Пройти вратами тесными

Комбат

Завела меня моя дорога
В одну деревеньку заброшенную,
Возле дома трава нескошенная
И черёмуха до порога.

Хозяин – крепкий, высокий старик,
Похожий на древнюю скалу,
Плохо слышал и сразу перешёл на крик,
Когда приглашал к столу:

– Эй, парень, что ты встал, как неродной?
Намаялся, поди, по бездорожью?
Проходи, садись, и выпьем давай с тобой –
Сегодня мне можно.

А ты, старуха, плесни-ка ему бульона,
И мясца, мясца ему положи,
Я ему расскажу, как был командиром батальона,
Как я Родине послужил…

И я не отказался от угощенья,
И от полного стакана,
Только попросил у хозяев прощенья
За то, что пришёл незвано.

Мы досидели почти до полуночи
В светлой просторной избе,
И старик, как распалившийся юноша,
Рассказывал о своей судьбе…

– Я был рядовым триста седьмого, гвардейского
Краснознамённого полка,
Там служили и буряты, и русские из семейских,
И часто ели мы из одного котелка.

Но в сорок третьем году
Я был легко ранен и отстал от своей части,
И я – через пятьдесят лет не пойму –
На горе своё или счастье.

Но я был молодым и закрутил роман
С одной санитаркой из медсанбата,
И она излечила меня от ран,
И ответила на любовь солдата.

Но однажды один сержант её оскорбил
Глупой, сердитой шуткой,
Так я этого сержанта чуть не убил
Медной, солдатской уткой.

Ведь я молод был – хотело тело,
Я, как тот пострел, – везде успел,
Хорошо, что этому пострелу
Выдали штрафбат, а не расстрел.

Я ведь с детства был такой бедовый,
И шалил, и дрался во всю прыть,
И порою лишь ремень отцовый
Мог меня на время усмирить.

А отец мой был сердит и мрачен,
Ему в спину тыкали: «Кулак!»,
В тридцать третьем году отца раскулачил
Бывший его батрак.

Да и не могла терпеть новая власть
Людей, мало в неё влюблённых,
Она и позволила ему пропасть
В местах, не столь отдалённых.

И я их любил не больше, чем лепёшку коровью,
И даже презирал их, когда
Они мне сказали: «Смой позор кровью,
В свои молодые года».
И трибунал отправил меня за Северный вал,
В таёжные каменоломни,
Но в какой конкретно местности воевал,
Я не запомнил.

А в 44-м, в болотах под Ленинградом,
Когда канонада била в лицо,
Был приказ – наступать на фашистского гада
И разорвать кольцо.

Когда в воздухе запахло гарью
На утреннем построении:
«Эх, не жди меня к ужину тётка Дарья!», –
Прокричал кто-то в обратном для нас направлении.

Нас всех построили по росту,
Нас было восемьдесят девять солдат,
А тот, который был девяностым,
Был комбат.

Он рассказал нам нашу задачу,
Ломая сухую ветку,
Мы должны были наудачу
Идти в разведку.

И мой напарник, русский, но из Риги,
Вдруг сказал мне, глядя наперёд:
«Никогда мне больше не увидеть,
Как в саду черёмуха цветёт».

Я ему ответил:
«Рано брат горевать,
Ты ещё врага не приметил,
А уже решил умирать».

Мы пошли неровным строем,
И командир растянул нас в цепь,
Это называлось разведка боем,
А перед нами лишь голая степь.

Лишь вражьи окопы впереди чернели,
Да блиндажи высились, как холмы,
И мы бежали, подобрав полы шинелей,
Как бездушные тени бежали мы.

Мы бежали по мягкой земле, как стадо,
Лишь ругаясь и матерясь,
И кто-то из нас то и дело падал
В весенние лужи и грязь.

А потом, задыхаясь и шатаясь от усталости,
Переходили на шаг,
И немцы не стреляли, словно из жалости,
Обстоятельный был у нас враг.

Но мы бежали, уже надеясь
Добраться до вражеских рубежей,
И фашист открыл по нам огонь, аккуратно целясь,
Из всех миномётов и блиндажей.
И взрывы вспучили эту грешную землю,
И пули рвали грешные наши сердца,
И души, подхваченные этой кровавой метелью,
Сразу летели на небеса.

И в полчаса не осталось ни одного живого,
В живых остался лишь я – молодой солдат!
Так, по уставу от сорок второго,
Я был комбат.

Я очнулся в холодной луже,
Когда над степью плавал могильный смрад,
И хотя я был тяжело контужен,
Я был комбат!

Эй, старуха, плесни-ка ещё бульона
И не ворчи, ведь сегодня мой день,
Молчать! Когда говорит командир батальона,
А не какая-нибудь хренотень!

Хоть меня и не представили к награде,
Пусть я знамени не целовал,
Но, я – комбат, хоть ни на одном параде
Никто мне чести не отдавал.

И я прошёл дорогой ваших отцов
И выжил там, где сгинули миллионы,
Ведь я жил за восемьдесят девять бойцов
Моего погибшего батальона!

Я не знаю, как бы сложилась судьба
Не отстань я тогда от части,
И теперь через многие свои года
Я скажу тебе – я был счастлив!

Я выжил в той атаке, то есть разведке боем,
Хоть и был контужен,
И Богу, перед которым они предстали единым строем,
Я тогда ещё не был нужен.

Я прошёл всю войну и выжил,
И вернулся домой без единой ссадины,
И победной весной я черёмуху посадил
В своём палисаднике.

И с тех пор я каждой весне
Кланяюсь, как самой новой и самой последней,
И, видишь, как ветка черёмухи заглядывает ко мне
Через переднюю.

У меня выросли дети и внуки,
И правнуки на подходе,
И пусть болят у меня и ноги и руки,
Я живой ещё вроде.

Я не знаю, где бы все они были,
Имею в виду своих внуков и правнуков,
Если бы меня тогда убили
Или лишили главного.

Вот за то, что жил и много видел
И за то, что говорю с тобой,
Давай выпьем, парень,
Давай выпьем,
По хорошей дозе, фронтовой.

Что же друг!
А ведь и ко мне приходит время ядрёна,
Когда и мне пробьёт последний набат!
Я пойду вслед за своим батальоном,
Ведь я – комбат!

И там, где уже не ждут почтальона,
Там, где остались погибшие за Русь,
Я с каждым солдатом из своего батальона,
Как с братом родным, обнимусь! 

***
1
В бабушке внучка узнала себя:
Ткнула пальчиком в старое фото:
«Вот она – я!».
Словно знакомый фильм назад перемотан.
2
Сегодня бабушка поговорила с трёхмесячным внуком,
который что-то лепетал в трубку,
словно передавал привет от умершего мужа.
3
Разлился багровый закат...
Я пью его, как пьёт охотник свежую кровь изюбра.
4
На берегу присели с любимой.
Сверкнула зарница, как фотовспышка.
Фотограф! Когда получить фотографии?
5
Заворочалось, заворчало что-то во мне,
наружу просится,
я, как женщина перед родами,
невнимательным стал –
ждут опять меня муки рожденья...
Но боюсь, что опять
мне по белому свету
с убогим ребёнком ходить.

***
Мы дождь переждали под одним навесом…
Ты пошла дальше полем, а я – лесом,
Ты жизнь прожила в полях, а я – в лесах,
Мы, может, с тобою встретимся – на небесах.