«ЛГ» в № 6 приводит высказывание Алексея Цветкова, начинающееся словами: «Обрекая себя на русскую духовность…» И не так уж важно, чем завершает живущий в Праге А. Цветков свой пассаж. Неприятно уколола фальшь в начале фразы. Попытался уразуметь своеобразие логики пана Цветкова, пошёл «методом от противного», заменив одно из слов антонимом: «Обрекая других на русскую духовность…» Забавно получается. Или вот вариант: «Обрекая себя на нерусскую духовность…» Такое даже комментировать не могу в силу присущей мне политкорректности. А если просто: «Обрекая на духовность»? Именно неказистое сочленение деепричастия и существительного коверкает смысл. Не смысл сказанного поэтом Цветковым – его посыл как раз адекватен синтаксису. Искажается изначальный смысл творчества и самой культуры, поскольку обрекать можно лишь на бездуховность.
Дискуссия, инициированная «Литературной газетой», позволяет каждому определиться, на чьей он стороне в этой «войне смыслов». Может быть, и впрямь пора сдать в утиль духовность? Это, право, и комфортнее, и гораздо выгоднее, чем упрямо мёрзнуть в окопах позиционных боёв за русскую литературу. Но что-то нам всё-таки мешает воткнуть штык в землю…
Многое объяснено в открывающей дискуссию статье А. Ивантера, который справедливо пишет: «На культурном поле нашем растёт всякое». Это правда. Возделанная предшественниками почва благодатна. Оглоблю воткни – и та зазеленеет. И, как выясняется, необязательно уезжать из страны, чтобы заменить поднадоевшую отечественную духовность великой чешской или, скажем, не менее прославленной словацкой духовностью. А ещё лучше – почувствовать себя вовсе от неё свободным.
Примеры экзальтированно-радостного одичания, к сожалению, легко найдутся в России, причём не только в столице, но и у нас, на литературной периферии. Вдалеке от издательств и журналов федерального значения, в сторонке от нескончаемого тусовочного праздника выставок-презентаций-премий местечковая ненависть к культуре предстаёт в лабораторной чистоте, без примесей.
Рассмотрим под микроскопом провинциального дикаря от литературы. Вот он бредёт по родному городу, ковыляя среди колдобин разбитых тротуаров, потягивает пиво из жестянки, поминутно поправляет на плече зачехлённую гитару, символизирующую его неувядающую молодость и нерастраченный творческий потенциал, несёт в подарок знакомому книжечку своих стихов. Перевернём пинцетиком несколько страниц этого издания, рассмотрим морфологию «актуальных текстов» на примере почти анонимного, безвестного литератора, дабы не задеть самолюбия увенчанных лаврами модных писателей. Кстати, соблюдая научную объективность, отметим: наш подопытный юродствует в бездуховности бескорыстно, без какой-либо надежды быть чем-либо увенчанным, что выгодно отличает его от алчных и тщеславных особей, чей ареал обитания приближён к мегаполисам. К тому же «замкадыш» не настолько нежен и раним, как его столичные единомышленники, избалованные вниманием прессы, считающие прогулку по Бульварному кольцу в сопровождении специально проинструктированного полицейского эскорта высшим проявлением воли и гражданского мужества.
Мы, провинциалы, не наделены столь деликатным душесложением. Мы привыкли сразу получать по мордасам и от хулиганья, и от полиции, и от московского начальства, искренне не понимающего, почему мы, бестолковые, никак не заживём в достатке под сенью гражданских свобод и благ цивилизации, и от представителей либеральной оппозиции, разъезжающих по просторам родной страны с лекциями о том, как нерасторопным обитателям медвежьих углов испытать наконец драйв и кайф бытия. Получим, стало быть, мы своё, потрём лапой ушибленное место и чапаем дальше по тем же разбитым тротуарам, заливая горюшко тем же пивом.
