Игорь Никольский
Родился в 1989 году. Публиковался в «ЛГ», «Авроре» и других изданиях. Автор книг «Каждый из нас» и «Поскольку наступает високосный…». Победитель конкурса экспромтов Aperto Libro, конкурса «Русские рифмы». Финалист чемпионата поэзии им. В.В. Маяковского, фестиваля «Всемирный день поэзии».
* * *
Кофейный сумрак. Тихая Коломна.
Рассвет вот-вот. Огни на проходной.
Ноябрь зашевелился, полусонный.
Гудит завод, спокойный и бездонный,
Цеха кряхтят, принявши по одной.
Река так безучастна и красива,
Что хочется нырнуть и не всплывать.
Прикуриваю на ветру с залива,
И пламя улыбается игриво,
И ветер хочет пламя отобрать.
Кадык луны. Созвездий блеск и перхоть.
И небо шепчет из последних сил,
О том, что скоро будет не до смеха
(В заливе тонет призрачное эхо),
О том, что как бы я ни голосил,
Но всё живое, что во мне осталось
Нетронутым, – всё присказка и блажь.
И эта поэтическая шалость,
В моём мозгу коряво отражаясь,
Дополнила бессмысленный пейзаж.
Проход между цехов уныл и чёрен,
И чёрен кран, что в холоде поник.
И как бы ни был смел я и упорен,
Но снег с дождём потоком скользких зёрен
Ссыпается с небес за воротник.
Не летопись, а лишь кривая пропись:
Вот мысли о невечном, ветродуй,
Вода, решётка… прошлое отбросив,
Спешу с трамвая в светлый, тёплый офис,
Прихлёбывая кофе на ходу.
Щелчок
Безликих звёзд белёсая пыльца.
Окна прямоугольная прореха.
Я щёлкнул зажигалкой у лица –
И двор ответил мне каскадом эха.
Щелчок. Я вижу прошлое. И тень
Из-за плеча мне что-то тихо шепчет.
Воспоминанья в вечной суете
Опять ко мне слетаются на вече.
Щелчок. Я вижу старую любовь,
Что ветошью висит на гордом шпиле,
И стойкий аромат её духов
Никак не растворится в вечном штиле.
Щелчок. А вот и чёрный человек,
Меня нашедший в дебрях коммуналок.
И вроде не есенинский мой век,
А я пред ним всё так же слаб и жалок.
Щелчок. Щелчок! И эхо во дворе
Играет на гигантских кастаньетах.
Сплясать бы! Только в сизом ноябре
Не попадаю в ритм – ни то ни это,
И шаг мой невпопад, и болеро
Я танцевать, по правде, не умею...
А дым проходит сквозь моё нутро,
Ломая рёбра, сердца не жалея.
И, стоя у окна, несчастный шут,
Я слушаю летящие трамваи,
В ночи воспоминаньями дышу
И пепельницу ими набиваю.
* * *
Шальные мысли все глухи,
И вечер тишиной отмечен,
И хочется писать стихи,
Да только не о чем и нечем.
Снаружи – сонный стук колёс,
Снаружи – снег в моём апреле
Из неба тёмного желёз
Сочится грязной акварелью.
Заварен чай. Бормочет блюз.
Метель поглаживает крыши.
Полуоткрыв оконный шлюз,
Сквозь шорох я могу расслышать,
Что карантин, сухой закон,
Любви разорванные чётки
Сейчас поставлены на кон,
Который выиграл – и чёрт с ним.
Во сне моргнул фонарь косой,
Какой-то мыслью растревожен.
Надрезан света полосой,
Тихонько сбрасываю кожу.
* * *
Пустота не молчит. Пустота никогда не молчала.
Конструируя самое важное в жизни начало,
Мы услышали что-то сквозь грохот и шорох помех.
Стало ясно, что нет ни пределов, ни альф, ни омег.
Пустота говорит. Пустота заполняет наш разум,
Произносит спокойно ту, самую главную, фразу.
Вторит лётчик: «Поехали!» В небе застыли огни.
И звезда поднимается ввысь из казахских равнин.
Пустота рассмеялась, приветствуя вести с Востока.
Наблюдала за первым витком, вездесуща, стоока.
Лётчик пил из горла невозможную чёрную ширь.
Вот чего не хватало для русской бескрайней души.
Пустота была рядом всегда – в наших мыслях и генах.
Вот о чём тебе дед говорил в непонятных легендах,
Вот что скрыто в подвалах, в спецхранах и в монастырях.
Перерублены цепи, ржавеют в земле якоря,
Мы опять начинаем поход за незримым и новым.
Пусть скулят за углом, что они к Пустоте не готовы –
Мы идём к ней спокойно, как древний пророк – по воде.
И когда-нибудь все растворимся в бескрайнем нигде.