Яна Яжмина. Алфавитный указатель: стихотворения / Пред. Д. Воденникова. Ред.: А. Переверзин. – СПб.: Арт-Экспресс, 2024. – 72 с.
Послушайте, а живы ли ещё заводные Винни-Пухи? Шагающие только вперёд на раскладном столике, раз-два, раз-два? Помните, их всё продавали и продавали в центре Петербурга (а они не продавались и не продавались)? Напротив башни на Думской, аккурат рядом с базиликой Святой Екатерины…
Положим, это странный вопрос для любителя заглядывать в поэтические книги на ходу, но ведь хочется знать, какая судьба ожидает механические символы повседневной сутолоки: каждому дню свой кумир. Читаю книгу Яны Яжминой – и вижу стоп-кадр. Ощущение как от GIF (картинка движется, но сцены не меняются): «На Невском проспекте всё тот же медведь / Куда-то шагает».
Интересно, словят ли его на этот раз ладони в перчатках? Или он протопает дальше по прямой и упадёт за край стола?
А что там, за краем?
Страшно об этом думать: примеряешь вопрос на себя – и хочется взвыть: а меня-то кто словит?
Ладно, шагаю дальше по Невскому. К слову, современный загнанный читатель без труда узнает себя и в других стихах Яны:
День прошёл.
Я снова не заметил.
Тьма-работа-тьма-кровать.
Тюрьма.
На календаре листок отметин,
А за ним – зима.
Обыденных картинок на страницах книги немало. В авторском предисловии так вообще крик души: «Иногда хочется просто раскопаться, вырваться из рабочей рутины, завтраков и ужинов, выходного вороха страниц. Открыть окно и закричать во весь голос: «А-У-у-у-у…» И, может, кто-то даже услышит».
Между А и У в этом крике (и в этой книге) – целая цепочка букв: за каждой из них что-то или кто-то стоит. Предисловие от автора отчасти готовит читателя к встрече с некоторыми героями стихотворений... Хотя какие у поэзии могут быть герои? Есть фрагменты воспоминаний, встречи и расставания, есть точки – присутствующие («Черные точки стекла защищают от света. / Черные точки души защищают от света») и отсутствующие («прим.: буквы «ё» отсутствуют намеренно»). Контактные точки самого разного рода: «Если пролистать страницы, можно увидеть записи, понятные только её хозяину. Почему тот или иной человек фигурирует на странице с буквой, с которой не начинаются ни имя, ни фамилия? Как получилось, что помимо телефонных номеров там домашние адреса, рецепты, списки покупок?»
Кстати, о списках. Однажды я наткнулась в интернете на один такой. «Если тебе плохо, – авторы списка явно заходили с козырей, – позвони…» – и дальше значился номер текста (например, сонета или псалма), который следовало читать при первых признаках сердечного сумрака и головного тумана.
«Если тебе больно, позвони…»
«Если тебе радостно, позвони…»
«Если ты благодарен, позвони…»
«Алфавитный указатель» Яжминой при всём сходстве с такими списками работает иначе. Книга не обещает ни лекарств, ни облегчения приступов, но даёт чёткое понимание состояния, в котором ты оказался. То, что во время первого прочтения виделось просто отражением реальности, поворачивает твои самонаблюдения в неожиданное русло, и на передний план выходит экзистенциальная острота и… ощущение вечного молчания за тонкой перегородкой: «За выросшей травою / Пустырь не разглядишь. / Забвение тверское. / Калининская тишь».
А вот – такие строки:
Мрачны очертанья пруда.
А люди выходят на лёд.
…
И треск под ногами, и хруст,
И вскрик предстоящей беды.
И больше ни звука из уст
Поднявшейся талой воды.
Мне кажется, мы круглый год
Выходим на призрачный лёд.
Водные мотивы в книге Яны Яжминой не похожи на случайную сезонную прихоть. Дмитрий Воденников в предисловии к «Алфавитному указателю» справедливо останавливает на них пристальный взгляд: «Тема воды – это те точки над «ё», которые отсутствуют преднамеренно. Вода – это то, что нельзя удержать. Тем более когда она не маленькая вода, а когда она огромна». Про действия, переносимые изо дня в день, часто хочется думать, что они держат тебя на поверхности, как спасательный круг. Но вместо спасения – круги по воде: резкое движение – и привычное перетекает в непривычное, одно становится другим. «По набережной принято гулять парами», но лирическая героиня Яжминой гуляет парой… ног. «Ты сидишь с ним спина к спине, / Прижимаешь его рукою», а он – твой рюкзак. Лирическая героиня бесхозною сумкой ждёт очереди на открытом микрофоне. Наконец, есть и такие строки-метаморфозы: «Забывай. Забивай, чтобы стало забавой».
Хочется согласиться с автором в том, что «стихотворение иллюзорно, / Но в то же время осязаемо». И добавить, что вообще непонятно, как и чем ловить эту бесконечно повторяемую и неповторимую жизнь. Разве что писать о ком-то: «Через придорожную аптечную ромашку, / Через колкую еловую ветку, / Через пугливую водную рябь».
«Рутинизация не случится», пока ты не выбыл «из жизни, из зала», пока нет речи о том, чтобы бросить горстку земли «и отпрянуть, закутавшись в мех». Пока есть поиски (межчеловеческого) тепла, пока есть отсылки к Грину, целительные для любого романтика, пока есть право устать «быть кем-то другим. И машиной тоже», пока «не поздно начать сбываться. По чуть-чуть. Как завещали».
Пока среди «ночного (или дневного, как в моём случае) петербургства» можно ещё постоять и дождаться своего «особенного автобуса».
И не ходить в «потусторонний бар». По крайней мере, пока.
Полина Кондратенко