(р. 1951)
Жизнь – штука трудная
В этот день Аис вернулся домой поздно, когда ласковый тихий летний вечер плавно вырастал в ночь, а яркие крупные звёзды в небе сулили впереди много счастливых дней. Ещё бы – каникулы только начались, денёк был прожит чудесно. С утра была замечательная рыбалочка, краснопёрка клевала так, словно цель жизни этих рыбёшек заключалась в том, чтобы попасть на крючок к Аису. Да что краснопёрка, на кукане в воде, лениво шевеля хвостами, красовались два чудных сазана (!). Дома была уха из пойманной рыбы. Нет ничего вкуснее, чем такая уха.
Как только строения и деревья, отбрасывающие днём строгие контрастные тени от солнца, сменили их на пастельные, сумрачные, расплывчатые от луны, Аис выбежал во двор, где ребятишки собирались в условленном месте для игры в прятки. Жаль, что сегодня мальчишки-девчонки не играют в прятки, игра-то забавная.
«На златом крыльце сидели
Царь, царевич,
Король, королевич,
Сапожник, портной.
Кто ты будешь такой?
Говори поскорей,
Не задерживай добрых
и честных людей»,–
тараторит считалку ведущая, она определяет, кому голить, а кому прятаться. «Голя» становится лицом к стене, а остальные ребята тем временем врассыпную – прятаться. Уткнувшись лицом в стену, «Голя» громко оглашает правила, по которым намерен играть: «Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать». Он сейчас пойдёт искать спрятавшихся ребят и, обнаружив кого-нибудь, должен подбежать к стене, у которой только что стоял, и, стукнув по ней, сказать: «Тук-тук». А потом назвать имя найденного им участника игры.
– Последняя курица – жмурится, – продолжает «Голя», и это означает, что «Голей» в следующий раз будет тот, кого «застукали» последним.
– Кто не спрятался, я не виноват, – эти слова «Голя» говорит, чтобы обезопасить себя от «жилды». Жилдой ребята называли различные споры и отговорки – несправедливые и необъективные. К слову сказать, «жилдить» умеют и взрослые, и дети. Но дети в отличие от взрослых умеют пресекать «жилду». «Жилда на правду выйдет», – говорят они в таких случаях.
Царевич с портным нашли совершенно замечательный укромный уголок в сарайчике, дверь которого обычно была закрыта. Но в этот вечер её почему-то забыли закрыть. Возможно, так распорядился лукавый летний вечер, присвоив себе стрелы Амура. Ведь царевичем был Аис, а портной… Портным была Ольга – девчонка с соседней улицы, которая нравилась Аису. Они сидели в сарайчике, прижавшись друг к другу, и хихикали, наблюдая в щёлочку за ходом игры. Когда «Голя» далеко покидал своё место, ребята подбегали к стенке и со словами: «Тук-тук, за себя» стучали по ней. «Голя» для них теперь был не опасен. Адреналина в кровь царевича и портного добавляло то, что иногда «Голя» подходил совсем близко. Тогда они, затаив дыхание, зажимали друг другу рты, чтобы случайно не рассмеяться. Убежище было неуязвимо, никому не приходило в голову, что сарайчик может быть не заперт. Даже замочек болтался на петельке, но только на одной, и в сумерках этого не было видно. В конце концов терпение потеряли не только «Голя», но и все остальные участники игры. Их стали искать все вместе, громко выкрикивая имена. Ощутив неловкость положения, портной и царевич, несколько смущённые, вышли из убежища.
– Что это вы там делали? – задала вопрос беззубая дотошная девчонка, ехидно прищурив глаза, словно намекая на недопустимость альянса между портным и царевичем.
– Тили-тили тесто, жених и невеста, – подхватил кто-то.
Это было серьёзное обвинение, способное значительно усложнить жизнь и царевичу, и портному.
– Ну и что, – тихо, но с вызовом произнесла Ольга.
Воцарившуюся тишину нарушила ведущая, она была постарше, а это обязывало быть мудрее.
– А сейчас давайте рассказывать страшные истории.
Инцидент был исчерпан, иначе быть не могло, ведь наступило время страшных историй…
«В одном чёрном-пречёрном доме была чёрная-пречёрная комната. В этой чёрной-пречёрной комнате стоял чёрный-пречёрный стол. На этом чёрном столе-е-е лежал чёрный-пречёрный… гроб!!!»