Впрочем, пора уже открыть имя субъекта, столь коварно и жестоко обречённого нами на вивисекцию. Ну, не имя… Погоняло постмодернистское. Зовут его Иван Бадхи, а книга, которой он одарил современников и которую завещает потомкам, называется «Жажда», и с первых же страниц обнаруживается, что автор черпает вдохновение… из канализационных стоков. Иван Бадхи считает нужным рассказать нам о том, как мочится с балкона на крыши соседних домов, как нравится ему разглядывать мир «сквозь щели туалетной двери» и т.д., и т.п. Видимо, психиатры владеют терминологией для описания выявленной патологии, но мы-то должны говорить не о диагнозе, а о творческих интенциях претендента на звание поэта! А как, скажите на милость, сохранить собственное психическое здоровье, столкнувшись с таким, мягко говоря, неожиданным образом лирического героя:
Закрывшись на щеколду утром,
Он наслаждается собой.
Духовную или другую пищу
Он исторгает из себя.
Одну в трубу, другую в книгу…
Эта обезоруживающая откровенность исчерпывающе характеризует автора. А пока мы недоумеваем по поводу результатов анализа (так!) литературных испражнений Ивана Бадхи, тот окатывает нас ещё одним мерзким потоком – потоком площадной брани. Очередное свинство нас уже не слишком удивляет: перенесение в книгу слов, накарябанных на стене общественного туалета, видимо, считается нормой среди «актуальных поэтов» (особенно пикантно, что и «поэтессы» стараются пропищать свою партию в хоре матерщинников)!
Другой бы на этом прервал эксперимент, выбросив книжку Ивана Бадхи на помойку, но мы проявляем свойственную учёным самоотверженность, тем более что исход опыта недалёк и предсказуем. Автор сборника «Жажда», дабы никто не усомнился в его преданности идеалам «современного искусства», спешит зычно провозгласить:
Что уж тут скорбеть?
Нажраться водки, песни петь.
Подзадорив себя этим девизом, Иван Бадхи обливает читателя третьим валом постмодернистской мути – потоком спиртосодержащих жидкостей. Как ни смешно, но создатели «современной литературы» искренне считают, что любая их пьяная выходка настолько забавна и уникальна, что о ней непременно следует проинформировать читателя.
Забвение человеческого образа, помрачение ума, добровольное сладострастное самоуничижение, постоянное расчёсывание своих болячек, потрава всего, о чём можно было бы сказать звенящим нравственной высотой русским языком, – это и есть цель многочисленных цветковых, где бы они ни жили. И это именно то, чего сегодня многие и в России, и за рубежами её ждут не столько от русского писателя, сколько от читателя. Такую модель поведения навязывают всему народу, ловко подталкивают его на путь перманентной житейской бездуховности, подпитывая финансами псевдотворчество и упрямо высвечивая псевдосовременность прожекторами, софитами, рампой... И тут уж необходимо перевести разговор о современной литературе из эстетической плоскости в разряд этических проблем.
Действительно, существуют у нас целые министерства, возглавляемые «актуалистами», умеющими настолько артистично воровать вверенные им средства, что разум отказывается вместить масштабы расхищенного.
Постмодернисты от космической отрасли, дабы скрыть украденные миллиарды, запускают игрушечную ракету, которая креативно шлёпается в воды Мирового океана. Дорожно-строительные концептуалисты возводят одноразовые шоссе, размокающие при первом же сильном дожде. Вот это перформанс! А насколько высокохудожественно пытают наши полицейские попавших в застенок сограждан!
А разве совращение несовершеннолетних посредством ЕГЭ – это не организованное и профинансированное государством освобождение от духовности? А что может быть ближе уставшему от принуждения к культуре сознанию, чем пьяный автомобилист-убийца?
Трудно найти для современной литературы более достойную и благородную задачу, чем развенчание самодовольно-ограниченной личности, привыкшей пренебрегать обязанностями и прятаться от труда за рассуждениями о безграничности своих прав. И абсолютно нетерпимо, что иногда литератор сам обращается в такую личность.
Только прекратив капризное нытьё по поводу того, что нас «обрекают на духовность», мы получим возможность с интересом сравнивать «тамбовскую» да «орловскую» беллетристику, рассуждать об особенностях творческого процесса в литературной метрополии и в её многочисленных колониях. Тогда и вспомнится: а ведь ещё Достоевский открыл, что для русского писателя за «родным» и через «родное» открывается «чужое» и «вселенское». Тогда, собственно говоря, и начнётся Современная Русская Литература.