Старик путешествует. Старик берёт чемодан (нет, наверное, скорее всего, сумку: не будет он заморачиваться с чемоданом), кладёт туда самое необходимое и едет в аэропорт.
Я не знаю почему, когда я стал писать эту колонку в пять утра, я как-то совершенно точно представил себе, что Лимонов чемоданов не любил.
Вообще, наверное, не любил ничего носить лишнего.
Сейчас проверим. Так и есть.
Вот из «Эдички».
«Я хожу по Нью-Йорку – своему большому дому – налегке, не очень перегружая себя одеждой, и почти никогда ничего не несу, не загромождаю свои руки».
Интуиция, предвидение, неожиданно выскочившее знание (вот как с лимоновским античемоданом) – это всё не дар, не промысел. Это просто память глаза, память испуга или память половинки сердца: мы успели почувствовать какое-то подозрительное движение, сами даже не поняли, просто глаз мигнул, отправил нам в мозг сигнал: сворачивай. В этот момент из-за угла вынесся автомобиль. (Мы его видели боковым зрением в косой витрине. Или услышали звук шин – единственный опасный для нас звук шин в этом каждодневном городском грохоте.) Успели сделать шаг назад.
«У-у-у, шестое чувство».
Нет, не шестое. Обычное – испуганный взгляд древней обезьяны. Лучше принять узор солнечных листьев за шкуру спрятавшегося в кустах гигантского ягуара и дать стрекоча, чем принять его внимательные глаза и чёрножёлтые пятна за листья.
Интересно, курил ли Лимонов? (Тут моя интуиция уже не работает.)
Курил-курил. Несколько кликов в «Гугле», и мы видим фотографию Лимонова 2013 года с кубинской сигарой. Хотя в рассказе «Американские каникулы» (1988) он утверждал, что давно бросил: «Тогда же в автомобиле я выкурил последнюю в жизни сигарету и выбросил окурок в окно... Бросил курить от избытка чувства жизни. От избытка счастья этим майским днём. И не курю до сих пор».
Несостыковочка, но всё это уже неважно. Старик берёт сумку, надевает лёгкую куртку, выходит. Старик путешествует.
«На самом деле человек в старости не болеет, а подвергается нападениям смерти. Она его кусает, душит, сдавливает своими клыками, порой отступает, затем опять наваливается. Человеку представляется, что это очередная болезнь. Но это не болезнь, это смерть его выкручивает. Она хочет своего, пришла ему пора обратиться в другую форму. Ах, как он не хочет, он же к этой привык! Отдай, дурень, это тело! Тебе оно будет ненужным более. Ты перейдёшь к более высоким формам жизни (или к более низким, или к ничему). Опять-таки: зачем я езжу по странам? Ну ясно, фильм обо мне снимают. Такую форму предложили. А если глубже? Ну, я болен и ищу мою, свою, его, героя, смерть. Достойную меня. Но смерти не нашёл».
Он и нас достойными не нашёл. Старик Лимонов нас не заметил и никого из нас, в гроб сходя, не благословил. Не захотел. Не заслужили.
Ещё из его книги «Старик путешествует», которая вся о ярких вспышках сознания, косых всполохах солнечной машины за углом, твоей, твоей машины. Машины твоей смерти. Когда твоя интуиция тебе уже не поможет.
«Я дал согласие на участие в съёмках фильма обо мне, когда узнал, что съёмки состоятся в нескольких странах. Поскольку возникло желание смахнуть из сознания прошлое и заменить давно надоевшие эпизоды новыми. Удалось? Удалось полностью».
Пусть и нам повезёт. Мы умрём, сядем в весёлую ослепительную машинку (гуди, гуди, отражайся в весенних витринах, пугай прохожих), там нам предложат покурить. Но мы не захотим.
Дмитрий Воденников, поэт