Аврелия ещё раз мысленно прошлась по вопросам, которые предстояло обсудить в ресторане на встрече с куратором проекта. С технической и финансовой сторонами всё было ясно. Она в очередной раз отметила мудрость отца, сказавшего ей однажды, что там, где государство, – там всегда обман. Или человек обманывает государство. Или – государство человека.
Несколько дней назад ей позвонил некто с водевильной фамилией Вергильев. Имя было не лучше – Антонин. Этот Антонин Вергильев тем не менее разговаривал с ней грамотно, легко обходя ловушки, которые устраивала ему Аврелия, окончившая в своё время курсы по НЛП (нейролингвистическому программированию) при Академии государственной службы.
Положив трубку, Аврелия поняла, что разговаривала с чиновником, причём достаточно высокого ранга, но – бывшим, скорее всего отправленным на вынужденные «вольные хлеба». Она навела справки и выяснила, что до недавнего времени этот Вергильев работал в аппарате одного из первых вице-премьеров. Президент по какой-то причине медлил с назначением премьер-министра, как и двух других вице-премьеров, а потому первый вице-премьер в данный момент всё решал и за всё отвечал. Чем сейчас занимается уволенный им Вергильев, никто не знал. Похоже, проект «Чистый город – чистые люди» как раз и был тем «полем», где должны были заколоситься его «вольные хлеба».
Не приближайся к вершине, вспомнила Аврелия сказанные ей много лет назад у метро «Площадь Ногина» слова отца. Она помнила название станции, но совершенно не помнила, кто такой Ногин? Должно быть, революционер, кто же ещё? Не бойся, папа, мысленно успокоила отца Аврелия, им меня не вычислить. А мне не вычислить… Ногина.
Вергильев сказал, что куратор проекта Святослав Игоревич, которого в данный момент дожидалась за ресторанным столиком Аврелия, поручил ему разработать медиаплан. Отлично, ответила она, кто поручил, тот и платит. Платить будет ЗАО «Линия воды», госпожа… Линник, поправил её Вергильев, выдержав ироничную паузу, перед тем как выговорить фамилию Аврелии. Бюджет рекламной кампании согласован, деньги будут вам перечислены. Не отвлекайтесь на мелочи, посоветовал он, эта не та сумма, которая достойна вашего внимания. Вы и не разглядите её с высоты своего полёта.
Ну да, подумала Аврелия, чем ближе к вершине, тем круче ступеньки и… суммы. Но где середина, которой надо держаться, и где тень, чтобы укрыться? Неужели (от этой мысли ей стало тревожно, как будто вдруг со зловещим стуком распахнулась форточка и в лицо Аврелии ударил тёмный холод) жертвы уже определены?
Святославу Игоревичу, поспешила перевести разговор в сугубо деловую плоскость Аврелия, нравится название «Тангейзер-М», что вы думаете насчёт приглашения в Москву Берлинской оперы?
Вергильев предложил другой вариант – «Цветущий посох».
«Что такое средневековый водяной грот Венеры, где Тангейзер провёл лучшие дни своей жизни? – спросил он. – Это же наш современный аквакомплекс!»
«А может, водяной бордель?» – усмехнулась Аврелия.
«Насколько мне известно, – возразил Вергильев, – их там было только двое. Так что мы имеем дело не с развратом, а с истинной любовью! А что такое истинная любовь, как не «цветущий посох»? Опять же, – продолжил он, – это своего рода реверанс в сторону мужской части населения страны среднего возраста. Кто, страдая от простатита или аденомы, не мечтает о «цветущем посохе»?
Аврелия поняла, что этого демагога голыми руками не возьмёшь.
«Целиком и полностью поддерживаю вашу идею насчёт Берлинской оперы, – окончательно добил её Вергильев. – Это будет праздник для любителей классической музыки. Но не будем забывать про молодёжь. Я недавно смотрел по Интернету интересный спектакль выпускников амстердамского балетного училища – эротический балет «Цветущий посох» под фрагмент из вагнеровского «Тангейзера». Предлагаю соединить на сцене оперу и балет. С Берлинской оперой работает режиссёр-модернист, не помню его фамилию. Дирижёр там тоже такой… оригинальный. Дирижирует оркестром то в набедренной повязке, то в кожаных плавках, и не дирижёрской палочкой, а хлыстом. Если упрутся, увеличим им гонорар, но я думаю, они согласятся. Им нравятся такие нестандартные вещи. Устроим представление на Пушкинской площади непосредственно перед торжественной церемонией открытия первого московского аквакомплекса. Организуем прямую трансляцию на телевидении».
