У Стриженова был царский профиль, убойный взгляд, всенародное обожание и десять главных ролей на десять первых фильмов. Артистом он поперву был никаким, зато давал первостатейную оперную звезду: так же отшатывался от магических предметов, так же рвал воротник, ломал руки и добивался выразительности расширенными зрачками и воздетым подбородком. Школа игры немого кино вновь восторжествовала в России середины прошлого века – немудрено, что режиссёр музыкальной драмы Тихомиров пригласил его на главную роль в фильм-оперу «Пиковая дама», которую Стриженов и пропел чужим голосом, кривя отчаянием благородный рот.
Времена были чувствительные, и сразу пять его фильмов начинались кипенным прибоем, означавшим бурь порыв мятежный, а где не было прибоя – там вскрывалась ото льда Волга («Капитанская дочка») или тревожили сон белые ночи («Белые ночи», «Северная повесть», «Его звали Роберт»). Одиннадцать лет раздельного обучения (1943–1954) породили целое поколение благородных девиц с душою пылкой и сексуальностью бурной по причине волнительного чтения – и всё оно пало жертвой Стриженова, начавшего свою громокипящую карьеру именно в год слияния женских и мужских школ. Фото его держали на сердце, а второе в изголовье – на нём, собственно, повальное увлечение фотокарточками звёзд и достигло пика, а после уже схлынуло, став предосудительной манией плебса.
Тем же образом этот белый начёс и холёная нездешность зацепили и колючую красную снайпершу Марютку Басову, единожды дрогнувшую рукой, но обещавшую, что больше никогда, и слово сдержавшую. Желанного, любенького, синеглазенького связного от Колчака к Деникину следовало валить любой, самой жестокой и неподъёмной ценой.
Грозным оркеструющим прибоем начавшись, им же фильм и заканчивался.
Тем временем большой сталинский разворот к национальной памяти вернул былую моду на гордую позу, демонический апломб и печать роковой отчуждённости в самый бесклассовый из миров – и все их без остатка воплотил Стриженов, лишь краешек оставив Лановому. Сразу в пяти фильмах от «Овода» до «Моего любимого клоуна» романтически хромал, опираясь на трость. Ему отменно шли высокие воротники – апаш и гвардейская стоечка с вензелем. Даже в экономных 50-х его снимали почти сплошь на цветную плёнку – ещё не располагая записями Тарковского по мастерству и не ведая, что в цветном кино белая рубашка придаёт лицу печать синюшной бледности; в «Дуэли» именно такая болезненная печать на нём и лежит.
Дуэлировали его герои пять раз в пять лет – и почти всегда неудачно: Петрушу Гринёва ранили, поручика Бестужева вовсе убили. Дважды, и оба раза в чеховских постановках, роковая дистанция сводила Стриженова с Владимиром Дружниковым – но если Лаевского судьба хранила, то злая пуля Солёного ставила на его бароне и всех «Трёх сёстрах» жирную точку.
Это уже, впрочем, было позже, когда просверк очей вышел из моды и Стриженов начал и впрямь делаться артистом, а не червонным валетом, – чем-то напомнив перманентное смущение вчерашнего общего фаворита Мастроянни. Вечный баловень сделался застенчивым неудачником: то его расстреливали («Оптимистическая трагедия»), то разжаловали («Неподсуден»), то ссылали на роль альфонса Дульчина («Последняя жертва»). Герой – с осанкой, достоинством, воспитанием – делался не нужен, уступая разудалому спортивному нахрапу, и Стриженов стал понемногу сворачивать исполнительскую активность в смешном сорокашестилетнем возрасте. По большому счёту на полную катушку отыграл он 20 лет – от Вадима Говорухи-Отрока в «Сорок первом» до Вадима Дульчина в «Последней жертве» (эпизод князя Волконского в «Звезде пленительного счастья» случился ровно в тот же 1975 год). Имя Вадим с печатью романтической иноземщины обозначило его грандиозную популярность 50-х и разрыв с действительностью 70-х. Последний раз оно прозвучало уже на самом закате эпохи в «Приступить к ликвидации», где два реликтовых романтика ушедших времён, Стриженов и Лановой, играли перезрелых и выпавших из колеса удачи офицеров (второго, порвавшего со злодейством и погибавшего при массовом захвате, как раз и звали Вадим).
Следующие за золотым двадцатилетием годы глупое кино буквально преследовало Стриженова. Жгучая мелодрама «Неподсуден» об аварии пробного реактивного истребителя в сталинском 1952 году, где не нашли виновных (!) и всё свалили на второго пилота, у которого по всем индийским канонам в чужой семье рождался неведомый сын. Балаганный байопик разведчика Маневича «Земля, до востребования» со сбором сведений даже в тюрьме и передачей их на волю через дружественного еврокоммуниста Леонида Каневского. Эпичная по идиотизму драма «Господин Великий Новгород», где фашисты охотятся за колоколами, чтоб лишить русских воли к сопротивлению, а коммунисты их прячут до лучших времён.
Премьер не выдержал. Сыграв лишь 30 ролей (из них половину офицерских), сошёл с дистанции в 57, за 38 лет до нынешнего юбилея, – два фильма уже в новом веке не в счёт.
И это был, пожалуй, самый шикарный жест любителя эффектных появлений.
Так уходит с ринга непобеждённый чемпион – не размениваясь на Фирсов и измятых рефлексией современников.
Отчуждённую барскую позу и горькую усмешку небожителя он так и сохранит за собой.