1
00 лет назад начал выходить легендарный журнал «Сатирикон», который редактировал не менее легендарный Аркадий Аверченко. Он просуществовал всего десять лет – в 1918 году большевики закрыли издание за критику советской власти. Но этих десяти лет оказалось достаточно, чтобы авторы журнала оставили глубокий след в русской сатире. Ещё не все сатириконцы пришли к читателям. В частности не перепечатывался опубликованный в 1916 году в «Новом сатириконе» предлагаемый рассказ Аркадия Бухова. Возможно, кто-то из читателей в извозчике Егоре Синягине увидит прообраз наших новых русских. Что ж, наверное, в самом деле: новое – это хорошо забытое старое.Судя по тому, как этот человек швырял деньгами и как ему подобострастно кланялись лакеи, все поняли, что он – легковой извозчик.
Граф Пунк, сидевший за столиком вместе с дочерью, наклонился к ней и, поникая седой головой, шепнул:
– Это была бы для тебя прекрасная пара, Мари…
– От него пахнет кнутом, – вспыхнув, ответила Мари. – Я не хочу выходить за него. Во время журфиксов он будет хлопать рукавицами и пить чай вприкуску.
– Да, но мои дела плохи. Наш фамильный мопс, который каждое утро выпивает полбутылки сливок, начинает разорять меня.
– Мопса можно зарезать и съесть, – уныло кивнула хорошенькой головкой Мари.
– Да, но я не могу зарезать и съесть семейную реликвию.
– Пригласи его к столику. Я согласна.
–Граф Пунк. Моя дочь Мари. – Машка, значит. Здорово. Егор Синягин. Легковой ‹ 372.
– У вас очень симпатичная наружность, – с трудом выдохнул старый граф.
– Без наружности в нашем деле не обойтись. Это какой ломовой, то ему всё равно, хоть свиная харя, а нам нет… Девушка-то, может, есть хочет?
– Какая девушка, pardon?
– Дочка-то твоя? Ты, старичок, не стесняйся… Малый, сыпь сюда… Неси жратвы, да девке сладкого побольше волоки… Пусть пожуёт…
– Devкa? – спросил граф – это очень мило… devka-Marie…
Посидели, поговорили. Несмотря на свои деньги, Синягин держался очень просто и, по-видимому, не стеснялся. Брал пальцами салат, вытирал лицо скатертью и даже одобрительно похлопал по плечу старого графа.
– Молодчага, старикан… Я тебя выручу. Лошадь подарю, ездить по таксе будешь.
Мари выходила из ресторана, придерживаясь за стену.
– Это чего она? – удивлённо спросил Синягин. – Прихворнула, что ли? Может, с желудком что?..
– Нет, нет!.. Она очень здорова… Она так рада этой встрече… Она так взволнованна…
Синягин сидел на козлах и думал. – Жаниться… Наше дело маленькое. Грахвиня так грахвиня. Не с лица нам воду пить и с грахфиней можно жить… К хозяйству приучу, лошадь чистить будет. Баба здоровая.
– Извозчик.
– Ну?
– Свободен?
– Занят! О бабе думаю.
– Отвезёшь, голубчик?
– А ты кто будешь?
– Заводчик… Завод у меня мыльный…
– Из купцов, значить? Низкое у тебя происхождение. Проходи…
– Я тебе домик отпишу. Отвези, голубчик…
– Домик?.. На чёрта мне твой домик!.. Разве что для Машки бадуар сделать… Садись, что ли…
Вечером Синягин сидел дома и подсчитывал:
– Два конца – триста двадцать… Да с багажом одни – четыреста наличными и под закладную… Который в цилиндре – вексель на двести…
Дневная выручка не радовала. Несколько тысяч рублей и пять-шесть не совсем верных бумаг.
– В банк завтра иттить… Опять же по дороге Марье послать гостинцев. Мармеладу что ли, орешков… Пусть пощёлкает…
Поздно вечером пришло приглашение от старого графа.
– А в чём к нему иттить? – советовался Синягин с товарищами по извозчичьему двору.
– Фрак купи, идол, – настаивали товарищи. – К фраку галстук поцветистей да кушак новый… Сапоги смажь, чтобы пахло. От запаха и уважение.
Первый журфикс у графа Синягину понравился.
– Бабьё-то какое, – восторгался он Мари, – знакомыя все твои? Здорово!.. Такую бабу не уколопнёшь… И все поди знатный… У кого там полицейский муж, у кого дворник старший.
Занимал его старый граф. Впрочем, вскоре его услуги оказались лишними. Синягин отогрелся, почувствовал себя хорошо и стал сам занимать других.
– Знаю я историю одну, – ухмыльнувшись, сказал он за ужином. – Приходит этта солдат к армянину и говорит: «Отгани загадку! Лежит, говорит, корова, жрать здорова…»
Гости долго кашляли и прятали лица в салфетки с графскими метками.
Потом Синягин танцевал русскую и окончательно запечатлелся у всех в памяти последней шуткой. Взял за угол скатерть и повёз её за собой в прихожую. Было шумно и мокро.
– Теперь я, как будто паровоз, – шутил Синягин, – а скатерть – вагоны…
Один из гостей, престарелый князь Кикин, должен был играть роль станционной собаки – бегать и лаять на гостей.
При уходе Синягин дал ему сто рублей.
– Хорошо лаешь… Трудись, старикашка.
На другой день после свадьбы избранное общество столицы передавало друг другу подробности брака.
– Мари Пунк очень счастлива… В наше время поймать миллионера…
– Говорят, что Синягин сделал ей чудные подарки…
– Да, да. Колье в сто тысяч, плитку шоколада и ситцевый платок…
– Немногие так умеют устроиться…
– У него, кажется, характер тяжёлый. Побил кнутом шофёра.
– Да, но он заплатил ему около двух тысяч рублей и подарил смазные сапоги…
«Устроились мы довольно уютно, – писала через два месяца после свадьбы Мари. – У нас несколько особняков. Жаль, что около нашей спальни отведены две комнаты под лошадей и что мой Egor носит на фраке свою бляху. Нашла хорошую прислугу, жену одного профессора. Говорит недурно по-французски. Пристроили её мужа мальчиком для посылок. Он прекрасно знает латинский язык, но не любит, когда его зовут Колькой. Известный адвокат помогает мужу чистить лошадь и, кажется, очень к нам привязан. У него хорошее бритое лицо и два университетских значка. Дела у мужа хороши. За вчерашнюю ночь выездил около шестнадцати тысяч. Хотим купить виллу, но муж требует, чтобы она была гнедая в яблоках. У него странный вкус – он любит, чтобы всё было гнедое в яблоках, и жалеет, что я не такая. Со мной обращается хорошо, часто тыкает кнутом в бок и шутит. Вкус у него несколько странный и на пищу. Едим только чёрную икру и устрицы. Последние преимущественно с чаем. Это очень невкусно.
Приезжали погостить княгиня М. и баронесса Д. Обе очень понравились мужу. Он так привязался к княгине, что называл её сивкой (sivca) и подарил ей мои старые ботинки. В общем, я, кажется, сделала довольно недурную партию».
Публикация Р. Соколовского