«Надеюсь, вы знаете, что делаете, – озадаченно попрощалась с Вергильевым Аврелия. – Это ваша зона ответственности, я не буду вам мешать».
Она снова вспомнила отца и подумала, что «цветущий посох» – это не только мечта всех мужчин среднего возраста, но ещё и символ политической борьбы. Ей вдруг снова, как много лет назад, показалось, что ноги её заскользили по маслу судьбы в неизвестном направлении. Она надеялась, что не на бутерброд, который с удовольствием съест неизвестный (обобщённый) дядя. Кто, подумала Аврелия, придёт мне на помощь в этот раз? Опять отец? Но ему девяносто лет! И какая-то совершенно дикая мысль посетила её насчёт другого «отца» – бывшего прокурора, а ныне депутата Государственной Думы, основоположника «православного коммунизма» – отца Дракония. Она вдруг увидела его, бородатого, в чёрной хламиде, грозно возвещающего пастве о наступлении новой эры – чистых, как ангелы, православных коммунистов. Эротический балет идеально дополнялся чудом – «цветущим посохом» в руках пророка. Выйдя из храма, он видит безобразие на сцене, в бешенстве стучит посохом по асфальту, проклиная мерзавцев, но посох вдруг… зацветает в его руках… Хотя, опамятовалась Аврелия, отец Драконий никогда не согласится на фокус с посохом. Но креативная мысль летела как ракета. Хорошо бы, чтобы эти… эротические танцоры вместе с православными коммунистами стали первыми посетителями аквакомплекса. Чистота (новое крещение!) спасёт мир! И всё это в прямой трансляции!
Мысленно посрамив Вергильева, Аврелия обратила взор на свежие газеты, любезно принесённые официантом.
Статья на первой полосе уважаемого издания называлась «Дурдом уполномочен заявить…». Речь шла о трёх законопроектах, внесённых в Государственную Думу этим самым, заимевшим большую власть и уволившим Вергильева, первым вице-премьером. Правда, автор статьи честно предупреждал, что так и не добился от сотрудников Думы ясности: когда именно внесены законопроекты и каким образом общественность может с ними ознакомиться? Думские люди молчали, как партизаны на допросе.
Первый законопроект, если верить газете, сливавшей читателям утечку, назывался «О ликвидации коррупции и принуждении к честности». Он запрещал всем без исключения гражданам России иметь на банковских счетах сумму, превосходящую сто тысяч долларов США. Сумма исчислялась в американской валюте, но в дальнейшем предполагалась денежная реформа, возвращавшая национальную денежную единицу – рубль – к золотому стандарту. Обладателям больших денег предоставлялся месяц, чтобы либо их истратить, либо добровольно инвестировать в отечественную промышленность. Сто тысяч долларов, будто бы утверждалось в пояснительной записке к законопроекту, в современном мире вполне достаточная сумма, чтобы не ощущать себя бедным. Все прочие, бессмысленно лежащие на бесчисленных счетах, деньги должны немедленно начать работать на пользу стране и народу. Что предпочтительнее – тысяча миллиардеров или миллионы людей, обладающие ста тысячами долларов? Хватит! Никаких яхт и самолётов! В лучшем случае катер и дельтаплан. Лишние деньги губят планету, стимулируя патологию потребления. Необходимо положить конец безответственному прогрессу, пресечь вакханалию бессмысленного приобретения ненужных вещей, вернуть человека внутрь божественного треугольника: личность – семья – государство. Сумма квадратов катетов (достатка личности и семьи) равна квадрату гипотенузы (благосостоянию государства). Человеку в этой жизни необходимо ровно столько денег, сколько требуется для безбедного существования его семьи. Лишние деньги умножают зло. Поэтому все прочие (свыше ста тысяч долларов на душу) средства поступают в государственные фонды, которые тратят их на нужды общества: образование, здравоохранение, культуру, фундаментальную науку и так далее. Естественно, законопроектом предусматривались меры против тех, кто кинется переводить деньги в западные банки. На каждую хитрую жопу есть хрен с винтом, вспомнила Аврелия древнюю, как мир (видимо, как этот самый древний мир, бисексуальную), народную мудрость. У мудрости имелось продолжение типа: на каждый хрен с винтом есть жопа-лабиринт, и так далее до бесконечности. В пояснительной записке будто бы предлагалось объявить все судорожно переводимые с территории России средства преступно нажитыми. Зарубежным банкам делалось предложение, от которого те не могли отказаться: возвращать переведённые средства обратно в Россию на специальный государственный счёт, оставляя себе комиссию в половину поступившей суммы. Далее в пояснительной записке, если верить автору статьи, приводились слова Карла Маркса о том, что нет такого преступления, на которое ни пошёл бы капитал, в особенности финансовый, то есть спекулятивный, паразитический, банковский, если это преступление обещает стопроцентную прибыль. В случае же возврата «преступно нажитых» денег речь вообще шла не о преступлении, а о совершенно законной финансовой операции с двумя клиентами, ценность одного из которых (государства Российского) была для зарубежного банка очевидна, а вот другого (того, кто перечислил средства) – нулевой. Следовательно, делался вывод, никаких шансов у тех, кто начнёт суетиться, искать способы обойти закон, не будет. Что же касается «домашнего» хранения больших сумм наличности, то оно автора законопроекта не пугало. Жить этим деньгам, по его мнению, было недолго, а именно, до грядущей денежной реформы, призванной увязать воедино финансовую и социальную политику государства.
