Эта встреча 25 мая 1988 г. в небольшом актовом зале школы-интерната № 1 Новгорода многим участвовавшим в ней школьникам запомнилась навсегда. В рамках проведения в древнем русском городе одних из самых первых Дней Славянской письменности и культуры (24–28 мая 1988 г.) перед учащимися новгородских школ выступили на открытых уроках литературы многие известные писатели. В школу-интернат № 1 пришли В.Г. Распутин, В.А. Личутин и Д.М. Балашов. Мне посчастливилось быть на этом открытом уроке и записать на диктофон выступление Валентина Григорьевича, которое никогда не публиковалось, но может быть интересно современным читателям, потому что открывает новые грани в понимании мыслей и тревог Распутина, звучащих актуально и сегодня, ровно 30 лет спустя.
В выступлении могут поразить намёк писателя на то, что возможна какая-то высылка его из Сибири, и его слова, что «времени-то мне остаётся немного». Распутин рассказывал детям и о своём пристрастии к книгам с военного детства, и о важности «родства с книгой», ведь «литература помогает нам не быть сиротами ни в отечестве, ни в истории», и о самых любимых своих писателях, и о важности сохранения Сибири. Но самое главное, что он пытался донести до школьников свой призыв быть гражданами своего Отечества в условиях, когда «не хватает нам в России россиян», «опять человека не хватает», а ведь «человек приходит в жизнь, чтобы сделать её хотя бы немного лучше, чтобы сделать человека более нравственным».
И как нравственный завет звучат заключительные слова выступления Валентина Григорьевича: «Но растут ли у нас граждане? Мало у нас граждан, очень мало у нас россиян, очень мало у нас человеческого в человеке. Вот об этом бы нам не забыть. И нам – взрослым, и вам – детям».
Сергей Дмитриев
Выступление Валентина Распутина на открытом уроке литературы
Мне ещё никогда не приходилось выступать в роли учителя, да ещё на открытом уроке литературы, но придётся попробовать. Извините меня, ребята, если это будет не совсем обычный для вас урок.
Я приехал на вашу гостеприимную новгородскую землю, чтобы поучаствовать в Празднике Славянской письменности из Сибири. Живу я в Иркутске. Если ещё и остались где-то твердыни русского духа, то остались они прежде всего в северной России, то есть, наряду с другими местами, в ваших, новгородских, краях, да в наших сибирских. По крайней мере, если нужны и Москве честные работники торговли, которые не умеют нарушать закон, то их везут из Сибири. Когда требуются куда-нибудь на юг юридические работники, которые не умеют продаваться, то их приглашают тоже из Сибири.
Если ссылки никакой не произойдёт, то никуда я из Сибири уезжать не собираюсь, тем более что и времени-то мне остаётся немного. А сказать о Сибири ещё многое надо. Сложностей и проблем там достаточно. Сибирь у нас сейчас в довольно тяжёлом положении, если заводить разговор об экологии, о промышленности, о покровительстве, которым страдает Сибирь. Этот разговор надолго. И так вот, если посмотреть по нашей Транссибирской магистрали, то, кажется, всё уже освоено, не только покорено, но всё уже перелопачено. Больше миллиарда кубометров земли каждый год перелопачивается в Сибири. Живого места уже не осталось, и работать-то негде.
Но Сибирь всё-таки большая. И освоения, она, разумеется, требует бережного, ведь это половина территории всей страны, а население Сибири составляет всего 8 процентов общего нашего населения. Конечно, это мало, и потому нам очень нужны в Сибири люди. Но люди нужны, которые приезжали бы туда не просто денежки заработать, как у нас сейчас часто бывает. Когда человек приезжает со стороны, ничего ему там не жаль, ему лишь бы рубль получить. Вот отсюда и прививаются губительные методы работы и на тюменской нефти, и в наших лесах. Мы тоже уже привыкаем к этому и принимаем как нечто обыкновенное и необходимое. Но разве можно так относиться к земле? Вот приехал, скажем, на две недели, на месяц, на два месяца, поработал, уехал, потом опять вернулся, поработал – всё во имя денег. Отсюда и многие, многие проблемы.
