Склонялись к водной ряби ивы

***

(Вечерний сонет)

Звезда моя, колеблемая ветром,

Истёртая зари лиловым фетром,

Вовне – как лёд, горячая внутри,

Поговори со мной, поговори.

Охряный пепел семечек с берёзы,

Щепоткой толокна на глади плёса

Пестреющих – потухшего огня

Примета и стареющего дня.

В подлеске сумеречных перекличек

Таинственные стуки, невеличек

Сторожкость, жабьи шорохи в траве,

Скрип ветки и паук на рукаве –

Здесь немы все, и я в преддверьи сна

В угоду им молчать обречена.

***

(День рождения)

На десять дней поздней Христа, едва успев

Застать веселье Святок,

В кирпично-белокаменной Москве

Я родилась в рубашке из заплаток.

Уже скребли под окнами асфальт,

За шторой утро блёкло.

Мой запоздалый крик, навеки альт,

О ледяные бился стёкла.

С того давнишнего, обыденного дня

Остались две привычки:

В морозный час погреться у огня,

И не рассказывать о личном.

Назавтра был сочельник, строгий пост,

Мир замирал в покое,

Одна звезда из миллиардов звёзд

Была моей и – мною.

***

(Август)

Позднее лето.

Август отчаянно упирается

Белым зонтом в безпристрастную*  грудь ветра.

Откупиться не получается:

Осень не продает свою очередь

В солнечном круге.

Ливень пока ещё летним почерком

Чертит послания на тротуаре.

Жёлтой похрустывающей вьюгой

Кружат кленовые листья.

Скоро зардеют пожары

В парках, рябина раскинет кисти…

Ты вынимаешь из шкафа шарф и пиджак –

Наконец-то.

Ночи прохладны,

Снова тебя безпокоит сквозняк,

Мы до тепла в нашем климате жадны…

Лето проходит, как детство,

Хочется бросить монету –

Чтоб возвратиться.

Двадцать четвёртое августа,

Восемь тридцать.

Не торопись уходить, пожалуйста,

Тёплое лето,

Притормози колесницу!

В упряжи – солнечный свет,

А вслед –

Журавли вереницей…

__________________________________

* Здесь и далее – орфография автора.

***

Апрель – акварель,

А август – густая гуашь.

Ноябрь – пастель,

Декабрь – карандаш.

Январь – это тушь и стило,

Февраль – чистый лист. Замело,

Накрыло, застыло.

Сухие белила

Пылят, и всё глубже

Дома хоронятся в снегу,

Посёлок, за ворот пустивший пургу,

Тоскует по веяньям южным.

А в марте – контрасты,

Лучи прожигают углём

Проталины, проглади наста

Белеются хрустким бельём

На струнах, натянутых туго

От дерева к дереву. Сок

Вскипая, согрел котелок

Травинок приствольного круга.

Пройдёт две недели –

Грудину простуженных рек

Прорвёт очищающим вздохом,

Напьётся стремглавым потоком

Ветловый побег,

И синяя паводь апреля

С листа потечёт акварелью.

На Вилии-реке

                      Юлии М.

Девочки купаются в реке –

Ира, Юля, Катя, Таня, Лиза –

В день Петра и Павла. Вдалеке

На горе в деревне, если снизу

Ехать к ней, по правой стороне –

Каменная церковь с колокольней.

Камешки зажаты в пятерне,

Босиком по шишкам пяткам больно

Оступаться на тропинке в лес.

В полосатой тряпочной палатке

Продают в кулечках на развес

Петушков, шары и шоколадки,

И пошёл, качаясь, крестный ход

По орбите травяного шара,

И кадит священник на народ

Ладаном из рощ плато Дофара.

Девочки купались в летний день,

Прихожане в церкви были в светлом,

Краткая полуденная тень

Падала платком ветхозаветным

И ложилась на воду, как стяг,

Оттеняла рыбок переливы,

И чернел у рощицы овраг,

И склонялись к водной ряби ивы…

Сон на воскресенье

Господи, где Ты?

В занавесках – буйное лето

Нарисованных красных цветов.

Кто готов

Променять их

На настоящие?

Для этого надо

Вернуться в родные объятья,

Бросить жилище и жить в лесной чаще,

Вне городской ограды.

Мы в сером сыром декабре,

Мы – лежачие,

На корвалоле и нашатыре.

Господи, отзовись.

На что же потрачена

Эта короткая жизнь?

