ЛИТРЕЗЕРВ 
, 23 года, г. Тамбов
***
У ста личин тоски столичной
Есть сто причин прослыть больной:
И жалкая, как лист больничный,
Улыбка улицы ночной,
И злые запахи аптеки,
Что к полночи ещё острей,
И вечно сомкнутые веки
Закрытых окон и дверей,
И ускользающие взгляды
В метро, где скользок каждый шаг,
И лихорадочная радость,
Как шум, стоящая в ушах,
Когда везут со всех вокзалов
Больной предсмертные дары
Румяные провинциалы,
Восторженные до поры.
Всё хорошо, и жизнь продлится.
Всем поездам сыграют туш,
Едва насытится столица
Скоромной пищей нищих душ.
И мир широк, и мор не страшен,
Когда восходы – как моря.
И белизну кремлёвских башен
Багрянцем трогает заря.
ЕВА
Она срывает с вызовом плоды.
И ест одна. И рядом нет Адама –
Под тихое дыхание звезды,
Доверчивой и пристальной, как мама.
И рот саднит. И сладость нечиста,
Но приникают в горе и отваге,
Как в поцелуе, жадные уста
К зелёной, нежной яблоневой влаге.
Так до конца узнай же этот вкус
Земного счастья, земляная Ева!
Вживайся в мир искусов и искусств,
Всю жизнь держась за собственное чрево.
И в этой коже женщины-змеи
Ищи прощенья или оправдания,
Пока не выйдут дочери твои
Под звёзды, в сад, на первое свиданье.
***
Утро – смирительная рубашка,
Белыми крыльями льнущий лён –
Тем, кому горько и кто влюблён,
Милым, дурашливым, бесшабашным.
Из дому выйди и сделай вид,
Что ничего не увидел за ночь:
То ли блестели глаза пейзанок,
То ли звезда возвращалась в скит.
Всё отболело, чему болеть.
По’том и кровью, слезой и желчью
Вылилось, вышло – чтобы обжечься
Смелое сердце не смело впредь.
Я не умею Тебе писать,
Господи, но Ты и так услышишь!
В час, когда мир становится тише,
Дай мне воспеть Твои чудеса.
Голосу литься ещё позволь,
Если до песни опять допустишь.
Стала бы садом земная пустошь,
В радость была бы любая боль.
Что все рабы Твои, что – цари?
Царство рабов и рыцарство верных.
Во избавленье от всякой скверны
Дай не уснуть до новой зари.
ДОМ
То ли тихо скрипит половица,
То ль колодезной цепи змея,
То ли бабушка вяжет на спицах
Голубую улыбку ручья.
Кто-то ходит седой и незримый
Сквозь меня – как дыханье и свет –
Мимо мира и времени мимо,
Прямо к дому, которого нет.
Он стоял на пригорке за рощей,
Где сочился песок под обрыв,
Как юродивый, выйдя на площадь,
И глаза, словно язвы, открыв.
И со звёздами в близком соседстве –
Выйди в ночь – и достанешь рукой –
Так впадал в безоглядное детство,
Как иные идут на покой.
Свет в окне осторожно потушен,
И осторожно гудит тишина
Там, где прежде мятежные души
Причащались земного вина.
А теперь то ли сводят с порога,
То ли запросто сводят с ума…
И, быть может, печали немного,
Что и мы – вот такие дома.