Конечно, люди к нам в Сибирь нужны были бы в первую очередь отсюда, с Русского Севера, потому что с этих мест когда-то и пришли первые люди в Сибирь. И набор жён для русских казаков и сибирских воевод тоже шёл долгое время из ваших же мест. Женщины, приезжавшие отсюда, очень ценились, и потомство давали они очень хорошее.
Вы видите, что я говорю с вами о серьёзных вещах. И неслучайно. По-моему, с детьми нужно разговаривать по-взрослому. Я помню себя ребёнком, все мы себя помним. И всегда меня привлекали именно взрослые разговоры, и не было никаких сложностей (может, так тогда казалось), которые не в состоянии была бы постичь детская душа. Мы, взрослые, как-то ещё вот делим истины на те, которые годятся для себя, для взрослых, и на детские истины, то есть те прописные истины, которые только и могут залечь в душу ребёнка. Но если это истина, если это святое слово, – то все возрасты покорны этому слову. Даже если вам сегодня что-то покажется не совсем понятным, это не пройдёт, наверное, бесследно, это вы запомните.
Смотрю я сейчас на вас и думаю о важности того, чтобы каждый из вас состоялся в жизни как гражданин. Всё должно быть в своё время. И гражданин должен состояться именно в своё время, не в сорок лет, и не в тридцать, даже не в двадцать, потому что к двадцати годам это уже взрослый, полностью определившийся человек, переделать потом себя ему трудно.
Гражданин начинается с первых часов, с первых дней своей жизни, а определяется всё-таки в вашем возрасте. И в этом, конечно, очень важна роль ваших воспитателей, руководителей. Важны, наверное, такие, как эта, встречи. Коль у нас урок литературы, то, наверное, надо сказать доброе слово и о литературе.
Есть вещи, которые прививаются, конечно, не техническими средствами. Техника помогает нам жить, какая-то часть техники, не вся техника. Мы сейчас насоздавали столько вредной техники, которая должна бы вроде нам помогать, но она покоряет нас, она сделала из нас рабов, обратила в рабство. И техника эта продолжает развиваться. Додумались до того, что появились электрические зубочистки. Как будто трудно зубочисткой поводить во рту. Нет, обязательно надо втыкать штепсель в розетку, использовать атомную анергию, строить где-то всё новые станции. Завёл машину и зубы почистил. Как хорошо, как приятно... Да неприятно это должно быть человеку, когда у него электричество во рту работает. Чересчур всего этого много...
Есть вещи, которым не могут научить ни науки, ни ремёсла. Так вот нравственности, духовности может научить литература. Помните, может быть, когда Пушкин узнал, что ему предстоит умереть, когда сказали ему об этом и потребовалось сделать последнее распоряжение, то первые слова, с которыми он обратился, были к библиотеке: «Прощайте, друзья». Ни к кому-то, даже не к близким, а к книгам.
Родство по крови – это одно. Другое дело родство с книгами – это какое-то особое духовное родство. Я по крайней мере представить себе жизнь без книги не в состоянии. Это настолько огромное несчастье, когда ты остаёшься без книг. Часто нам, писателям, приходится ездить. Иногда это мешает работе, но иногда что-то приобретаешь, запасаешься опытом. Однако всякий раз стремишься домой. Дома жена, дома дети, но почему-то прежде всего при мысли о доме на ум приходит своя библиотека, думаешь о том, что ты забыл, как это точно звучит в таком-то месте. И без этого я не представляю свои мысли.
Я деревенский мальчишка, вырос в глухой сибирской деревне. У нас в школе была библиотека, а в ней не больше тридцати книжонок. Истрёпанные совершенно книжонки. Их настолько берегли, а учился я в военное время, что ребятам на руки совсем не выдавали. Я своё пристрастие к книгам начал с воровства. Теперь уже не стыдно в этом признаться, потому что это воровство не было окончательным воровством. Мы с моим товарищем летом вынимали стекло в окне, забирались в школу, открывали шкаф, брали книги, читали, а потом возвращали на место.