Второй законопроект назывался «Об электронном правосудии». Автор утверждал, что судебная система России прогнила до такой степени, что не подлежит исправлению. Он предлагал установить в судах недоступные никакому вмешательству извне, самодостаточные во всех отношениях компьютерные комплексы, так называемый электронный разум. Будто бы в неких засекреченных лабораториях уже «дозревали» опытные образцы. Этот «электронный разум» должен был оперировать специальными компьютерными программами, вобравшими в себя положения и прецеденты всех когда-либо существовавших в человеческой цивилизации правовых систем, начиная с законов Хаммурапи, уголовного кодекса халдеев, гражданского кодекса Древнего Египта. Беспристрастный и не подверженный человеческим эмоциям «электронный разум» самостоятельно анализировал представленные доказательства, доводы обвинения и защиты, показания свидетелей, соотносил всё это с действующим законодательством и выносил на рассмотрение главного действующего лица – «верховного электронного судьи» – проект судебного решения. Все заседания должны вестись в видеорежиме с автоматическим подключением участников процесса к детектору лжи, напрямую связанному с «верховным электронным судьёй», то есть компьютером, обобщавшим информацию и принимавшим окончательное (химически справедливое) решение. Подобное судопроизводство должно было действовать в стране до тех пор, пока из генетической памяти народа не уйдёт память о том, что на полицию, прокуратуру и суд можно повлиять с помощью взятки. Автор законопроекта полагал, что «исцеление» наступит через пятнадцать лет. Однако, делал он оговорку, в случае «интенсивной терапии» – распространения технологии «электронного правосудия» на все стороны повседневной жизни граждан (образование, здравоохранение, экономику, страхование, ритуальные и прочие услуги), где (теоретически) возможна коррупция, этот срок может существенно сократиться.
Третий законопроект назывался «О конкуренции идей и выборе пути». Существующую систему управления страной автор объявлял абсолютно порочной и изжившей себя. Конкуренция политических партий была, по его мнению, не чем иным, как «состязанием в демагогии», а подсчёт голосов на выборах он называл «распределением квот». Обобщая некий, известный исключительно ему, «мировой позитивный политический опыт», автор предлагал «вернуть политику в реальную жизнь», влить новое вино в старые мехи, сделать «безжизненному политическому телу» «переливание крови». Изменения в обществе становятся необратимыми, утверждал этот загадочный законодатель, если в стране есть несколько десятков тысяч человек, готовых не на словах, а на деле пожертвовать жизнью ради реализации идей, которые, как они верят, принесут пользу обществу. Автор предлагал утвердить поистине революционный метод формирования политических партий. Каждый член партии подписывал специальный «сертификат верности» идеям партии, подтверждал готовность отдать не чужую, но собственную жизнь, если эти идеи, будучи реализованными, принесут обществу не пользу, но вред. «Сертификат верности» заверялся в присутствии подписанта в нотариате и передавался на хранение в специальный «государственный архив документов, подтверждающих ответственность гражданина за совершённые действия». Если число убеждённых партийцев доходило до пяти тысяч человек, партия допускалась к участию в выборах. Если она побеждала на выборах, то получала возможность претворить свою программу в жизнь, но с непременным всенародным ежегодным референдумом об одобрении или неодобрении проводимой политики. Если результаты референдума были не в пользу партии, в действие вступало положение об «исправлении опасных заблуждений», теоретически допускавшее «расплату за ошибки», проистекавшую из юридической ответственности за подпись того или иного члена партии на «сертификате верности».