И так далее… Невзирая на социальный статус, тесно прижавшись друг к другу, слушали страшные истории царь и сапожник, король и портной. По накалу эмоций фильмы ужасов тут отдыхают. Наслушавшись страшных историй, ребята что есть духу бегут по домам.
Аис хотел тихонько, никого не разбудив, прокрасться к кровати. Но дома горит свет: мать не спит, складывает какие-то вещи, перевязывает верёвками коробки, не обращая внимания на Аиса. В комнатах всё как-то переменилось. Будь Аис повзрослее, он бы оценил это так – исчез уют.
– Переезжаем, сынок, – взглянув на Аиса, сказала мать.
– Куда? – Аис не поверил своим ушам.
– В город, будем жить в Элисте.
Как хорошо начался день, каким прекрасным был вечер. Неужели всё закончилось?
– Я не поеду.
– Ты не понял, сынок. Мы все уезжаем – и я, и папа, и ты, и сестрёнка. Все.
– Я никуда не поеду.
– Как?
– Здесь останусь.
– Один?!
– Один.
– О, горе моё. А кушать ты что будешь?
– А рыба?! – голос Аиса становился твёрже, уверенность его росла.
– А хлеб, сахар, чай, это ж покупать надо.
– Работать пойду, – Аис подумал о том, что школу, видимо, придётся бросить…
«Не будешь учиться – всю жизнь будешь грузчиком работать», – часто говорили ему родители. Аис не готовил себя в грузчики, но… тяжёлые жизненные обстоятельства сами определили его дальнейшую судьбу. Из разговоров тех же родителей Аис знал, что где-то неподалёку обитают грузчики, люди малоуважаемые, но очень много зарабатывающие. Непонятные слова «сдельно», «прогрессивка», звучащие из уст родителей, вслед за названием профессии «грузчик» навевали Аису мысли о самодостаточности этих людей.
– О боже! Да кто тебя возьмёт на работу? Ты ведь ещё ничего не умеешь. Хоть бы школу окончил.
– В грузчики пойду.
– В грузчики! Там сила нужна.
– Я сильный. Не курю. Пока все курят, буду таскать и таскать.
– Ну что ты будешь делать? – Мать не находила слов. Она подозревала, что Аис будет против переезда, но чтобы настолько… Конечно, она могла прикрикнуть на упрямого мальчишку и прекратить разговор, но ей было жаль бедолагу. Она хотела решить всё мирно, поэтому приводила всё новые и новые аргументы.
– А жить ты где будешь?
– Как где? – глаза Аиса округлились: – Здесь, дома.
– Папе дали эту квартиру на работе. Мы уедем – дом государство заберёт.
Какой удар испытал Аис со стороны государства! Но пути назад уже нет.
– Строиться буду…– Аис видел, как загорелые жилистые мужики собирали камышитовые дома быстро, зло и одновременно весело. Они раскладывали плиты из камыша, в которых уже были проёмы для дверей и окон по периметру фундамента, потом быстро и ловко поднимали стены. Одновременно, разом: «Оп-ля» – и каркас дома стоит (может быть, будущие его друзья-грузчики помогут ему?).
– Беда моя! Кто тебе будет готовить, стирать, гладить?
– Женюсь, – голос Аиса осёкся: вспомнив об Ольге, он стал размышлять почему-то о том, умеет ли она стирать и готовить.
Теперь округлились глаза матери. Она потеряла дар речи. Начав с десятилетним сыном этот шутливо-серьёзный разговор, она уже не могла перевести его в другое русло.
– Ну всё, – сказала она, отвернувшись…
Аис прилёг на кровать в одежде. «Не разрешат», – подумал он. Лёжа, уткнувшись носом в стенку, он услышал, как пришёл отец, который громко разговаривал с матерью.
– Отец, а сынок наш не едет с нами. Идёт работать грузчиком, жениться решил.
– Ну раз так, значит, так. Он уже большой. Пусть всю жизнь грузчиком работает, – громко сказал отец, обращаясь к матери, но при этом зачем-то заглянув в Аискину комнату.
Аис, не мигая, смотрел в стену, в голове его крутилась фраза, подслушанная у взрослых: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Груз тяжёлых взрослых забот навалился на него: где же искать этих грузчиков? А вдруг они не примут? А не разрешит ли государство пожить пока в кладовке или на веранде? И опять: где искать это государство? Одновременно, вспоминая Ольгу, он по-взрослому понимал, что непродолжительное рандеву не может служить основанием для сватовства.
