С пониманьем судьбы и пути

Мои попутчики

Не сказать обо всём на свете,

но на мир мне открыли глаза

и деревья, и звёзды, и ветер,

солнце, снега полёт, и гроза.

Обостряя и зренье, и чувства,

в молчаливой беседе со мной

доверяют мне тайны искусства,

нераздельного с жизнью самой.

И на всё, пока кровь не остыла

и желанья теснятся в груди,

откликаюсь не с жару и с пылу –

с пониманьем судьбы и пути.

Собрат по ремеслу

Собрат по ремеслу, не унывай:

не одинок ты и не бесприютен.

Нам эта жизнь не обещает рай,

и мы его не обещаем людям.

Отраду мы находим в красоте

среди мирского пыльного бурьяна.

По жизни не пройдёшь, как по воде

прошёл Спаситель. Но сдаваться рано.

Как школьники, слагаем мы слова

по азбуке небесной, и гляди-ка:

щебечут птицы там, растёт трава

и живы все от мала до велика!

Мужик

Мужик двужилен и смышлён,

к труду приученный с пелён,

по жизни к тяготам готов он,

хотя изрядно проспиртован.

Он простоват, неприхотлив,

порою груб, но чист исподом.

Широк души его разлив,

когда о воле запоёт он.

Клич грянет Родину спасти –

зажмёт гранату он в горсти

и ринется в атаку

под гусеницы танку!

Мужик таков без дураков.

Хоть он отнюдь и не мессия,

хотя всё меньше мужиков,

и всё ж на них стоит Россия.

Свет из прошлого

1

В года лихие, роковые

блажен, кто мир сей посетил,

среди бесовской эйфории,

во тьме мирской, как мог, светил.

Я говорю о девяностых,

продажных, нищенских годах,

где был отравлен даже воздух

врагу на радость, нам на страх.

И всё же не единым хлебом

был жив я на своём посту:

среди невзгод под русским небом

сберёг я веру в красоту.

Не склонен к вычурным манерам,

прилюдно в светочи не лез.

«Дай срок –

 последний станет первым,

пускай не скоро и не здесь» –

так мне внушало вдохновенье,

от малодушия храня.

И, как по щучьему веленью,

оно сходило на меня.

Не только смута и потери

врывались в прошлое моё –

и радость отворяла двери

не раз, когда не ждал её.

2

Когда-то и я счастливым был:

колол поленья, камин топил,

дрова трещали, на потолке

плясали тени, а в кресле ты

сидела с бокалом вина в руке…

Как много с тех пор утекло воды!

«Всё это было…» – как Блок написал.

Прошедшее, кто же тебя вернёт!

Вхожу я в памяти кинозал,

и здесь не надо платить за вход.

Но неподкупен годов конвой,

и не ропщу я на жребий свой.

Дрова в камине, а рядом – ты…

Нам жизнь не сулила судьбы иной:

уже давно замело следы

в тот домик под соснами и луной.

3

Кем я был и кем я стал?

Три десятилетия –

мой расходный капитал

и страны наследие.

Многих нет уже друзей,

в небесах наставники.

На полях отчизны всей

мы эпохи данники.

Время камни собирать.

Как не раз в истории,

рыщет, алчет вражья рать

нашей территории.

Не вогнать – напрасный труд! –

в ложе нас прокрустово:

возрожденье после смут

не впервой для русского.

Одоление

С землёй искорёженной небо слилось,

над гарью сраженья молитва парит –

кого-то Иса, а кого-то Христос

на поле от пули шальной боронит.

Под стяг Всеединого встали бойцы,

а с той стороны – свора слуг сатаны.

В духовном борении нет полосы

нейтральной,

                            давно все мосты сожжены.

На ниве подвижников всходит герой.

И нет для победы надёжней основ.

И в брани небесной смыкается строй

погибших, не имущих сраму сынов.

Январское

Белый снег и ворон чёрный

на снегу – судьбы контраст

нашей родины просторной,

где народ на всё горазд.

Вот и я, беспутный где-то,

в чём-то чуть ли не монах,

шёл по тропам тьмы и света

часто на свой риск и страх.

Стать степенней что мешало,

сколько раз слетал в кювет –

умолчу о том. Немало

без меня в отчизне бед.

Благо, что не стал я вором

в разворованной стране.

И товарищ мне не ворон –

голубь на моём окне.

И снега чисты всё так же,

так же бодрствует мороз,

как и в дни, когда я даже

до раздумий не дорос.

О жизни

В нашей гремучей эпохе

смут и горланящих ртов

даже за малые крохи

жизнь полюбить я готов.

Изыски разные, -измы

кажутся мне шелухой,

только заслышу о жизни

песню скворца над стрехой.

И от уныния лечит,

страсти не зная иной,

маленький звонкий кузнечик

в травах опушки лесной.

Всё-таки жизнь несравненна

в стройной своей глубине!

Ну а поверхность – лишь пена

на современной волне.

Верно, останусь по гроб я

верен той самой красе,

что не глядит исподлобья

на испытания все…

За Россию

Простёрлась Россия-матушка

от Бога до хлебного катышка.

Куда без неё такой!

И бьются сыны с оравою

бесовской за дело правое,

кто «Градами», кто строкой.

Куда ж без неё? Да некуда! –

пора нам понять, без трепета

стеной за Россию встав.

И на сердце распогодится,

когда будет взят, как водится,

очередной Рейхстаг.

Когда закончится война

Какими станут отчие границы,

какой слезой умоется страна,

какой улыбкой озарятся лица,

когда закончится война?

Ещё одна! А сколько пережили

мы этих войн разбойных за века!

Но те, кто соль земли, на русской шири

не переводятся пока.

Не примирится Запад бесноватый

с единством нашим, подлостью не нов.

И дай-то Бог, останется богатой

земля на праведных сынов.

Под русским небом как им не плодиться

и как собой не жертвовать, когда,

не утихая, и доныне длится

тысячелетняя вражда.

Откровенное

Ветер вечности царства сметает –

беспощадный судеб суховей.

Неужели от жизни следа нет –

от донынешней жизни моей!

И пора начинать всё сначала

без трусливой оглядки назад,

и струну, что, устав, отзвучала,

на иной перестраивать лад.

Отдаюсь провиденью на милость.

Что бы там ни случалось со мной,

лишь бы сердце не угомонилось

и любовь не прошла стороной.

Наполняясь ночами и днями,

не могу я принять пустоту:

в землю милую врос я корнями

и, как дерево, в небо расту.