Виктор Петров
Поэт, издатель, главный редактор журнала «Дон», редактор альманаха «День поэзии – ХХI век», член бюро Литфорума «Миръ Слова» при Издательском совете РПЦ и Московской городской организации Союза писателей России. Лауреат Всероссийской литературной премии имени М.А. Шолохова и премии журнала «Юность», победитель Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь». Произведения публиковались в «ЛГ», журналах «Наш современник», «Юность». Автор 19 стихотворных книг, в том числе – «Лезвие», «Грань», «Болевой порог», «Твердь», «Взлёт креста», а также сборников литературной критики «Окуляр» и «Курсор». Живёт в Ростове-на-Дону.
Орлиный взмах
Сорок лет орлу –
стончатся клюв и когти,
И тогда летит и бьётся о скалу он.
Это вам не торкать пальчиком
тиктоки:
Клюв сорвёт, а вот к погибели
не склонен!
Отрастает клюв у птицы за полгода,
И выдёргивает клювом
когти с кровью.
Возносима тем орлиная природа,
Что живуча не одной телесной новью.
А выдерживает одоленья муку,
Ожидая час урочный горделиво,
Чтобы вынес взмах орлиный,
потому как
Разметалась ковыля степная грива.
Ледяной цветок
Железный путь спрямил указкой –
Не юг, не запад, не восток.
И, окропясь водою карской,
Взошёл, как ледяной цветок.
Но вьюга налетела чёртом,
Пророча неживой предел –
Загинули цветы несчётны,
Один лишь я и уцелел!
Приговорён к оцепененью,
Замру, умру... И злей тоски
Меня сова коснётся тенью,
Сорвать пытаясь лепестки.
Живут другие – как другие,
Цветок из льда во льдах – один.
И мечутся ветра тугие,
Взыскуя столкновенья льдин.
А не случится ледостава...
Так что с того? Да ничего!
Цветка арктическая слава –
Удел цветенья моего.
Гори огнём, гори морозом,
На скулах стянутый простор!
Я мог бы стать – не стал торосом,
Слежу светил небесный хор.
Спасёт не высшее ли чудо,
Когда на свете света нет,
Крещенья карского остуда,
Её заледенелый цвет.
Откуда мне такая сила?
Да я и сам та сила есть,
Что обрекла и возносила,
И разнесла благую весть.
Пускай громадятся торосы –
Им никогда не расцвести!
И стонут якорные тросы
На долгом Северном пути.
Ладанка
Тучи небо застят, и пути неведомы,
Дерева на холод костенеют ведьмами.
Други обратились
в ярых супротивников –
Вижу с ними брата рудного:
«И ты никак?!.»
Да и брат не кровный,
тот, что ближе близкого,
Названный мой брат
по закордонам рыскает.
Женщины мои,
аль не мною любимые?!
Каждую тревожу окликом по имени.
А глазами с каждой
больше не встречаемся...
Что же мне такому –
горевать, отчаяться?
Тяжелее не бывает быть на родине,
Коль частями ворогу была распродана.
Только Божья воля никого не минула –
Пробил грозный час
Пожарского и Минина.
Сколько жизнью пытан,
эх, судьба неладная!
Лишь оберегает матушкина ладанка.
Болевой порог
Сибирь колесовали поезда –
Вела их паровозная звезда.
Стонал, стенал столыпинский вагон:
Паду на рельсы – неизбывный стон.
Этапами гоняли русский люд,
А хлад сибирский по-медвежьи лют.
И выдержать его не каждый мог,
Но где у русских болевой порог?
Ты можешь, может он, и я могу
Замёрзнуть и воскреснуть на снегу.
А после встать и превратиться в даль,
Что объясняет русскую печаль.
Кривить звериным криком
мёртвый рот,
Но распрямить к обрыву поворот.
И лишь простёртую оплакав мать,
Шагнуть вперёд –
и вражью рать ломать.
Соловьи
Мы с тобой оба два соловьи
сумасшедшие.
Я тебя не предам, не продам по рублю –
До последнего буду хрипеть, что люблю,
Если даже разлуки силок
сдавит шею мне.
А во мраке почудятся выступы здания,
Где неясные тени колеблет сквозняк,
Где пускают по кругу
и пьют депресняк...
Только б свидеться нам и сказать:
«До свидания!»
