Я был наслышан о Никите Михалкове, который 21 октября отмечает своё 75-летие, ещё не будучи знаком с ним лично. В «Современнике» я работал с Костей Райкиным и Юрой Богатырёвым, которые снимались в фильме «Свой среди чужих…» – первом фильме Михалкова, и было это более полувека назад. Они взахлёб рассказывали о том, какое это необыкновенное явление – Михалков-режиссёр. А с Михалковым-актёром познакомился, когда в 1963-м увидел картину Шпаликова и Данелии «Я шагаю по Москве». И он сделал меня своим поклонником раз и навсегда. Он был замечательно естественен. Раскован. Ироничен. И обаятелен. А как он работает, впервые увидел на съёмках «Неоконченной пьесы для механического пианино». Я в этом фильме не снимался. Так, приехал погостить к Олегу Табакову, который был в нём занят. Съёмки проходили в подмосковном Пущине. Наблюдать за Михалковым в работе – абсолютное наслаждение. Просто находиться в его творческом поле – абсолютное наслаждение. Забываешь обо всём. Время останавливается. Уходят куда-то все заботы, и ты погружаешься в поток, в котором он плывёт, увлекая за собой других.
Его режиссура основана на блистательном знании актёра. Что естественно, поскольку он сам хороший актёр. И очень эмоциональный. И поэтому знает, как пробудить нужную эмоцию, – знает по себе. В «Обломове» он придумал мне мелодику речи. Я играл Алексеева, друга Обломова. Он виделся Михалкову очень сердечным, очень тёплым человеком, преданным, как собачка. Такой маленький человек, Акакий Акакиевич. Никита его очень точно видел. Он предложил, чтобы я освоил говорочек северно-русский или сибирский, может быть, многоударную вологодскую мелодику. Никита сам показал, как надо говорить, и я буквально с голоса хватал. Но понимал, что ещё далёк от того образа, который он мне предлагает. Я переживал, а Никита был спокоен, его как будто и не тревожила моя отдалённость от роли. Он ждал, терпеливо ждал, когда я созрею. Чтобы помочь актёру, он может пойти на совершенно неординарные ходы. К примеру, Елена Соловей в одной из сцен «Обломова» должна была плакать, слёзы должны были литься градом…
Чтобы помочь ей привести себя в соответствующее настроение, он приказал привезти динамики в лес, где снималась сцена, и пустили фонограмму «Ромео и Джульетты» Чайковского. Музыка очень драматичная, эмоциональная. Она гремела на весь лес и окрестные деревни – ради того, чтобы помочь Лене Соловей.
Я знаю, что, когда мне не к кому будет обратиться с трудной просьбой, я смогу подойти к Михалкову. …
У меня заболел отец, оказалось – рак. И когда я, ошеломлённый этим, держа в руках рентгеновский снимок, стоял в коридоре поликлиники, не зная куда кидаться, рядом каким-то чудом оказался хирург, который когда-то оперировал меня в совсем другой больнице. Он посмотрел снимок и сказал: «Отца срочно ко мне!» Но больница находилась в другом районе, а по тогдашним правилам, чтобы положить пациента, необходимо было распоряжение начальства. И я обратился к Никите, чтобы он попросил Сергея Владимировича Михалкова, который был депутатом Верховного Совета СССР, написать ходатайство главному врачу этой больницы.
Всё происходило во время съёмок «Обломова» в Ленинграде. Я немного беспокоился, что Никита забудет о моей просьбе, поскольку он был очень занят. В конце концов просто может вылететь из головы. И я, кажется, решил не обращаться к нему второй раз, найти какойнибудь другой путь…
Но сразу после возвращения в Москву, буквально через несколько часов, мне позвонила Таня, жена Никиты, и сказала: «Гарик, Сергей Владимирович всё подписал. Куда привезти письмо?» И через полчаса оно было у меня.
«Никита работает мучаясь, – сказал мне однажды Андрон Кончаловский. – Я мучаюсь, когда у меня голова болит. А Никита – когда работает. Когда добивается точности мысли своей, например, он мучается».
