Анатолий Коломейский
Рыбный отдел икрился, лососился, семужничал и неброско хековал.
– Пару дунайских сельдей! – провозгласил Взвойский, делая смысловое ударение на прилагательном, сдерживая слюноотделение, результатом которого можно было оросить несколько грядок.
– Пару? – среагировала владычица морская, речная и озёрная на числительное. – Думаете, будут размножаться?
– Две штуки! – гендерно нейтрально переформулировал Взвойский. – Одна пойдёт на форшмак, другая – под водочку, огурчик и сало.
– А просто селёдка под сало не пойдёт? – попыталась купировать кулинарные замашки Взвойского труженица сбыта. – Дунай нынче обмелел: водятся только жабы …
– Лягушки! – откорректировал информацию Взвойский.
– Вы случайно не француз? – продавщица бомбанула комплиментом, возникшим на ассоциативном зигзаге.
И сама себе прооппонировала:
– Француз бы не мечтал о водке с селёдкой…
– Не называйте сельдь селёдкой, будто речь идёт о даме с неуловимой фигурой! – вернулся на исходные спросовые позиции Взвойский.
– Неужели всё-таки француз?! – растерялась продавщица.
– Дунайскую мне сельдь! – изрёк Взвойский с интонациями надежды и безысходности одновременно, так, как в спектакле «Горе от ума» произносится «Карету мне, карету!».
– Мы не управление по делам миграции! – поутихла продавщица. – Визы у рыбы не спрашиваем!
– У дунайской – более тёмная спинка! – набросал фоторобот запроса Взвойский.
– Возьму тушь – подкрашу тушку минтая! – обозначилась максимальная готовность труженицы прилавка к удовлетворению покупательского каприза.
– Светка, не вздумай! – донеслось из подсобки. – У тебя тушь по цене как десять килограмм форели!
– Извините, погорячилась! – поправила фартук Светка. – Есть сельдь атлантическая!
– Вы же вместо духов не употребляете туалетный освежитель! – попытался ступить на тропу взаимопонимания Взвойский.
– Чем атлантическая не угодила? – подозрительно вперилась в очки оппонента работница прилавка.
– Звучит по меньшей мере аполитично! – приосанился Взвойский. – Северо-атлантическим альянсом попахивает!
– Это рокфор попахивает! – принюхалась продавщица.
– Рокфор? Граф? – вздрогнул Взвойский.
– Рошфор – граф, а рокфор – сыр. Привезли для расширения ассортимента, – порылась в бумагах продавщица.
– Надо же! – удивился Взвойский. – Всего одна буква, а какие разные судьбы!
– Точно, француз! – запершила мысль у продавщицы. – Вокруг обычной чешуи такую философию развёл!
– Да уж, запах – не аленький цветочек, – согласился Взвойский. – Абсолютно чуждое дунайской сельди амбре!
– Что вы заладили «Дунай! Дунай!» – сдали нервы у работницы прилавка. – Подождите, скоро дунайская из Хуанхе попрёт!
– Не плюйте в форшмак, любезная! – направился к выходу Взвойский, даже ушами изображая крайнее разочарование.
– Эх, Светка, у нас камбалы завал, а ты покупателя упустила! – напарница тоскливым взглядом пальнула в уходящую спину.
– Никуда не денется! – осмыслила «любезную» Светка. – Завтра вернётся, возьмёт килограмм мойвы и будет счастлив!
– Откуда такие познания в мужской психологии? – вернула взгляд в исходные координаты напарница.
– Три законных мужа, два гражданских! – огласила список трофеев Светка. – Ухажёров вообще не считаю!
– Счастливая ты! – промокнула слезу пачкой накладных напарница. – А у меня ещё никогда дунайскую сельдь не спрашивали!
– Спросят, ещё обязательно спросят! – ванганула Светка, пристраивая табличку «Перерыв».
На обед у служительниц рыбного маркетинга была килька в томатном соусе…