Прославленный питерский журнал по-прежнему держит высокую художественную планку
Журнал «Звезда» – один из старейших и наиболее авторитетных ежемесячных «толстых» журналов России. С момента основания в 1924 году в нём были опубликованы произведения тысяч авторов: поэтов, прозаиков, учёных, публицистов и критиков.
В числе самых известных – Максим Горький, Алексей Толстой, Михаил Зощенко, Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Владислав Ходасевич и Борис Пастернак. Реальный пример из 1927 года: в одном номере читатели познакомились с новыми произведениями будущих классиков Юрия Тынянова, Михаила Светлова, Бориса Корнилова, Вениамина Каверина, а уже в следующем их ожидали встречи с творчеством Константина Федина, Бориса Пильняка и Константина Вагинова. Из всех журналов, когда-либо издававшихся в Северной столице со дня её основания, ни один не выходил, подобно «Звезде», свыше девяноста лет без перерыва (включая и самый тяжёлый для всего города период – 900 дней Ленинградской блокады, когда, поддерживая дух жителей-защитников, публиковались спаренные номера).
Что интересного и значительного публикуется в «Звезде» сегодня? Рассмотрим первые три номера журнала за текущий год.
Заметно, что в первом номере много авторов-женщин. И открывается он стихами поэтессы и критика Елены Ушаковой:
И вербы пушистый пучок
Весной по дороге в Москву,
И Вышний в окне Волочек,
И радость, что вот же, живу…
В этой подборке много неожиданных и точных образов, например, такой: «и мышь моя бéз толку тычет в ненужные тексту слова».
Далее перед нами повесть Евгении Басовой «Следы», написанная просто и ёмко и посвящённая, казалось бы, частной жизни людей, их малозаметной семейной истории. Основное действие повести происходит на ограниченном пространстве – в селе Тыша, где говорят на особом диалекте: сплаве русского, польского, украинского и белорусского. Каток «большой истории» примял здесь множество судеб: с конца ХIX века через революции 1917-го, передел собственности и становление новой власти, войну с нацистами и оккупацию, толкнувшую одних к партизанам, а других – на службу к немцам. Как итог – непримиримая вражда соседей в послевоенные годы. Эти события оставляют следы, а порой и огромные рубцы на судьбах героев. Евгения Басова более известна как детский автор, и в повести это тоже оказывается заметно. На многие события мы смотрим взглядом ребёнка:
«Сверху тоже тянуло таинственностью. Взрослые там говорили о каком-то Андрее, которого немцы повесили вверх ногами, и ещё о каком-то Богдане, который уж и красавец был, весь чернявый и брови, брови… Мавка повторила про брови несколько раз. Папа уточнил тихим голосом:
– И его потом повесили вверх ногами?
– Нет, его – так, – отозвалась бабушка. – Его в апреле ещё, вместе с Яковом и Устиньей».
Но сами эти события порой окрашены такой глубокой трагичностью, что только детская непосредственность да нескончаемые крестьянские заботы помогают одной из главных героинь, Мавке, сохранить доброту и человечность.
«Топай? Переступай с места на место? – гадала она. – Да, скорее – переступай. От печи к корыту, от корыта к столу… И на огороде работаешь тяпкой, а ножки твои сами собой – туп-туп. Ты и не глядишь куда. Ножкам сорная трава сама командует, как становиться, чтобы сподручней полоть было…» И она вслед за сестрой повторяла себе: «Знай тупай!» – когда не забывала. С сестриных слов получалось, что, когда не стоишь как вкопанная, тупаешь, переходишь от одного занятия к другому, – больше успеваешь».
Эта повесть не только о войне и о возможности преодоления обид и исторических разломов через прощение (потому что: «Нельзя помнить зло через сорок лет…»), она о творчестве как спасительной отдушине. И не так важно, в чём оно проявится: в рисовании ли, в вышивании или в чём-то ином.
Другая – стихийная, неуправляемая – сторона творчества и самого творца очень ярко показана в рассказе Татьяны Шапошниковой «Портрет». Вместо счастливой семейной жизни вечная погоня за разгадкой и запечатлением художественного образа: «В минуты их близости Ольге казалось, что мужу она не нужна. Она чувствовала, как её душа отторгает её тело, которым давно безраздельно владел муж: наутро она частенько обнаруживала синяки на своих запястьях».
Уже интересно и рельефно, но пока недостаточно глубоко прописаны характеры и ситуации в рассказах совсем молодой писательницы и художницы Арины Обух «Выгуливание молодого вина» и «Катерина» – о богеме и прихожанке одного из храмов соответственно.
Завершают раздел прозы этакая медитативная притча Анны Колесниковой «Двойное дно» и рассказ Ангелины Злобиной «Отрава», об отношениях бабушки и внука, живо напоминающих эпизоды повести «Похороните меня за плинтусом»:
«Все качнулось и замерло. Он выбрался из машины и, яростно всплеснув руками, крикнул:
– Бабушка… – голос его сорвался: – Я тебя ненавижу!»
