Наш собеседник – доктор исторических наук, профессор, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории Александр РЕПНИКОВ.
– Александр Витальевич, кто и зачем создал Александру III репутацию посредственности?
– В дореволюционной России об Александре III выходили книги, написанные в официозно-апологетическом духе. В СССР непосредственно про императора книг не было, но историки писали про «контрреформы». В 1990-е годы ситуация меняется. Очерк про императора публикует журнал «Вопросы истории», выходит книга «Неизвестный император», которую написали О. Барковец и А. Крылов-Толстикович, идёт полемика вокруг книг А. Боханова... Обобщающей научной монографии (а не популярной биографии) об Александре III и его эпохе до сих пор нет. Даже серия «ЖЗЛ», выпустив уже вторую биографию Николая II и Александра I, почему-то обошла Александра III стороной.
– Как относились к императору его современники?
– Отзывы современников об императоре различны. Бывший народоволец Л. Тихомиров, перешедший на монархические позиции, представлял его как живое воплощение качеств, необходимых для идеального государя: «Он был истинный подвижник, носитель идеала… В последние годы своей недолгой жизни он уже победил вся и всех. Весь мир признал его величайшим монархом своего времени. Все народы с доверием смотрели на гегемонию, которая столь очевидно принадлежала ему по праву».
Для консерваторов и русских националистов эта фигура своего рода символом. «Явился император Александр III, и всё затихло, всё успокоилось. Этот царь всю свою жизнь отдал своей родине и своему народу… При нём возглас «Россия для русских» громогласно раздался по всей Руси», – восторгался русский националист П. Ковалевский.
«В лице Александра III Россия впервые после московских царей получила государя с ярким национальным направлением. Даже своим внешним обликом он напоминал их», – вторил ему В. Строганов.
С другой стороны, для знаменитого юриста А. Кони этот император – «бегемот в эполетах», а для художника И. Репина «осёл во всю натуру».
Можно прислушаться к мнению царских чиновников, но и здесь царит разноголосица. С. Витте, чьи взгляды ближе к либеральным, восторженно писал, что личность императора была связана «с благами России так, как он их понимал… И его уважал весь мир и вся Россия». А Е. Феоктистов, наоборот, оставил в воспоминаниях об Александре III немало колких слов, утверждая, что хотя он не лишён был «здравого смысла, но умственное его развитие стояло очень низко».
– А когда Александра III стали называть Миротворцем? И насколько точно поражает дух его царствования?
– По мнению С. Витте, «главнейшая заслуга императора Александра III в том, что он процарствовал тринадцать лет мирно, не имея ни одной войны… Он же дал России эти 13 лет мира и спокойствия не уступками, а справедливой и непоколебимой твёрдостью».
«Мирная передышка» в период правления Александра III, конечно, весьма относительна и выглядит таковой только при сравнении с теми войнами, которые вела Россия при Александре II и тем более при Николае II. Примерно так и период Брежнева кажется относительно стабильным по сравнению с Карибским кризисом, а тем паче – со временем распада СССР.
Однако следует признать, что зёрна многих будущих военных конфликтов были посеяны именно при царе, которого консервативная пресса окрестила Миротворцем. В начале его царствования политика России была связана с укреплением «Союза трёх императоров» – русского, германского, австрийского. Но по мере нарастания недоверия в русско-германских отношениях каждая из сторон стала искать нового союзника.
Пересмотрев традиционную ориентацию на центрально-европейские государства, Россия начинает сближение с Францией. В июле 1891 года в Кронштадт прибывает французская эскадра. Самодержавный император, чествуя французских гостей, стоя выслушал «Марсельезу» и провозгласил тост за здоровье президента Французской республики. Одновременно состоялись русско-французские переговоры, и в 1891–1892 гг. между двумя государствами были подписаны первые документы о совместных действиях на тот случай, если одной из сторон будет угрожать военная опасность. Ратификация военной конвенции произошла в 1893 г., закрепив антигерманский союз России и Франции. Последствия этого решения сказались во время Первой мировой войны.
– В какой исторической ситуации император принял шапку Мономаха? И в каком состоянии он передавал империю сыну?
– Не без основания К. Победоносцев предупреждал императора при вступлении на трон: «Вам достаётся Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы её повели твёрдою рукою». Это было время, когда воздействие на власть пытались оказать сторонники славянофильской доктрины. Но период этот оказался очень недолгим. Попытки воплощения в жизнь идеи Земского собора в надежде, что собор мог стать реальной альтернативой всем конституциям в мире, вместе с тем удерживая Россию на её исторической, политической и национальной основе, не оправдались. Параллельно с идеей созыва Земского собора высказывалась свойственная славянофилам идея о возможности перенесения столицы из Петербурга в Москву.