Я настолько пристрастился к чтению, что однажды дед, постригая меня, заметил в моей голове седой волос. У двенадцатилетнего мальчишки какой мог быть седой волос? Непонятно совершенно. Я думаю, что с головы деда он на мою голову упал, пока дед меня обкарнывал. Но в семье была поднята тревога, что всё зло от книг. Читал я всё подряд. Книг было немного, но всякие брошюры, газеты, какие только мне попадались, я от корки до корки, от строчки до строчки прочитывал. И как-то совершенно не представлял себе без этого жизни.
Не читать – плохо. Но и безразборное чтение – так ли уж хорошо? И это тоже плохо. В отношении к книге, в чтении должен быть вкус, должна быть какая-то руководительная сила. Я жалею, что у меня этого не было. И конечно, надолго задержалось и моё воспитание, и моё духовное развитие, потому что я очень поздно прочитал Бунина, Достоевского, Есенина. Но тогда это были запретные книги. Наше развитие в этом смысле тормозилось – мы были вынуждены со многими именами знакомиться гораздо позже, чем требовалось душе. Сейчас у вас есть доступ ко всему, и вы должны приобщаться к настоящей литературе гораздо раньше.
Не читаемые в своё время книги, словно сироты. Они вроде бы как и не нужны никому. Но вообще-то у книги не бывает сиротства. Человек может быть сиротой, и мы часто, даже имея родителей, родных, чувствуем себя сиротами. Наступают такие мгновения, меня они тоже часто посещают, когда кажется, что всё напрасно, что усилия никаких результатов не дают. Что вот мы спасаем, спасаем Байкал, спасаем сибирские леса, спасаем Россию, а результатов мало. Они, конечно, есть, но иногда противоборствующая сила бывает настолько сильной, а её противодействие настолько угнетающим, что кажется, что у тебя совершенно ничего не получается. И чувствуешь себя сиротой. Вокруг тебя друзья могут быть, товарищи, а ты круглый сирота, настолько неприкаянный, что некуда тебе приклониться. Некуда пойти, никакие тебе мысли не помогают, не помогают и воспоминания – ни о родителях, ни о детях, ни о своём детстве – ничего не помогает.
И вот тут-то одно только может быть и приходит на помощь – книга. Тогда достаёшь Достоевского, «Дневник писателя» прочитаешь или «Братьев Карамазовых». А то возьмёшь Толстого – я вот люблю «Детство. Отрочество. Юность», люблю такие вещи, которые когда-то в детстве читал, «Степь» Чехова, например.
Так вот, почитал, посмотрел что-нибудь из любимых писателей, и к тебе опять приходят силы, и ты готов идти дальше. Конечно, книг очень много. Неразбериха такая с книгами. Нам иногда подсовывают не те книги, которые нужно читать. Неслучайно даже газетная рубрика существует «Компас в книжном море». А компас чаще всего и указывает на бесплодные книги. И тут нужно самому определиться.
Я ничего плохого не вижу, в общем-то, даже в детективах, и сам их читаю. Но я знаю, что для этого должно отводиться определённое время. Бывает надо убить время, в самолёте, например. Я часто летаю, но никак не могу привыкнуть, что вишу в воздухе, где-то там, за десять километров от земли. Мне это всегда неприятно. В такой ситуации и может пригодиться детектив.
Но всегда надо знать, что ждут тебя и Пушкин, и Лермонтов, и Достоевский, и Лесков... Мы, к сожалению, даже взрослые, плохо знаем Лескова. Замечательный русский писатель, просто замечательный. И вот та вакханалия, которая развернулась в конце его жизни вокруг его имени, почему-то окружает этого писателя ещё и сейчас. Очень плохо мы знаем Лескова, и даже в списке наших классиков он не всегда присутствует. А я вот как-то плохо представляю без него нашу литературу и просто не могу не обращаться к этому удивительному мастеру слова, удивительному духовнику, ведь литература несёт в себе необычайную духовную энергию воздействия.
Я говорил уже о том, что литература помогает нам не быть сиротами ни в отечестве, ни в истории. Но самое главное, что делает человека не сиротой, это его душа. Есть в человеке душа, никогда уже сиротой он не будет. Взрослый ли, ребёнок ли это, если воспитана в нём душа, а как раз те имена, которые я называл, и помогают воспитывать эту душу, значит, человек уже состоялся.
