Так считал писатель-фронтовик Михаил Алексеев
Известный советский писатель, Герой Социалистического Труда и лауреат Государственных премий М.Н. Алексеев родился сто лет назад – 6 мая 1918 года в селе Монастырское Саратовской области, любовь к которой пронесёт через всю жизнь. Почти 20 лет – с 1938 по 1955 г. – отдал службе в Красной армии. Был солдатом, офицером, военным корреспондентом, редактором военного издательства. Войне и посвящены его книги – роман «Солдаты», «Наш лейтенант», «Внимание, мины!» и другие. Широко известными стали его роман «Ивушка неплакучая», повесть «Хлеб – имя существительное», по которому снят замечательный фильм «Журавушка». Долгие годы Михаил Николаевич редактировал журнал «Москва».
Умер М.Н. Алексеев тоже в мае, в 2007 году. На протяжении многих лет был активным автором «ЛГ», выступал на наших страницах с материалами на разные темы. Фрагмент одного из таких выступлений публикуется ниже.
Воевал я под Сталинградом с первого до последнего дня, всё видел сам, к тому же изучил мемуары Чуйкова и Василевского, и Батова, и, естественно, Жукова; перечёл всё написанное по горячим следам – и документальное, и художественное, – такие книги, как симоновские «Дни и ночи», и позднейшие его романы, и знаменитые очерки Василия Гроссмана (кстати, по его и Марка Колосова рекомендации меня принимали в Союз писателей после Второго всесоюзного совещания молодых). Прочитал всё, что мог добыть, и немецких авторов: многие были участниками этого величайшего сражения, попали в плен, сохранили себе жизнь и теперь вспоминают (о Сталинградской битве бывшие враги наши написали гораздо больше, чем советские люди, – может быть, поражение настойчивее, чем победа, заставляет осмысливать и извлекать уроки из прошлого?).
Подготовительная работа проведена немалая и своё пережитое не изгладилось в сердце, а дело застопорилось. И тогда понял: мне не хватало биографий моих героев, их довоенной жизни. Ведь кто-то же живой из плоти, крови и нервов готовил их к этому испытанию духа, к этому рубежу, может быть, и не представляя себе, насколько он будет крут и страшен! Так появилась книга «Драчуны», которую я могу теперь назвать прологом к большому роману о Сталинграде.
Людей моего поколения, чуть помоложе или постарше, жизнь не особенно баловала, в те трудные годы – конец 20-х, начало, середина и конец 30-х, до самой войны. Одевались мы не шибко нарядно, да и не всегда были сыты. Другое дело, что мы были счастливы, а счастлив человек, когда он во что-то очень сильно и непоколебимо верит. Мы верили в святость наших дел, и это держало нас в довоенную трудную пору и ещё больше – под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге, на Днепре и на Одере… Однажды Леонид Максимович Леонов мне сказал (помнится говорили о его «Нашествии»): «Меня всегда интересовали те люди, которым советская власть принесла даже некие неприятности, но которые в годину испытаний забывали обо всём и делались настоящими её защитниками». Я мог бы повторить то же применительно к героям моего романа, а большинство их я привёл из детства к самому порогу войны. Но чтобы не почудилось кому-то недосказанности, снабдил роман эпилогом.
Значит – пролог с эпилогом, а между ними по времени как раз и должна уместиться книга о Сталинграде. Биографии героев ясны, и характеры уже сложились, и мотивы поступков определены, и впереди – главный рубеж. Эпилог датирован 1980 годом.
Один из участников Сталинградской битвы, рассказчик, спустя много лет возвращается в родное село. Его не узнать: соломенные крыши исчезли – шифер, железо, новый клуб. Школа, где прошло детство, перестроена, и перед ней стрелою в небо – обелиск, двумя столбцами – имена павших, и среди них то одно, то другое уже знакомое читателю. Не вернулись ребята с войны… И вот так постояв, погрустив, идёт рассказчик в бывший дедушкин сад. К Вишнёвому омуту, и снова – я уже не могу без этого! – возникает весь живой антураж этого священного уголка земли: и птицы поют, и уж проползает, и сорока тут… А на той стороне речки какой-то парень, ничего кругом не замечая, приплясывает, вытанцовывает в обтянутых своих джинсиках с транзистором на голом пузе. «Маяк» начинает передавать последние известия: империалисты снова против разоружения; очередная неудача учёных, зондирующих радиосигналами Вселенную в поисках внеземных цивилизаций. Молчит Вселенная. А может, их вовсе нет, иных миров? Может, лучше беречь свой, единственный? Парень на минуту задумывается, а потом, повертев ручкой транзистора и найдя соответствующий ритм, снова идёт отплясывать по-современному. А рядом мирно пасётся стадо пёстрых телят, уже привыкшее к «стилю работы» своего пастуха…
Над романом о Сталинграде ещё много придётся работать. Как шли в атаку, как лилась кровь, как снег был горячим – этого теперь, думается, мало. Ещё что-то надо. Это не значит, что я обязательно пойду в Ставку Верховного Главнокомандования – таких намерений нет. Хочется подчеркнуть народный характер этой битвы. Сердце солдатское – вот где моя верховная ставка.
Благодарен судьбе, что не избрала для меня лёгких путей-дорог, рано приобщила к труду. Сколько помню себя, слышал от матери: «Под лежачий камень вода не течёт», «Глаза страшатся, а руки делают».
Нам бы, литераторам, и самим порассуждать, и людям помочь поразмыслить вокруг этого святого и великого слова «труд» вот в каком его аспекте: без труда не овладеть знаниями, не овладеть словом. А из слов создаются памятники величайшей красоты и долговечности – книги. С помощью слова ты можешь пожить жизнью, какую вели люди века назад, и ты можешь заглянуть на много лет в будущее. До обидного короткая твоя жизнь с помощью слова может быть до бесконечности продлена во времени и пространстве.
Не худо бы нам почаще вспоминать, что мы и в оружие себе выбрали слово.
Михаил Алексеев
«ЛГ» № 17
от 22 апреля 1981 года