Совесть в моём дому

* * *

Эти деревья за этим окном.

Ель голубая в дыму голубом,

дуб из «Войны и мира»,

клён, молодой и милый.

Сменятся фракции и президенты,

мэры, антихристы, видеоленты...

Только была бы за белым окном

ель голубая в дыму голубом.

* * *

Всё мне мерещится поле с гречихою,

в маленьком доме сирень на окне.

Ясное-ясное, тихое-тихое,

летнее утро мерещится мне.

Всё мне мерещится тропочка узкая

между сугробов в мой рост.

Тихая-тихая сонная улица.

Звёздно. Безлюдно. Мороз.

В санках везут меня. Серые валенки

передо мною скрипят.

Мимо засыпанных снегом завалинок,

мимо дощатых оград.

Пальцам тепло

         в красных вязаных варежках.

Четверо вместе, а пятый... Скорей

перемещу к ним и братца Иванушку,

станет ему веселей.

Я на подушку откинусь, уставившись

в даль, что мерцает едва.

Вот он и дом мой

           с закрытыми ставнями.

Год 41-й. Уфа.

Вот он и дом мой

             с дощатыми ставнями.

Звёзды над низким крыльцом.

Вырасту. Эту дорогу прославлю я

звонким, как льдинки, стихом.

Дочери Наташе

Я забита пустяшными бреднями,

презираю себя всё сильней.

Даже дочка моя трёхлетняя

несравнимо меня умней.

Встанет между моими коленями,

все заботы сведёт на нет.

На любой вопрос, не поленится,

справедливый мне даст ответ.

Что мне делать, цветочек аленький,

с вредной феей моей судьбы?

Видно, взрослые хуже маленьких

непонятливы и глупы.

Брось в меня полосатым мячиком

и травинкой пощекочи.

Отучи меня ныть и маяться,

солнцу радоваться научи.

Не солгу я в жизни ни разу,

зла не сделаю никому.

Два родных, два лукавых глаза –

это совесть в моём дому.

* * *

Никуда мне не хочется ехать,

не заманишь меня, не прельстишь,

Ты прощай, не увиденный мною

мой Париж, мой Париж, мой Париж.

Те виденья, что душу томили,

испарились. К чему новизна?

И мечты голубиные крылья

запахнулись, как створки окна.

Никаких не желаю свиданий.

Только сна и покоя союз.

Над печалью былых расставаний

от души я сегодня смеюсь.

Всё как в поезде, мимо и мимо,

не до дна, не до слёз, не дотла.

Ты прощай,

          мой не встреченный милый.

Видишь, я до тебя не дошла.

Ни на стук растворившихся ставен,

ни на тёплый твой свет из окна.

Ты, как я, в этом мире обкраден.

Я, как ты, в этом мире одна.

Всё, что было, – порыв и смятенье, –

тихим илом осело в крови.

Я сдаюсь. Я кладу на колени

усмирённые руки свои.

* * *

Меня свезли и бросили в постель,

как будто в придорожную канаву,

и ушли. А я лежать осталась.

Пела птица.

Собака лаяла.

Собака-враг своим бранчливым лаем

печёнку мне изъела.

А птица-друг по-детски навевала

мечту о рае.

Я знала, рай – когда не будет боли

и тела тоже.

И так хотелось перейти границу.

Но где-то близко лаяла собака –

не отпускала.

* * *

Прости меня за слов недобрость,

за горькой горечи пуды.

И за нерадостную доблесть

уйти и развести мосты.

Прости меня за то, что было

и что не вышло всё равно.

Прости за то, что не простила

тебе тебя же самого.

Благослови меня за память

о зимах, где навек светло.

О вёснах, что остались с нами,

когда так много утекло.

За то, что я в ночах туманных,

когда ты путь искал с трудом,

светила издали карманным,

в горсти зажатым фонарём.

Благослови меня за нежность,

с которой сладить не могу.

За то, что я стою, как прежде,

на том,

      отплывшем,

                     берегу.

* * *

Надушивала «Шипром»

          шифоновую косынку.

Тапочки парусиновые

          красила зубным порошком.

И на лесной поляне

          под треснувшую пластинку

мы танцевали с Валей,

          школьным моим дружком.

Худенькие осины,

               в листву ещё не одетые,

и трава под ногами от порошка бела.

Но ничего-то в жизни

                не было лучше этого,

хоть пролетело, минуло...

Господи! Жизнь прошла...