Сейчас нам в России нужны россияне, которые бы любили свою родину, понимали бы её сегодняшний день, знали бы её историю. Не хватает нам в России россиян. Говорить вам о том, что для этого нужно читать литературу – Пушкина, Достоевского, Лескова, Бунина, Лермонтова, Фета, Тютчева – как правило, такие разговоры к результату не приводят. Чем больше понуканий будет с нашей стороны, тем меньше с вашей стороны будет им веры. Существует какой-то закон отталкивания, обратный внушению. В ребёнке он тоже существует, в детях он, пожалуй, чаще всего и проявляется. Но слова всё-таки, может быть, западут в ваши сердца и души, ведь мы о своём опыте говорим. Мы были такими же, как вы...
Мы видим сколько вокруг нас пустоты человеческой, когда люди занялись не тем ремеслом, не тем делом и делают жизнь не лучше, а хуже. А человек приходит в жизнь, чтобы сделать её хотя бы немного лучше, чтобы сделать человека более нравственным.
Нам надо просто улучшить жизнь в том смысле, чтобы у нас в магазинах было всё необходимое: и сахар, и молоко, и мясо. Когда-нибудь всё это будет. Сейчас наступают такие условия, что мы, наверное, эту проблему наконец-то решим. Но будет ли у нас при этом больше человека, ведь нам опять человека не хватает? В человеке не хватает человека. И нужны здесь общие усилия, усилия литературы, и наши, и ваши усилия. Придётся ведь бороться с собой. А самая страшная борьба, которая предстоит каждому человеку, это борьба с собой. Называется она уже давно борьбой добра со злом, вытеснением из себя худших черт и воспитанием в себе черт лучших. И без литературы здесь, ну, никак не обойтись.
Мне всегда казалось, что в исторических городах, таких как Новгород, Псков, Владимир, Иркутск, таких, как Тобольск, Москва, – от исторической Москвы, правда, мало уже что осталось – человек должен быть другой. Мне казалось, что в таких городах воспитывает сама историческая обстановка, что она не позволяет человеку быть плохим, что овеянные историей места настолько сильно влияют на человека, что вытеснение из него плохого происходит само собой. Нет, оказывается, нет. Действие такое бывает, но оно незначительно. Это говорит о том, насколько мощное воздействие оказывает на нас реальность окружающей нас жизни, и, к сожалению, в особенности её отрицательные черты. Вот чему всем нам нужно сопротивляться и оставлять в себе человека.
Коль скоро я заговорил об исторических городах, меня удивила – хотя, в общем-то, я был готов к этому – одна статистическая строка. Раньше я думал, насколько в старых кварталах должно быть человеку лучше, где-то почти даже генетически лучше, потому что он там живёт испокон, настолько в новых кварталах человеку должно быть хуже. Тут, наверное, как я уже сказал, закона какого-то выводить нельзя, очень многое зависит от самого человека. Но вот я однажды узнал из статистики, что в новых городах, в таких как Тольятти, самый большой процент самоубийств. Один из самых больших. Живут там люди материально хорошо, в лучших, чем во многих других городах социальных условиях, зарабатывают неплохо, не только выпускают машины, но и имеют их. Но, видимо, новизна города, то, что в нём нет корней, нет отеческих истоков – всё это действует на человека, как один большой механизм. И сам-то человек – придаток к этому механизму. Он, подчинённый, послушный, должен ежедневно отдавать ему себя, только отдавать. Взять ничего нельзя. И психика у человека становится очень подавленной. И нет возможности, видимо, у молодых горожан разрядить её, потому что дискотеки не разгружают, а наоборот, возбуждают эту психику, которая постоянно и без того-то возбуждена. Построен, говорят, этот город не лучшим образом. Вот отсюда и результат.
Все эти вещи нужно учитывать. Всё это входит в понятие нашего Отечества, нашей Родины. Всё это воспитывает, воздействует на нас. Много нас рождается, растёт наше население. Но растут ли у нас граждане? Мало у нас граждан, очень мало у нас россиян, очень мало у нас человеческого в человеке. Вот об этом бы нам не забыть. И нам – взрослым, и вам – детям. ¢