Интереснее две следующие подборки. В стихах Александра Городницкого явственно ощущаются ностальгия и стремление подвести предварительные итоги:
Уходит поколение. За ним
Идём и мы, забыв былые споры,
И наши роли раздадут другим
Безвестные пока что режиссёры.
(«Памяти Людмилы Ивановой»)
В непрестанных поисках внешней и внутренней гармонии находится лирический герой Андрея Коровина:
где всё то от чего ты немеешь
от чего ты стихи говоришь
от чего словно яблоко зреешь
от чего раньше срока горишь
(«Из цикла «На макушке лета»)
Одной из самых значимых публикаций этого номера (и не только его) мне представляются главы неоконченного романа Равиля Бухараева «Потомки карматов» – о мощном сектантском движении Х века, потрясшем устои ислама и предшествовавшем современному квазигосударству террористов ИГИЛ (организация, запрещённая в России). Благодаря найденной в забытом чемодане рукописи современный рассказчик получает возможность взглянуть на прошлое, отразившее явления настоящего. Сопоставление преступлений средневековых и «новых карматов», очевидно, и побудили автора к работе над романом.
«...иракский погонщик Хамдан по прозвищу Кармат, с именем которого и связывают образование около 890 года мощного движения карматов, ставшего реальной угрозой для самого существования Багдадского халифата. Прозвище Кармат переводят по-разному, но чаще всего смысл его уничижителен: калека, хромец, урод…»
Заметна тематическая близость с кинороманом «Джихад» Юрия Юрченко (и рассказчик здесь тоже ведёт своего рода расследование), но главы «Потомки карматов» выписаны гораздо более тонко и художественно, без излишнего крена в публицистику и сценарность. И становится вдвойне печально от безвременной кончины автора, из-за которой мы никогда не увидим этот его замысел раскрытым полностью.
Публикация подготовлена вдовой писателя – замечательным поэтом Лидией Григорьевой и предваряется вступлением главного редактора «Звезды» Якова Гордина.
В рубрике «Письма из прошлого» опубликованы письма из переписок К.И. Чуковского, а затем Лидии Гинзбург с молодым в ту пору исследователем И. Гурвичем: «Чехов сложнее всех своих предшественников хотя бы потому, что он обнаружил в слове, как в атоме, такие «внутриядерные» силы сцепления, притяжения, воздействия, о которых писатели дочеховского периода только догадывались».
Начата публикация книги американского философа Джесса Глена Грэя (1913–1977) «Воины. Размышления о человеке в современном бою», которая будет продолжена в следующих номерах. Название мне кажется не совсем точным, так как большая часть размышлений проходит не в бою, а либо в его ожидании, либо при столкновении с последствиями войны и фашизма. Но сами наблюдения и размышления о связи войны и любви, об образе врага и многом другом точно достойны внимания:
«В бредовой лихорадке свободы многие жители постоянно перебегали из толпы целующих и обнимающих возвращавшихся бойцов французского Сопротивления к толпам, пытавшим отдельных коллаборационистов. Мы могли наблюдать, как любовь и ненависть, нежность и грубость сменяют друг друга в одном и том же человеке в течение минуты».
Или: «Давно замечено, что люди, недостаточно обладающие способностью любить, цепляются за жизнь с особой силой. Страх смерти трусливого человека большой частью исходит из его неспособности любить что-либо, кроме своего тела».
В разделе «Эссеистика и критика» наиболее интересны исследование Ирины Цимбал «Маленький театр в голове читателя» с подзаголовком «Любил ли Сэлинджер театр?» и философское эссе Михаила Эпштейна «Русская сверхидея: целостность. Всё или ничего», правда, с оговоркой, что интересный ракурс мысли не доведён до своего логического завершения.
Во 2-м номере журнала перед нами стихи Олега Клишина, Дмитрия Смирнова, Николая Кудина и Светланы Евдокимовой.
Наиболее самобытной представляется подборка Дмитрия Смирнова «Из цикла «Памяти снега» – с преодолённым влиянием Маяковского, ставшего потаённым:
Я зло в порошок разотру
И выброшу за окно.
Не страшно, что так темно, –
Все выбелится к утру.
Самый крупный прозаический текст – повесть Павла Мейлахса «На Алжир никто не летит» замешан на сплаве разных жанров: от детектива до психоделии:
«Вот это-то постоянное сочетание-сопоставление-противопоставление и стало для меня подлинной интригой фильма. Говорили они по-французски, фильм был без титров, но я был почему-то убеждён, что, говори они по-русски, интрига по-прежнему оставалась бы интригой, и в имевшийся у меня русский сценарий я даже не заглядывал».
Освобождению от иллюзий и новому ощущению и поклонению красоте мира посвящён рассказ Бориса Полищука «Общение»:
«А мне что помогает перенести боль, не мутузить ближних? Наверно, сам этот мир – что ни говори, в нём много чудесного». Он вспоминает сирень, покрытую белыми цветами, липы, похожие на одуванчики, заснеженную аллею. По этой сказочной аллее Воронков хочет войти в сон».
Два рассказа Нины Кроминой «Прелесть» и «Беби-блюз» посвящены женским судьбам: Марина Ивановна, приготовившаяся к юбилею одноклассника, в которого была тайно влюблена и который стал епископом, и Таня, вышедшая замуж и родившая ребенка только ради матери. К сожалению, оба рассказа не очень убедительны психологически.