Что за бред?
Аврелия внимательно посмотрела выходные данные газеты. Нет, это не подделка, не специальный номер, выходящий ограниченным числом экземпляров для определённого круга читателей, допустим, друзей олигарха – владельца издания, или менеджмента какой-нибудь крупной компании.
Как это не сметь иметь больше ста тысяч долларов?
Какое ещё «электронное правосудие»?
И что там третье – гильотина за неправильную экономическую или социальную политику?
Аврелия снова вцепилась в газету, наткнулась в самом низу первой полосы на рубрику «В последний час». Редакция информировала читателей, что за пять минут до подписания номера в печать сумела-таки получить комментарии председателя Государственной Думы и первого заместителя председателя правительства России. Думский спикер заявил, что в палату не поступали законопроекты, о которых пишет газета. Первый вице-премьер категорически отрицал свою причастность к подобного рода законодательным инициативам, назвав их «дикой галиматьёй, не имеющей никакого отношения к реальной жизни». Тем не менее источник газеты в аппарате правительства подтвердил, что «что-то слышал об этих или похожих законопроектах», но «своими глазами» их не видел.
– Вас тоже заинтересовала эта публикация? – услышала Аврелия голос Святослава Игоревича.
Аврелия поднялась из-за стола, за руку, по-деловому поздоровалась со Святославом Игоревичем, не задержав свою руку в его руке ни на мгновение дольше положенного.
Никакого флирта.
Она будет так отвечать на его вопросы (а он их будет задавать, другого варианта беседы не предвиделось), чтобы он отвечал на них сам, а на следующие – так, чтобы он (вынужденно) хоть что-то о себе рассказал. Где люди, вспомнила Аврелия бессмертные слова отца, сказанные ей много лет назад возле станции метро «Площадь Ногина», там всегда засада. Но человек, Аврелия в этом неоднократно убеждалась, не способен слишком долго сидеть в засаде. Обязательно чем-то себя выдаст. И дичь, если это вовремя замечает, получает шанс уцелеть.
– Она имеет какое-то отношение к нашему проекту? – вдруг, удивляясь себе, ответила (спросила) Аврелия. Ответ (вопрос) без спроса, как птица с ветки, слетел с её губ.
– И да, и нет, – внимательно и, как показалось Аврелии, с интересом посмотрел на неё Святослав Игоревич. Она отметила, что голубые его (в цвет рубашки) глаза стали темнее.
– Всё связано со всем? – вспомнился Аврелии расхожий тезис буддийской философии, которым часто злоупотребляют экологи.
– Применительно к истории – нет, – возразил Святослав Игоревич. – Прошлое перетекает в будущее, минуя настоящее. Если в прошлом имели место какие-то беды, в настоящем они не просто дублируются, но доводятся до логического абсолюта, до, так сказать, точки невозврата. В одна тысяча семьсот шестьдесят шестом году, когда во Франции всё было хорошо, один булочник из Перпиньяна издал на собственные средства странную брошюру, где утверждал, что королевская власть противна Богу и людям, что единственный источник и носитель власти в государстве – народ. Однако чтобы отнять у короля власть, приучить общество к свободе, равенству и братству, придётся снести головы двум миллионам мерзавцев, стоящих на пути социального прогресса. В этой брошюре, – продолжил Святослав Игоревич, – даже имелся рисунок чего-то похожего на гильотину – перекладины с падающим косым ножом. Булочник назвал придуманное им сооружение «плугом свободы». Он не сомневался, что этот плуг «вспашет» Францию. И всё это задолго до Робеспьера, до настоящей гильотины. Бастилию, кстати, почти пустую, всех узников, кроме нескольких отпетых убийц, освободили раньше, возьмут штурмом только через двадцать три года. Имела ли та брошюра отношение к революции? Почему булочник из Перпиньяна взялся рассуждать на темы, весьма далёкие от хлебопечения? И почему он столь точно обозначил число жертв?
– Нет пророка в своём отечестве, – сказала Аврелия. – Жертва, не важно, отдельный ли человек, целая страна или всё человечество, всегда игнорирует предупреждение, воспринимает его как шутку. Сейчас на эту тему устраивают ток-шоу: «Что вы будете делать, когда настанет конец света»? Молодые участники собираются заняться сексом, механизаторы в Рязанской области надеются успеть выпить, а одна тётка сказала, что убьёт своего мужа. Ничего изменить нельзя. Это «три кита» конспирологии. Не сомневаюсь, что булочнику никто не поверил. Меня интересует другое: отрицал ли он своё авторство?
