Жюри во главе с индийским режиссёром Рахулем Равелем определилось с победителями конкурса художественных, короткометражных и документальных фильмов.
Главный приз «Золотой Святой Георгий» получила лента «Три брата» (режиссёр Франсиско Папарелья – Аргентина, Чили).
Лучшая «Русская премьера» – «Край надломленной луны» (Светлана Самошина).
Специального приза жюри удостоена лента «Фи 1,618» (Теодор Ушев – Болгария, Канада).
Лучший режиссёр – Тонатью Гарсия («Чёрная луна», Мексика).
Актёр – Фернандо Арсе («Те, кто внизу», Боливия, Бразилия, Аргентина, Колумбия и Уругвай).
Актриса – Кахо Сэто («Хрупкие цветы в потоке дней», Япония)
Лучший документальный фильм – «История российских тюрем. Владимирский централ» (режиссёр Юлия Бобкова, Россия).
Лучший короткометражный фильм – «Все» (Лу Хэлай, Китай).
«Золотого Святого Георгия» за вклад в мировой кинематограф президент фестиваля Никита Михалков вручил Карену Шахназарову.
В рамках фестиваля традиционно был и внеконкурсный показ знаковых отечественных фильмов. Художественный руководитель российских программ ММКФ, выдающийся киновед Ирина Павлова двадцать лет показывала гостям фестиваля, так сказать, витрину нашего кинематографа с лучшими и знаковыми лентами. И она, может быть, не менее яркая, чем конкурсная программа.
Открытием фестиваля в прямом и переносном смысле стал фильм Бориса Хлебникова «Снегирь», и именно ему и в связи с ним, а также многим проблемам нашего кино Ирина Павлова посвятила свои заметки.
«Я совершенно спокойно, без усилий смотрю артхаусные фильмы. То есть мне не причиняют неудобства рваные сюжеты, бесконечно длинные планы, кривой монтаж, трясущаяся камера, куча иносказаний и персонажи, похожие на насекомых, которые ведут себя так, словно в человеческом обществе сроду не бывали и норм человеческого поведения не знают.
Просто я такое кино не очень люблю. Хотя смолоду, напротив, очень любила и предпочитала всем другим видам кино. А с годами перестала. Ну, бывают, конечно, и в этом сегменте фильмы, которые я могу пересматривать бесконечно. И все эти любимые мною артхаусные фильмы пронизаны болью за человека и жалостью к нему. Что для артхауса (не только нашего) большая редкость.
Обычно артхаусный фильм демонстрирует этакий взгляд свысока – словно и в самом деле некое высшее существо наблюдает за насекомыми, их бессмысленной суетой и их хаотичным дрыганием. И форма выбирается именно такая – чтобы «насекомым» этот «язык божеств» был недоступен, а был бы доступен только «посвящённым».
И когда у меня накапливается большой объём этого «языка божеств» – меня от него начинает тошнить.
А кино – хоть тресни – должно быть удовольствием. Даже самое трагическое и мучительное – оно должно доставлять эстетическое наслаждение, даже помимо моей собственной воли. Как доставляют гравюры Гойи или картины Босха.
Не могу выносить произведение искусства, вызывающее сплошь негативные эмоции, я от него внутренне устаю. Если содержание мучительно – пусть будет хотя бы совершенство формы или человек, которого можно любить, а не только презирать и ненавидеть.
Я размышляю об этом не просто так, а в связи с Борисом Хлебниковым, с его последними киноработами, за которыми вижу проросшее в нём, как стебель из-под снега, желание не только высказаться, но и быть услышанным, быть пунятым.
Когда-то через такой же момент в своей жизни прошёл «артхаусный» Шукшин. Однажды он признался: «Фильм «Странные люди» не принёс мне удовлетворения. Я бы всерьёз, не сгоряча назвал его неудачей, если бы это уже не сделали другие… Фильм плохо смотрели, даже уходили. Так работать нельзя. Это расточительство… Я сидел в зрительном зале и казнился. Я, как никогда, остро почувствовал, что зрительский опыт – великая штука. Я пренебрёг им – и разговора со зрителем не получилось. Да будь ты трижды современный и даже забегай с «вопросами» вперёд – всё равно ты должен быть интересен и понятен. Вывернись наизнанку, завяжись узлом, но не кричи в пустом зале. Добрые, искренние, человеческие слова тоже должны греметь!» («Искусство кино», 1971, № 8).