Фантасмагорическая история Алексея Иванова «Тот берег» о вхождении героя в смерть, через его присутствие в различных временах и одушевлённо-неорганическом состоянии (человек становится мостом). «Время застыло, стало стеклянным, как эти стрекозы, светлой бирюзы вода и зелёные кинжальчики травы, помещённые сюда величайшим мастером изящного пейзажа».
В рубрике «1917», посвящённой столетию Февральской революции, наибольший исторический интерес представляют исследование Владимира Черняева «Ораниенбаумское восстание: великое и забытое», о грандиозном походе вооружённых запасных полков на помощь восставшим в столице, во многом обеспечившем их победу, и воспоминания «малоизвестного» главнокомандующего Петроградским военным округом генерала О.П. Васильковского: «Положение получалось для Керенского очень щекотливое. С одной стороны, он всё-таки продолжал считать себя социалистом, представителем рабочих и солдат, с другой стороны, эти рабочие и солдаты в тайниках его души были ему ненавистны, как помеха его единоличной власти».
Также хочется обратить внимание на рубрику «Былое и книги», где Александр Мелихов неожиданно оценивает особенности творчества контркультурных кумиров Г. Миллера и Ч. Буковски; а в разделе «Хвалить нельзя ругать» – на рецензии Владимира Коркунова о сборнике «Новые имена в литературе» и Дарьи Облиновой о мегабестселлере Кристин Ханны «Соловей».
Мартовский номер даёт слово классикам: живому Александру Кушнеру и совсем недавно ушедшему (но также живому на момент публикации) Даниилу Гранину.
И это Везувий? Ни пика, ни снега,
Неужто Помпею такой погубил?
Как если б великого я человека
Увидел – и разочарован им был.
(А. Кушнер «Везувий»)
Последний прижизненно вышедший рассказ Гранина «Возвращение» посвящён сложному заданию по поимке и доставке «языка» из лагеря противника. Несколько портят впечатление живой достоверности излишняя романтизация конкретного немца и называние города «Питером», когда для всех защитников он был Ленинградом: «Густав сидел возле лежащего Ипатова, держал его руку. Рогозин пояснил, что их обоих эвакуируют по ходу сообщения, затем через развалины церкви в первую роту, а до утра в Питер, там будет ждать машина».
Из поэтических подборок хочется отметить стихи Екатерины Полянской:
Да, я буду писать о бабочках и цветах
Всем смертям и войнам назло – обязательно буду,
Потому что мне не пройти через боль и страх,
Если не пронесу их в себе повсюду.
И постоянного автора «Звезды» Александра Комарова:
я жил и в те, и в эти годы,
друзей и власти не сердя:
друзья мои всегда прелестны,
а власти мне неинтересны.
Центральная прозаическая публикация номера – роман Елены Скульской «Пограничная любовь» об истории и современной богемной жизни, очень странный и завораживающий. «На этом экране – у него неровные, обломанные края, как у заношенной фотографии, вынутой из альбома, чтобы всегда носить с собой – жужжит и двигается поцарапанная плёнка с помехами; эти помехи напоминают снег, да на самом деле это снег и есть: крупный, дырявящий пространство. Мы пытаемся заглянуть в эти просветы мрака, и нам удаётся».
Одни из самых трагических страниц номера – Татьяна Сотникова-Ратнер «Трое на Ямале». Автор идёт по следам Студенческой Северо-Ямальской экспедиция 1928–1929 годов, плохо подготовленной и закончившейся смертью одной из участниц этой экспедиции.
Продолжение воспоминаний Бруно Мейснера «Моя родословная» (вслед за первой частью «Я не шпион!» опубликованной в «Звезде, №8–9, 2016) повествует об уникальной судьбе его отца Ивана Ивановича и высвечивает целый пласт прошлого, связанного с революционным движением в России.
Соредактор журнала Андрей Арьев поместил в номере интересный материал о поэте, прозаике, редакторе и человеке Игоре Адамацком (1937–2011), под говорящим названием «Отложенная слава».
Предвоенные впечатления французского поэта и эссеиста Поля Валери представлены его заметками из книги «„Взгляд на современный мир“ и другие эссе»: «Настоящий мир может наступить только тогда, когда все люди будут довольны. Это значит, что настоящий мир бывает редко. Есть только мир фактический – не война, а всего лишь временное соглашение».
Обобщая, можно с уверенностью сказать, что журнал «Звезда» удивительно многогранен, содержателен и жанрово разнообразен, он интересен для людей разных поколений: каждый найдёт в нём, что почитать, над чем поразмышлять. И очень жаль, что сегодня «Звезда», как и многие толстые журналы, вынуждена в буквальном смысле выживать – сокращается подписка, в основном из-за того, что библиотекам перестали выделять необходимые средства для покупки журналов... Но главные соредакторы Яков Гордин и Андрей Арьев не падают духом, они честно продолжают делать своё литературное дело, справедливо полагая, что читатель обязательно оценит усилия по сохранению в России интеллектуального чтения.