Бум от появления первых частей фильма Ильи Хржановского едва ли не превзошёл памятные аналоги прошлого – эффект «Покаяния» Абуладзе, «Груза 200» Балабанова и «Левиафана» Звягинцева.
Если бы в России была книга национальных рекордов, работа Ильи Хржановского попала бы в неё как минимум по девяти позициям:
• законченный автором фильм с самым длинным производственным периодом – 12 лет (Алексей Герман – старший и Марлен Хуциев работали примерно столько же, но не завершили свои последние картины);
• фильм с наибольшей продолжительностью снятого материала (почти 30 суток);
• авторский фильм с самым большим бюджетом;
• самый продолжительный фильм, разыгранный без написанного сценария, согласно общим режиссёрским указаниям;
• фильм с минимальным числом профессиональных исполнителей (одна актриса) и наибольшим количеством непрофессиональных в главных ролях (уже более двух десятков);
• первый фильм, участники которого во время съёмочного периода жили в самоизоляции и в условиях, приближенных к условиям жизни персонажей;
• фильм, о съёмках которого написано больше, чем о съёмках какого-либо другого;
• фильм, который полностью не видел ни один зритель и едва ли хоть один когда-нибудь увидит;
• первый российский художественный фильм, в котором показаны действующие половые органы и реальное совокупление исполнителей, в том числе гомосексуальное и условно инцестуальное (партнёров в этом случае играют актриса и натурщик, не являющийся её сыном).
Первоначально предполагалась картина о великом физике Льве Ландау (1908–1968), но по ходу съёмок интерес режиссёра распространился на близкое и далёкое окружение героя. В результате Ландау перестал быть центром композиции, а целое превратилось в сборник самостоятельных новелл[1], почти каждая из которых соблюдает триединство времени, места и действия. При этом практически всё происходит в размытое время в изолированном пространстве вымышленного института физики с эклектично совмещёнными чертами советских шарашек и «ящиков», в котором чекистов с садистским уклоном едва ли не больше, нежели поднадзорных.
Судя по всему, режиссёр применил постановочный метод, сходный с психодраматическим: отталкиваясь от личных свойств и возможностей исполнителей, предлагал разыграть перед камерой близкую им и нужную ему острую ситуацию, оставляя за собой право корректировать игру и выбрать наиболее выразительные дубли тех моментов, которые они могли повторить. Само собой, что в присутствии камеры, оператора и режиссёра натурщики вели себя иначе, чем вели бы, если бы не знали, что за ними наблюдают: где-то недоигрывали, а где-то переигрывали, как пьяные, стремящиеся показать, что они более пьяны, чем на самом деле[2]. Зрелище получилось невиданным, во всяком случае на российском экране, но нельзя сказать, что метод вполне оправдал себя: в исполнении хороших актёров те же сцены произвели бы на многих зрителей более сильное впечатление, хотя весьма сомнительно, что профессионалы согласились бы такое сыграть.
Понятно, что подобный проект не мог не вызвать скандальный интерес и соответствующий отпор. Известное своим умом Министерство культуры отказало нескольким частям «ДАУ» в прокатном удостоверении под предлогом содержащейся в них «пропаганды порнографии», хотя пропагандой там не пахнет, а «порнографией» министерские цензоры считают откровенный показ интимных мест и действий, хотя этот показ вовсе не стремится вызвать у зрителей сексуальное возбуждение, а демонстрирует разные формы человеческой любви.
Кроме того, на «ДАУ» набросились непрошеные защитники и защитницы прав исполнительниц, обвинившие Хржановского в провоцировании насилия на съёмочной площадке и объяснившие отсутствие жалоб сразу тремя убивающими одна другую причинами: пресловутым «стокгольмским синдромом», невменяемостью натурщиц и тем, что их сперва обманули, а потом запугали. Апогеем этой конспирологической дичи стал публичный донос пяти российских киножурналисток, в их числе одной формально мужского рода, выразивших организаторам Берлинале своё негодование в связи с включением ненавистного им фильма в программу фестиваля. Но всё это – лишь последние судороги ханжества: «ДАУ» вышел в сетевой прокат, более приспособленный для экспериментальных картин, нежели кинотеатральный, и вместе с обрамляющими его восторженными и возмущёнными толкованиями и криками уже вошёл в историю отечественного, а может быть, и мирового кино.
[1]
Содержание десятка из них пересказано на сайтах kinoart.ru и kino-teatr.ru, так что нет нужды повторяться.
[2] Интересно, что сходное ощущение оставляют и некоторые хвалебные отзывы.