Мы покупали

В интернете еду и одежду

Без всякой надежды

Поесть и одеться.

Мы примеряли

Роли из фильма, словно медали

Деда в детстве,

И думали, станем лучше

С сумкой Гуччи.

Нет солнца, нет снега,

Будет ли Альфа

Или есть только Омега?

Сколько ещё нам ходить по кругу

В поисках кайфа?

Мы боимся свернуть

В ближайший проулок,

Мы живём в предвкушеньи испуга,

Потери того, что составило суть

Существованья.

Дайте мне шоколадок и булок

И отведите к маме.

Мамы рядом нету.

Господи, а Ты-то, где Ты?

Почему только чужие люди

Видят меня?

Я забираюсь на фермы моста, будь что будет,

Мрачны затмений часы

Средь бела дня,

Никто не разбудит,

Как ни проси,

Все бегут мимо,

Прочь из этого города,

Третьего Рима,

Прячут лица в песцовые вороты,

А имена – в псевдонимы.

Ну а мне-то,

А мне-то куда побежать?

Господи, где Ты?

Здесь тише и тише,

Всё дальше и дальше шаги,

Шорох шин, рысь понурых коней.

Широка, неуютна кровать,

Свернувшись на ней

Среди книжек на пятом под крышей,

Знаю: некому здесь провожать,

И никто там не встретит: не ждёт…

И не видно ни зги

В переходах под Стиксом; гребёт

Наугад утомлённый Харон,

И садится на мель. Этот путь будет вечным.

…Долетает до уха обеденный звон

Колоколен Замоскворечья.

***

Мои окна выходят на дом и на дерево,

А над ними холщовое небо расстелено,

И сквозь сито небесное, нитки дерюжные

Сеет ветер листву, его шёпот простуженный

Гаснет в шорохе шин по асфальту холодному.

Эти листья ничьи, эти листья – безродные,

Вознамерились было взлететь до Антареса,

Но звезда их смахнула на Землю без адреса.

Пролетят золотыми птенцами безкрылыми

Над оврагом и рвом, над своими могилами

Желторотые листья, осколки безвременья,

Чтоб воскреснуть весной в молодом поколении

Изумрудной травы да жемчужного клевера –

Немудрёной отрады печального севера.

***

Я болю – не от слова «болею»,

А от слова «болит»,

Я – нарыв на стареющем теле,

Уходящем в пески Атлантид,

Я болю, мы болим,

Мы – фантомные боли эпохи,

Мы болим и кричим,

Помяни нас в молитвенном вздохе,

Дорогая земля,

Мы ещё до конца не остыли,

Мы – зелёная ветка твоя

В раскалённой пустыне.

Сгусток времени тромбом

Затыкает пробитый сосуд,

Мы болим, как воронки от бомбы,

Нас вот-вот на дрова унесут,

Как расколотый комель

Накренённой сосны в ураган.

Нас кидает на отмель,

Мы – разбитый в пути караван…

Мы болим, тебе больно, планета,

Потому, что мы есть.

Твоя песня не спета,

Пока мы ещё здесь.

***

…Ты разбиваешь этот пыльный глобус

О камни вавилонских мостовых.

Осколков мелких золотистый жмых

Сметает ветер под бордюры улиц,

И на него столичный электробус

Наступит прорезиненной пятой.

Водитель не успеет оглянуться,

Чтоб в зеркалах прочесть свою судьбу,

Наутро дворник, помахав метлой,

Сгребёт остатки, словно не бывало,

И вывезет на свалку. Наяву

Останутся гирлянды дыма, взрыв

В мембранах перепонок навсегда,

И хлопание крыльев: то взлетала

Напуганная громом стая птиц.

И следом дождь пройдёт, как из ведра,

И пожурчит по тротуарам, смыв

Чернила летописи, будто тушь с ресниц.

***

Выгребший долю свою

Из-под руин,

Плакальщик по бытию,

Пайщик изрытых равнин,

Пахарь подзолистых почв,

Узник траншей

Выгнал непрошенных прочь

Арьев взашей,

Сам уложившись в квадрат

Метра земли,

Серое в сером, ты брат

Вздвигшему Еву от тли,

Сын, положивший за нас

Душу и плоть,

Не отошедший в запас,

Вечно ломимый ломоть

Тела страдавшего, зри,

Как прорастают бугры

Красной малиной.

В мае цветисты кусты,

Белы, как нимбы святых

Непобедимых.