Александр III вначале позитивно отреагировал на «земские» планы, но надежды славянофилов не оправдались. Вообще же полицейские методы и политические репрессии в итоге восторжествовали над робкими попытками диалога с обществом. Например, «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», утверждённое в августе 1881 года, было введено в действие на три года, но потом продлевалось вплоть до февраля 1917 года. Использовались провокации и провокаторы, была создана небезызвестная «Добровольная охрана»…
– Что побуждало современников императора поднимать «русский вопрос»?
– С царствованием Александра III связано обращение к выработке некой «идеологии самодержавия», которую в виде единой концепции так и не смогли (а скорее – не захотели) оформить. Во многом это была именно реакция на политические и экономические перемены. Славянофильская модель не могла быть воспринята властью по той же причине, что и либеральный проект М. Лорис-Меликова. Власть считала, что стране нужны не консервативные, а тем более не либеральные или революционные проекты переустройства, а стабилизация. Но требовались и новые опоры, и их нашли, но не в славянофильских концепциях, а в таком мощном явлении, как русский национализм.
– Как объяснить феномен революционных настроений в России после реформ 1860-х? Ведь во всём мире Россия в те годы стала ассоциироваться с политическим терроризмом...
– Обращу внимание на то, что убийство Александра II определялось в советской пропаганде, как «казнь». Общество ожидало ответных действий от нового императора. В. Соловьёв, выступая перед многочисленной аудиторией, публично призвал нового императора Александра III простить убийц, патетически воскликнув: «Он не может не простить их! Он должен простить их!» О помиловании настойчиво просил и Л. Толстой. Император «распорядился передать графу, что, если б покушение было совершено на него самого, он мог бы помиловать, «но убийц отца не имеет права простить».
Здесь я хотел бы вопреки модным сегодня веяниям сказать слово в защиту казнённых. Там были яркие и сильные личности – от Перовской и Желябова до Степняка-Кравчинского и Морозова. И нужно понимать, что у них была своя правда. С их позицией можно спорить, но вспомните фразу из «Дуэли» А. Чехова: «Никто не знает настоящей правды».
Народовольцы не могли поступить иначе, но и власть не могла их помиловать. Да и сомнительно, приняли бы Перовская или Желябов милость от власти, с которой боролись. В этом есть и трагедия революционного движения, когда в борьбе с властью гибли молодые и талантливые люди. Всё тогда зашло слишком далеко. Трагически далеко.
До революции политические силы, оппозиционные власти, в определённых случаях рассматривали радикалов как тех, кто способен выступать в качестве союзников, оказывая давление на власть. «Уступи мне, а не то «он» бросит в тебя бомбу», – такова подпись под рисунком, изображавшим кадета, стремящегося завладеть престолом, и стоявшего на втором плане эсера, державшего бомбу в руках.
Кстати, после убийства С. Кирова возобладала сталинская точка зрения, что «если мы на народовольцах будем воспитывать наших людей, то воспитаем террористов». Это было воспринято как сигнал к запрету не только народовольческой, но и вообще народнической проблематики. Разработка истории народничества оказалась под запретом, а некоторые историки, занимавшиеся разработкой этой проблематики, были репрессированы. К слову, сейчас практически не осталось специалистов по народничеству. Изучать революционеров «не модно», но подобный перекос в апологетику контрреволюции только отдаляет нас от осмысления прошлого.
Толстой и Соловьёв не могли в силу своих убеждений поступать иначе. Если бы Толстой не требовал того, что он требовал, то он бы не был Толстым. Но Александр III (а впоследствии – П. Столыпин) не могли идти на компромисс с революционерами. Да и был ли такой компромисс возможен? Перовская, Желябов, Каляев и их сторонники выбрали свой путь.
– То было время бурного развития капитализма в России. А возможно ли самодержавие при капитализме? Ведь усилившиеся буржуа всегда требуют власти…
– Консерваторы, являясь противниками революции, должны были определить отношение к социалистическим моделям. Значительная часть из них, подобно публицисту К. Пасхалову, делала ставку на помещиков, а в буржуазии видела только разрушительную силу. Даже признавая, что «капитализм идёт», консерваторы не всегда были готовы принять его в той форме, в которой он реализовывался в России на рубеже веков. Но капитализм насаждался «сверху», и делала эта монархическая власть!
Отмечая наличие определённой правоты в критике, звучавшей со стороны радикалов, монархисты позиционировали себя как убеждённые антилибералы и антисоциалисты. Все попытки создания русской национал-либеральной доктрины потерпели фиаско как в теории, так и на практике. Хотя нельзя отрицать стремление некоторых консерваторов к такому идеологическому синтезу. Соединить капитализм и русский национализм будут пытаться позже, уже при Столыпине…
– От эпохи императора Александро III нам осталась архитектура неорусского стиля. Интерес к прошлому Руси вдохновлял тогда многих художников. Какова роль императора в развитии этой тенденции?