– Разве это важно? – удивился Святослав Игоревич. – Ведь всё сбылось.
– Для истории – не столь важно, – согласилась Аврелия, – а вот для хозяина типографии, наборщиков, печатников и корректоров очень даже важно. Я выступаю, – обворожительно улыбнулась, – от имени «малых сих», тех, кого используют – ради светлого будущего – втёмную, но кто живёт и умирает в настоящем.
– Выбирая между королём и «плугом свободы», они выбрали деньги, – возразил Святослав Игоревич. – Разве их использовали втёмную?
– С ними всего лишь расплатились за работу, – пожала плечами Аврелия. – Они не выбирали между королём и «плугом свободы». Знаете, в чём отличие будущего и прошлого от настоящего? В будущем и прошлом, как в саване, нет карманов. В одном случае их ещё не пришили, в другом – они уже истлели. Хотя, конечно, есть исключения – не найденные клады. Но они погоды не делают. Настоящее живёт деньгами. Это кровь, которая бежит по его жилам, воздух, которым оно дышит. Разве могли те люди знать, что деньги, которые им заплатили, обернутся через двадцать три года «плугом свободы»? – поманила рукой официанта. – Вы слишком многого хотите от людей, Святослав Игоревич. Мало кто способен отказаться от денег в настоящем во имя неизвестного будущего.
– Деньги имеют странное свойство материализоваться в то, за что их платят, а также в то, чего люди хотят, но молчат, – принял из рук официанта тяжёлое в тиснёной коже меню Святослав Игоревич. Со стороны могло показаться, что это серьёзное букинистическое издание, например, том Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона конца позапрошлого века. – Тётка в ток-шоу – исключение из правила. Деньги – универсальное средство исполнения тайных желаний общества. Когда король бежал из Франции, на границе карету задержал для осмотра таможенник. Король сунул ему через окно кошелёк с золотыми монетами. На монетах был его профиль. Таможенник опознал короля и вызвал стражу. Деньги с изображением короля могли спасти жизнь короля, но не спасли, потому что люди хотели его смерти. Таможенник не взял кошелёк, хотя мог. С семейством Романовых, – вернул официанту «букинистическое» меню Святослав Игоревич, – в восемнадцатом году произошло то же самое. Сколько бы ни было заплачено за их спасение, их бы всё равно убили.
Он заказал минеральную воду, козью брынзу и… зелень.
– Я готова диалектически развить вашу теорию в духе единства и борьбы противоположностей, – задумчиво посмотрела в окно Аврелия. – Почему-то считается, что это территория марксизма, но ведь первыми об этом сказали древние греки…
Ресторан находился на последнем этаже новомодного торгово-развлекательного комплекса. Лохматые кисти весенних грозовых туч закрашивали небо чёрным, как ошибки прошлого – сегодняшний день. Ближайшее будущее обещало сильный дождь. Хорошо, если не с градом, рассеянно подумала Аврелия.
– В определённых случаях, – продолжила она, – ничего нельзя сделать за любые деньги. Людовика Шестнадцатого и Николая Романова спасти было невозможно. Согласна. Но тогда в других случаях, точнее, в невидимых рамках невидимой воли общества, за малые деньги кого угодно можно убить практически даром? Неужели невидимая воля общества и есть тот самый вечный двигатель, который всё двигает и которому не надо платить? Тогда как насилие над невидимой волей – вечный тормоз?
– Вы забыли про тридцать серебреников, – заметил Святослав Игоревич. – Это ещё одно, пожалуй, самое противоречивое измерение денег. Оно, однако, не отменяет ни вечного тормоза, ни вечного двигателя. Хотя в одних случаях тормозит сильнее вечного тормоза, в других – двигает сильнее вечного двигателя.
– Какое счастье, что мы не хотим ничьей смерти, никого не предаём, а идём себе по графику. Где надо тормозим, где надо ускоряемся, но исключительно по правилам. – Аврелия извлекла из портфеля папку с контрактом, размашисто расписалась на последней странице, лязгнула автоматической в пластиковом корпусе печатью. – Наши помыслы чисты как… водяной дым. Мы хотим сделать Россию и её народ чище. В отличие от булочника из Перпиньяна, продажных типографов, революционных таможенников и евангельского Иуды мы играем «всветлую». Кстати, а какого он цвета, этот водяной дым? Почему-то мне кажется, что он невидим, как воля общества, она же… Божий Промысел?