Ты болела – крестила решётка
ажурная –
Ты сходила с ума и едва не сошла,
Ты искала, сыскать не сумела тепла...
У палаты не вьюга ли в белом
дежурила?
Или кто-то другой, что не ведает
промаха,
Если в обморок вешний упали ветра,
И почти не колышется лодка с утра,
И уже задохнулась цветеньем черёмуха.
Селигерское низкое небо увидеть бы,
На смартфоне молчанье твоё
перечесть...
Как мне сладко испытывать
женскую месть;
Если стоит на свете кому и завидовать,
Так пустое – кривиться нет смысла
усмешкою
И завидовать боле не станется сил,
И прощенья прошу, как ещё не просил,
И решиться бы мог,
да постыдно всё мешкаю...
Разве можем не петь –
соловьи несусветные?
Любим так, что уже ненавидим теперь!
Лишь бы поезд упрямо отыскивал
Тверь,
Лишь бы губы твои размыкались
ответно мне...
Ну а Волга, совсем на себя не похожая,
Истекает речушкой, меня захватив,
И звучат неумолчно для нас,
как мотив,
Плёса гладь и церквушка
белёно-пригожая.
Вятушка
Ходят лесом волки серы,
Дальняя моя родня.
Вятушку любил без меры
Целых три свободных дня.
Потому три дня свободных,
Что оставил шум и гам
И своим добрался ходом
Прямо к вятским берегам.
Речкой Вятушкой была мне
Баба ягодка опять:
Зря донские мнились плавни –
Пред такой не устоять.
Первый день, второй и третий
Белой ночью стали враз.
Я бы мог другую встретить,
Но куда – от жарких глаз?!.
Прописался на деревне:
За калиткой – раем рай.
Утро петушиным гребнем
Озаглавило сарай.
Лёгок на подъём, не грузен,
Воду в ступе не толок.
Ну а коль назвался груздем,
Полезаю в кузовок.
Кузовок, скажу по правде,
Раз обхват и два обхват –
Заяц с перепугу прядал...
Кто я ей? Ни кум, ни сват.
А всего – как есть! – прохожий,
Просто мимо проходил
И сложил к избе порожки –
Угодил, так угодил!
Я рифмовку строк дощатых
Закрепил не в стык, а в паз,
Изругав себя нещадно,
Что уйду на этот раз.
Дивное оставлю поле,
Несговорчивость болот...
И пойму, чего не понял –
Высший смысл пчелиных сот.
Эх, ребята, ребятишки,
Вам такое невдомёк!
На юру берёз манишки
Разутюжил солнцепёк.
Любные не имут срама –
Чувства исты и чисты,
И святят окрестность храма
Православные кресты.
Я свободен, так свободен,
Как ни разу, никогда,
Зная, кто ходил по водам –
Колыхалась чуть вода.
Куст черёмухи отстиран
Белой ночью добела.
Вятушку любил, настырный,
Реченька моей была...
Увлекли излук лекала,
Закружил угоров круг,
И, объятьем облекая,
Я забыл своих подруг.
Пил из губ, не мог напиться,
Запалённый при ходьбе...
...В край чужой летала птица,
А сидит на городьбе.
Мне до птицы нету дела:
Окольцована судьбой
И не то чтоб надоела –
Впору стать самим собой.
Знает всё, чего не знаю
Да и знать не захочу,
Если ставенка резная
Распахнулась по лучу.
Звезда под аркой
Мы сойдёмся на звезде,
Замурованной у парка:
Я искал тебя везде,
И теперь венчает арка.
Под ногами города –
Сколь куда км отсюда.
Да отпустит ли звезда,
Коль теряется рассудок?
Километры для разлук,
Километры для прощанья...
Дайтесь, крылья женских рук,
Как полётов обещанья!
А потом... Да что потом?!
Звёзды падают, как звёзды,
И на месте на пустом
Стынет разрежённый воздух.
В этом воздухе не жизнь,
В этом воздухе – не воздух...
Вьются чёрные стрижи
И стригут крылами: «Поздно...»
Поздно встреча, поздно – ты,
Непонятная разлука,
И увядшие цветы,
И стремнина, и излука.
Ты вернёшься или нет?
Разве дело только в этом,
Если арочный просвет
Распахнулся белым светом.