У Хлебникова несколько лет тому назад, похоже, тоже наступил тот самый момент в жизни, когда он, подобно Шукшину, испытал потребность «зрительского ответа».
И снял «Аритмию».
А сейчас – «Снегиря», который меня не отпускает...
...
Бессмысленно писать о том, что артист Икс талантливый, выдающийся, какой угодно, если у артиста Икс нет ролей, «врезающих» его в «золотой фонд», в народное сознание.
Пока молодой Вячеслав Тихонов не сыграл Матвея Морозова в картине «Дело было в Пенькове», он был просто красивый молодой актёр. А после этого фильма стал любимцем страны.
Что был бы Тараторкин без Раскольникова? Что был бы Солоницын без Рублёва? Что был бы Влад Дворжецкий без Хлудова?
Светлой памяти Серёжа Пускепалис отлично сыграл множество ролей, но в тот самый «золотой фонд» его «врезала» роль, с которой, в сущности, началась его карьера, – выдающаяся работа в «Простых вещах» Алексея Попогребского.
Замечательно органичный, точный и тонкий Максим Лагашкин и в уже имеющихся у него ролях сегодня заслуживает всяческих похвал, а вот роли той пронзительности и человеческого масштаба, которая била бы «навылет», которая сделала бы его народным любимцем, он пока ещё не получил – и тут хоть тресни...
Ни у кого нет ни малейших сомнений в абсолютно уникальном даре Александра Яценко, но «номером один» он стал после хлебниковской «Аритмии» и сейчас – после «Праведника» Урсуляка.
Все другие его замечательные работы не имели шанса получить того общественного признания, с которого начинается Большой Артист.
Все понимали уровень Михаила Андреевича Глузского, но он так и оставался бы «известным актёром второго плана», кабы не профессор Сретенский из «Монолога», после которого о Глузском стали говорить как о Великом Актёре.
Много чего переиграл за свою жизнь Машков, но взял публику он «Вором» Чухрая и «Ликвидацией» Урсуляка, без которых вся его профессиональная репутация оставалась лишь репутацией «для узкого круга».
Посредственный фильм погребает под собой любую актёрскую удачу. И даже хороший фильм – всё равно погребает репутацию актёра под собой, если его роль не имеет социальной значимости.
И никакие стоны и всхлипы критиков тут не помощники. Сколько уж любимцев критики канули в Лету, так и не добравшись до народной любви? В лицо актёра узнаюґт, имя запоминают, а вот общественное «придыхание» появляется тогда, когда фильм посмотрела страна и дружно сказала: «Ах!»
И вот сейчас если у «Снегиря» будет общественный резонанс, то в эту когорту войдёт и Александр Робак, сыгравший дядю Гену на разрыв аорты и у которого есть ныне все шансы стать любимцем страны.
Главное, чтобы страна посмотрела.
...
Я всё время возвращаюсь к фильму «Снегирь».
Он не даёт мне покоя.
Не тяжкие трудовые будни рыболовного траулера, а мальчик, отправившийся на этот траулер «по приколу».
– Ты почему пошёл в плавание?
– По приколу!
– В Корабелку зачем поступил?
– На физмат провалился. Маму не хотел расстраивать. А в Корабелке общагу давали. Решил, что год прокантуюсь, а потом опять на физмат поступать буду!
– А в плавание-то зачем пошёл всё же?
– Ну, на Таиланд хотел заработать!
«Маму не хотел расстраивать!», «На Таиланд хотел заработать!», «Я всегда так душ принимаю!»...
Красивый такой мальчик, милый, добрый, воспитанный. Почему меня в эти мгновения просто душит ненависть к нему? Меня душит, а похожих на чертей рыбаков – нет? Потому что у них у самих дома – точно такие же. Потому что это для них, точно таких же малолетних «приколистов», они тут корячатся наперегонки со смертью.
Потому что капитан орёт своему старпому: «Каждый раз, когда мы тонем, ты вечно ноешь! Достал уже».
Каждый раз.
Когда тонем.
Достал.
На Таиланд хотел заработать.
Когда этот фильм выйдет в прокат, буду его смотреть 10 раз. Как «Аритмию» смотрела.
Мне иногда кажется, что у нас сегодня в кинорежиссуре один-единственный взрослый мужик и есть. Который что-то понимает про жизнь.