеется, по-своему, потому что разнообразие культур и традиций никуда не делось.
Волею истории первыми этот этап прошли Англия, Франция и США. Ого-го что вытворяли эти страны на протяжении по меньшей мере трёх веков! От угрюмых жестокостей Кальвина до террора кромвелевского и якобинского, от геноцида до работорговли... Но к нашему времени эти страны давным-давно миновали переход, вроде бы должны упиваться плюрализмом. В чём-то это так и есть. Хотя и сам этот плюрализм уже становится гротескным.
– Ну, это в конце концов их проблемы!
– Так, да не так. В своё время Макс Вебер разделил цивилизации на те, что уходят от мира, приспосабливаются к миру и преобразуют мир. Уходит от мира – скажем, буддийская. Приспосабливается к миру – скажем, конфуцианская. Ну а самая-самая правильная, эффективная и гордая – западноевропейская, конечно. Фаустовская: узнать, понять и применить! Она мир преобразует. Всё бы ничего, но мир не беспределен. Если его так вот преобразовывать под себя, можно в конце концов остаться вообще без него.
Единственная цивилизация, которая всерьёз грозит исчерпать ресурсную базу мира, – именно евро-атлантическая цивилизация и те, кого она втянула в свою игру.
Но она и не втягивать не может! Её существованию грозят не столько географические, геологические и экологические ограничения, сколько экономические.
Стабильность этой цивилизации зависит от её способности без конца придумывать и навязывать новые виды товаров и услуг. Расширять сбыт, увеличивать потребление. Меньше покупают – безработица – социальная нестабильность... А тут и красные флаги подоспеют! Переработка мира в сырьё и людей в потребителей должна нарастать день ото дня. Стоит процессу запнуться, сия цивилизация загремит в тартары. Если же она окажется к тому времени господствующей, она всех утянет за собой!
– Ну, вы просто всех собак на несчастных «евроатлантов» навешали...
– Я же не нарочно. Именно у них мы видим желание господства, возможность господства и объективную необходимость господства для продления собственного существования. Окажись реальной угроза господства, скажем, конфуцианской цивилизации – я бы разбирался с нею. Но покамест такая перспектива выглядит довольно абстрактной. Кто реально претендует на гегемонию – тому и внимания больше.
Парадокс в том, что евро-атлантическая цивилизация, давно пройдя этап естественно-психологического навязывания себя миру, вынуждена вновь навязывать себя уже по новым, экономическим причинам. А для этого первым делом вновь нарочито упрощает вселенную и тщится превратить избирателей, поумневших было несколько десятилетий назад, обратно в средневековых подданных, для которых мир чёрно-белый. Плохие парни и хорошие парни.
Объявив свои ценности и приоритеты универсальными и общечеловеческими, «евроатлантисты» одним махом сами себя оставили в культурном одиночестве. И сразу столкнулась с превращением собственных малозначительных особенностей в буйные мании, невинных причуд – в агрессивную нормативность. А это порождает взрывоопасную смесь, когда накладывается на одну из основных парадигм европейской цивилизации – культ свободы.
Во второй половине прошлого века и в научных, и в научно-популярных текстах, и беседах оживлённо дебатировалось загадочное молчание Вселенной. Почему мы не наблюдаем признаков деятельности обогнавших нас на века сверхцивилизаций? Почему мы не находим бесспорных свидетельств посещения нашей планеты инопланетянами?
– Почему же?
– Одной из самых мрачных и притом наиболее банальных отгадок была та, согласно которой всякий разум губит себя в термоядерных войнах. Но последние десятилетия и даже годы недвусмысленно намекают на возможность куда более реалистичного объяснения. Так сложилось, что западная культура представляет себе социальный прогресс как нарастание количества свобод. Если вчера что-то было нельзя, а сегодня стало можно, стало быть – мы развиваемся, идём в правильном направлении.
Но усложнение социально-экономической реальности приводит к тому, что на самом деле зависимость человека от общества растёт. Каждому нужны водопровод и канализация, банкоматы и аптеки, бензоколонки и Wi-Fi... И всё это требует оплаты. Со всеми своими правами, свободой слова, вероисповеданий и собраний человек, не способный оплатить комфорт и удобства, – ничто. Поэтому прогресс приходится имитировать. Сменившая относительно недавнюю сексуальную революцию, происходящая на наших глазах гомосексуальная революция является очередным этапом имитации социального прогресса. Свобод становится больше – стало быть, всё в порядке, мы прогрессируем.
– Как бы...
– Иллюзию увеличения свободы и расширение спектра услуг приходится создавать и поддерживать за счёт дискредитации и снятия физиологических и этических табу, выстраданных тысячелетиями борьбы человека за существование.
Невольно вспоминается старый анекдот: нет, атомной войны не будет, но будет такая борьба за мир, что никакой войны не понадобится. Только в нынешней ситуации в эту формулу вместо борьбы за мир следует подставить борьбу за права человека.
Цивилизационный очаг, породивший систематизированную науку и машинное производство, на какое-то время увеличил технологическое могущество разумного вида, его способность противостоять природе и тем самым – его шансы на выживание.
– То есть пришла пора «цивилизационной присадки»?
– Это становится всё более очевидным. Тужась сохранить свою экономическую модель неизменной, евро-атлантическая цивилизация агрессивно насаждает губительные для человеческого вида биологические аномалии и, таким образом, уменьшает вероятность его дальнейшего существования.
Беседу вёл Владимир КРОТОВ