«Никому я не нужен, – думал Аис, – как легко родители согласились оставить меня. Вот т-а-а-к… Где же всё-таки искать этих грузчиков? А может, передумать и поехать? А как сказать, что передумал? Интересно, эти грузчики не очень злые?»
Мысли Аиса путались, в горле стоял ком, а на сердце лежал камень. Но в глазах не было слёз, ведь детство закончилось. Взрослые от таких переживаний седеют.
Вдруг Аис почувствовал, что на его подушку прилегла мамина голова, а мягкая её рука обняла его.
– Сыночек, конечно, ты будешь здесь жить… потом. А сейчас поехали с нами. Не понравится, мы сразу отправим тебя назад, живи, как хочешь.
– А речка там есть?
– Есть сынок, есть. Я сама не хочу переезжать. Если нам там не понравится, вернёмся вместе. Хорошо?
«А жизнь-то налаживается», – подумал засыпая Аис и сглотнул солёную слезу.
Как Аис бросил курить
– Как повзрослеем, сразу начнём курить – так договорился Аис со своим приятелем. «Договор дороже денег» – такая поговорка бытовала в ребячьей компании. И это железное правило – обязательно выполнять договор – наполняло ребят, успевших прочесть кое-что из Марка Твена и Джерома, гордостью, позволяя ощущать себя в душе, несмотря на убогость застиранных штанишек, если не лордами, то, во всяком случае, джентльменами.
– Пора, – сказал однажды приятель, – нам уже по девять лет, куда уж дальше тянуть…
Необходимость исполнять договор привела двух босоногих «джентльменов» к дверям магазина, на которых красовалась гордая вывеска «СЕЛЬПО». Войдя в магазин, друзья сразу же прильнули к витрине, где были выставлены табачные изделия. Сжимая в кулаках мятые рубли, они елозили носами по стеклу, выбирая себе сорт курева на всю оставшуюся жизнь. Однако ограниченные финансовые возможности позволяли им остановить свой выбор лишь на двух названиях – «Север» и «Прибой» (ядрёные папиросы для настоящих мужчин). Они перешёптывались, натирая носами витрину до блеска. Именно эта возможность, возможность сделать выбор, порой мешает нам совершить поступок. И неизвестно, приняли бы друзья в конце концов решение в тот день, если бы не вопросительно протяжный зевок в полный рот с придыханием продавщицы, сквозь дрёму наблюдавшей за пацанами. Поступок совершился.
– Пачку «Севера».
– И спички.
Мятые рубли упали на прилавок, потом на их место шлёпнулась пачка папирос. Деньги превратились в товар, и выбора теперь уже не было.
«Джентльмены» отправились на поиски укромного местечка за посёлком, а продавщица смогла с чистой совестью задремать. Приятели устроились в камышах на берегу речки, здесь им никто не мог помешать.
– Будем сначала учиться затягиваться, потом пускать дым через нос, потом делать кольца, – приятель Аиса хорошо подготовился к началу новой, взрослой жизни и теперь инструктировал друга.
Вопреки ожиданиям едкий горький дым не приносил удовольствия, напротив, он доставил массу неприятных ощущений – кашель, в котором зашлись приятели уже на первой папиросе, и рвота уже на третьей.
– Передохнём, – сказал друг, – искупаемся, потом опять. Пачку нужно докурить.
Беда была в том, что папиросу нужно было всё время раскуривать, без этого она гасла. Пачке, казалось, не было конца. И когда он наконец наступил, два красноглазых, с зеленовато-чахоточным румянцем на щеках человечка облегчённо вздохнули. Напившись речной воды и ещё немного порыгав, друзья поплелись по домам.
– В следующий раз купим «Казбек», – прервал молчание Аискин друг, – они лучше, вот только денег подкопим.
«Казбек», со скачущим на фоне гор джигитом, очень красивая пачка. Но Аис уже исполнил договор.
– Я это… больше не буду курить. Не хочу.
– Ты что, всю жизнь хочешь маленьким быть?
– Почему, вырасту, а курить не буду.
– А договор? – в глазах друга стоял укор, мало того, он, кажется, готов был вычеркнуть Аиса из высокой когорты джентльменов.
Но Аис тоже был не лыком шит. Он ответил гордо и учтиво, как и подобает джентльмену:
– Договор я выполнил, курить начал, а теперь бросаю.
Сэмюэл Клеменс, известный многим как Марк Твен, говорил: «Нет ничего проще, чем бросить курить, я лично бросал раз сто».
Аис бросил курить в первый раз.