После мощного дебюта он снял очень скромный второй фильм. Что-то в нём было, конечно, но это что-то было очень скромным и держалось исключительно на успехе первого. Он впал в депрессию. Его хвалили, но он не верил в их искренность.
Взяв бутылку виски, он засел дома, отключил телефон и стал пересматривать свой любимый фильм «Скромное обаяние буржуазии». И чем дольше он пил и чем дольше смотрел Бунюэля, тем больше понимал, какое унылое говно он снял.
В этот момент, не дозвонившись по телефону, к нему приехала ассистентка, которую он иногда потрахивал, и стала настойчиво звонить, а потом стучать в дверь. Он не хотел сейчас видеть ни её, ни кого-либо другого, не хотел ни утешений, ни секса (что, в принципе, порой или всегда одно и то же), особенно с ней.
– Открой, я знаю, что ты там! – не унималась ассистентка. – Пьёшь виски и смотришь Бунюэля!
Он не выдержал:
– Дура, я смотрю Тарковского! – крикнул он ей через дверь.
– Не смеши! Тарковского он смотрит!.. Ты смотришь Бунюэля! «Скромное обаяние буржуазии»! И пьёшь «Лафройг квотер каск»! Я хорошо тебя знаю!
Он посмотрел на зелёную бутылку и отпил из горла пропахшей дымом огненной воды с острова Айла.
– Да! Я пью «Лафройг квотер каск»! И смотрю Бунюэля! Но дверь не открою! Пошла к чёрту!
– Слушай меня внимательно, придурок! Твой фильм отобрали в Канны!
Он замер с бутылкой в руках и подошёл к самой двери.
– Это унылое говно?
– Да!
– Моё унылое говно?.. В Канны?
– Да!!!
– Они что, сошли с ума?!
– Да! Весь мир сошёл с ума. А теперь открой мне дверь.
Когда она его увидела, на его лице уже играла скромная улыбка.