– Александр III поощрял русское национальное искусство во всех его проявлениях. Показательно в этом отношении исполнение им просьбы П. Чайковского. Композитор просил о выдаче ему заимообразно 3000 рублей с постепенной выплатой. 2 июня 1881 года Александр III написал Победоносцеву: «Посылаю Вам для передачи Чайковскому – 3000 р. Передайте ему, что деньги эти он может мне не возвращать». Чайковского и похоронили на личный счёт императора. Отметим, что Александр III открыл движение русской опере, которую прежде заедала итальянская. Он «подарил Большой театр» Петербургской консерватории, а Московской «выделил значительные средства на постройку нового здания».
Император не был равнодушен к живописи, предпочитая жанровой батальную и портретную, выделяя В. Васнецова, И. Репина, В. Поленова, А. Боголюбова, В. и К. Маковских… Кстати, сам Александр III брал уроки живописи у Боголюбова, выписывал для своей библиотеки книги и журналы по искусству, коллекционировал предметы искусства. Император покупал картины художников. Причём он начал заниматься коллекционированием, будучи наследником, а к моменту вступления на престол его коллекция насчитывала 495 полотен и рисунков, 373 из которых являлись произведениями русской школы. К 1894 году коллекция насчитывала уже около 800 полотен, и после смерти императора по указу Николая II значительная часть картин русской школы была передана в открывшийся в Петербурге Русский музей императора Александра III.
Особым вниманием Александра III пользовались Православная церковь и духовенство. 20 мая 1885 года он написал на годичном докладе обер-прокурора Святейшего синода, что с интересом прочёл «о тружениках сибирских, перед которыми преклоняется, поскольку они служат Христу в то время, когда никто их не знает, не слышит о них, да и в голову никому не приходит, через что они проходят». Именно на этих скромных подвижников советовал Александр обратить внимание московских и петербургских жертвователей. При Александре III было учреждено 13 новых архиерейских кафедр, восстановлены закрытые в предшествующее царствование приходы, восстановлены в Западной Руси церковные братства, построено много новых монастырей и храмов.
По мнению современного историка Ю. Кудриной, «Тринадцать лет пребывания Александра III на престоле оказались чрезвычайно значительными и благотворными для развития культуры».
Но было бы ошибочно представлять царствование Александра III как некую бесконечную череду успехов. Недовольство общественности вызвало ограничение сферы действия суда присяжных и другие изменения судебных уставов. Пожалуй, неоправданно жёсткой была политика Александра III в отношении печати. Ещё в конце августа 1882 года вступили в силу «Временные правила о печати», установившие строгий надзор за изданиями. Впоследствии было издано много специальных циркуляров, очертивших тот круг тем, который нельзя было освещать в печати. По сути, это означало установление жёсткой цензуры. При этом преследовались не только радикальные и либеральные издания («Отечественные записки», «Московский телеграф», «Голос», «Русский курьер», «Дело», «Земство»), но и издания патриотической направленности.
– Вспомним союзников и противников императора – мыслителей, политиков, литераторов...
– Бурлили эмоции! Апология или хула зависели от общественно-политической позиции писавшего или говорившего. Так, по мнению Л. Толстого, государственная деятельность Александра III «разрушила всё то доброе, что стало входить в жизнь при Александре II, и пыталась вернуть Россию к варварству времён нынешнего столетия». Перечислять славословия или ругательства в адрес императора можно до бесконечности, но смысла в этом не будет. Нечто подобное мы видим, например, вокруг фигуры И. Сталина, когда одно его упоминание вызывает проклятая или восторги, но мало кто пытается заняться анализом и отстраниться от эмоций.
Мне кажется интересным мнение представителя неославянофильского направления С. Шарапова, который признавал, что Александр III всей душою веровал в самодержавие, но критиковал его отстранение «от соприкосновения с живыми, уже созревшими в земской школе силами страны», которое в итоге привело к торжеству бюрократического начала. В результате «под предлогом борьбы с «крамолою» и охраны священных принципов церкви и самодержавия, и то и другое было почти изувечено. Церковь потеряла всякую духовную силу и обратилась в бюрократическое духовное ведомство с диктатором в лице обер-прокурора Св. синода. Самодержавие было явно расхищено министрами, составившими цепь вокруг благородного и прямодушного государя, иногда и не подозревавшего, что творится его именем».
Очень важно понять, что после периода стабилизации должен быть период развития!