Так рождались шедевры / ПАШВЫКИН / РИА НОВОСТИ
Сказать, что Никита трудолюбивый, – ничего не сказать. Он по-настоящему вкалывает. Как мало кто. И в людях Михалков крайне высоко ценит преданность своей работе. Ревнует актёра к другому делу. Ведь артисты не только у него снимаются. Он это нелегко переносит: «Да ты что! Зачем тебе это надо? Да ну брось ты…» Свои съёмки превыше всего, естественно. Но он, между прочим, прав. Он высочайший уровень своих работ «выстрадывает».
На его уговоры сыграть маленькую роль не поддаться очень трудно. Он уговаривает, употребляя всё своё обаяние. И потом всегда говорит в таких случаях: «Помоги нам, пожалуйста».
Никита пригласил меня сниматься в маленьком эпизоде фильма «Очи чёрные». Я согласился. Но когда подошло время съёмок, был на гастролях «Современника» в Риге. А съёмки происходили в Ленинграде. Мне позвонила его знаменитая ассистентка Тася, которая ещё с Бондарчуком на «Войне и мире» работала, сказала, когда я должен быть. И тут я понимаю: не успеваю никак. У меня вечерний спектакль, а поезд уходит раньше, чем он закончится. И самолётов в этот день нет... Честно говоря, огорчился, несмотря на то что эпизод крошечный. Но ведь сниматься предстояло вместе с Мастроянни! Звоню Тасе: «Не получается». Тася говорит: «Какой кошмар! Пойду к Маршалу (так она Михалкова за глаза называла). Через некоторое время звонит: «Гарик, после спектакля никуда не уходить. За тобой из Ленинграда приедет «Чайка», на которой мы возим Мастроянни. Ты сядешь в неё, всю ночь тебя будут везти два водителя, сменяя друг друга. И к утру привезут на съёмку. Там диванчик удобный – выспишься».
В Ленинграде сотни артистов, которые бы сыграли этот эпизод. За счастье бы сочли! За ними не надо посылать «Чайку» – они на трамвае приедут! Но мы с ним договорились, а уговор для него дороже денег.
А вот ещё случай. Никита ставил в Риме в театре «Артжентино» свою пьесу, написанную по сценарию фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино», уже снятого к тому времени. В ней Платонова играл Мастроянни. Никита взял меня своим ассистентом по работе с итальянскими актёрами. Но. Мне надо было до премьеры смотаться из Рима на Кубу, где гастролировал в это время «Современник». Никита очень не хотел меня отпускать. Но я не мог не ехать: долг перед театром. Шёл 1987-й, заря перестройки, и такие поездки были непривычны. В общем, Никита понимает, что кто-то меня должен проводить в аэропорт. Он обратился с этой просьбой к одной из переводчиц. Та отказалась, бросив, что Авангард достаточно взрослый человек, чтобы не потеряться в аэропорту. Никита тогда сказал, что никогда с этой переводчицей больше работать не будет и что проводит меня сам. Я его отговаривал: репетиции заканчивались поздно вечером, были длинными, изнуряющими, а самолёт в четыре часа утра. «Нет, я тебя провожу», – отрезал он, чувствуя, что мне страшновато будет одному добираться. Он приехал вовремя, был за рулём. Но мы несколько заплутали, и когда добрались до аэропорта, времени было в обрез. Он бросил машину в неположенном месте, рискуя быть оштрафованным, схватил мой багаж. Дождался, пока я скроюсь из виду, как это принято у близких людей. Махал мне рукой и посылал воздушные поцелуи. Никогда это не забуду.
А я ведь не отношусь к его близким друзьям... Не знаю, кто бы ещё так мог поступить.
Я очень его люблю. И от души поздравляю с 75-м днём рождения.
Авангард Леонтьев, народный артист России
«ЛГ» и наши читатели, среди которых – в этом мы уверены – много поклонников творчества любимого режиссёра и актёра, с радостью присоединяются к юбилейным поздравлениям народному артисту России Никите Сергеевич у Михалкову и желают здоровья и новых творческих свершений!