Роман Богословский
Роман Сенчин. Детонация: проза нашего времени. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2025. – 346 с. – 3000 экз.
О появлении новой искренности в искусстве заговорили в середине восьмидесятых – начале девяностых. В России традиционно это произошло на десяток лет позже и совпало с появлением в литературе так называемых новых реалистов. И Роман Сенчин – один из наиболее заметных фигурантов этого движения.
И ведь в чём парадокс? Новая искренность возникла как реакция и ответ на зубоскальство, на бесконечную иронию и снос иерархий, на постмодернизм в целом. Пионер движения в США, литератор Дэвид Фостер Уоллес писал: «Следующими литературными «бунтарями» вполне может стать кучка «анти-бунтарей». С теми или иными поправками, так оно и произошло. Однако Романа Сенчина это, как мне видится, не коснулось.
Я читаю прозу Сенчина (и для себя, и для критических разборов) уже лет 15. И всегда испытываю одно и то же чувство: для него никакого постмодернизма словно и не было вовсе. Он его попросту не заметил. Такое ощущение, что Сенчин пришёл в литературу сразу за Валентином Распутиным, а то и был с ним соседом по даче. И просто пропустил мимо всякое там «Голубое сало» и «Generation P». Поэтому искренность его книг уместно назвать старой. А если более нейтрально и благообразно, то классической.
Новый сборник рассказов «Детонация» вряд ли можно числить The Best`ом1 Сенчина. Скорее писатель решился явить нам ряд рассказов, какое-то время лежавших в столе, разбавив их некоторым количеством новых вещей. Всего их 18, организован список от современности к прошлому. Первый рассказ («На большой площадке») датирован 2025 годом, финальный («Под сопкой») 1993 м.
На мой взгляд, лучшие рассказы сборника те, что созданы на биографическом материале или содержат его элементы. Первая же зарисовка «На большой площадке» являет нам существенно повзрослевшего Сенчина, который рассуждает уже не только о русском роке и общаге Литинститута, но и об отцовстве, материнстве, памперсах и воспитании дочек. Да, в духе классического Сенчина рассуждения эти мрачноваты, зато искренни, глубоко пережиты и тщательно продуманы. За трансформацией любого человека интересно следить, а уж перемены в писателе – это прямо-таки дидактический материал… для другого писателя.
В новейшее время редкие произведения обходятся без упоминания 24 февраля 2022 года, и Сенчин тут не исключение. В рассказе «Время» показана лихорадка писателя сразу после объявления СВО. Он в нервном запале штудирует ленту новостей в надежде понять, что вообще происходит и можно ли найти в происходящем сюжеты для новых произведений… Здесь же Сенчин пишет, что его часто ругали «за мелкотемье и бытовизм». И как тут не вспомнить слова из песни Игоря Талькова «Спасательный круг»: «Говорят, что я крамольный поэт, пусть говорят, Бог им судья». Ругать ругают, а в классики уже записали.
Далее в этом рассказе он повествует о писателе, своём коллеге по новому реализму, когда-то выстрелившем с романом, казавшимся в далёком уже 2006 году антивоенным, а теперь… А теперь мы видим, что спор с Захаром Прилепиным у Сенчина переходит в метафизическую фазу. А вот кто из них Андрей Курбский, а кто Иван Грозный, в этом разберутся литературоведы следующих поколений, не станем отнимать у них хлеб.
Вообще, искренность Сенчина завораживает. Вслед за Андреем Платоновым, он называет себя «истраченным человеком», мысли которого тяжелы и мрачны. Подумалось, что Роман Валерьевич готов выйти на большой автобиографический роман, а рассказы из «Детонации» – это его опорные точки. И вообще, монахи умаляют своё эго, сидя в пещерах и кельях, Сенчин измельчил его через постоянную рефлексию, тяжёлую многолетнюю мыслемешалку, превратив страдание и боль в литературный метод. Я бы посоветовал товарищу по перу спасаться дзогченом2, но послушает ли…
Отмечу, что многие рассказы из новой книги по форме перекликаются с подходом писателя-очеркиста из ХIХ века Александра Левитова – начинаются они из ниоткуда и кончаются ничем, как бы обрываются на полуслове – эдакие смыслы навылет.
Но возвратимся к СВО, тема которой звучит в сборнике громко и разносторонне. В рассказе «Проводы» мы погружаемся в собственно проводы мужчины за ленточку. Семья его в растерянности, жена не понимает, как реагировать. Писатель Дмитрий Филиппов написал как-то в своей соцсети, что опора спецоперации – это потёртые жизнью мужики за сорок. Проводы ровно такого отца семейства описывает Сенчин в рассказе: «Была водка, было вино, но никто на питьё не налегал, – пишет Сенчин. – Не то застолье. Не праздник и не поминки, а то, чего ещё не бывало в их жизни». Больше всего трогает вот это «не бывало в их жизни». Мы все столкнулись с чем-то небывалым – это правда. И даже застолья отныне как бы переформатировались.
Тема продолжается в «Первом приступе». Сенчин рассказывает о подвижной психике и эмоциональном перенапряжении от наступления новой реальности у «человека искусства» – актрисы театра Татьяны. Её проблема – это новая жизнь в стране первых месяцев и лет спецоперации – она не знает, о чём теперь можно говорить, а о чём нет. Она не понимает, как жить дальше. У неё сын подходящего под мобилизацию возраста. А вдруг заберут?.. Сам Сенчин не даёт оценок и не выносит вердиктов, предлагая это читателю. Однако Татьяна от перенапряжения получает сердечный приступ – первый в своей жизни.
Титульный рассказ «Детонация» отвечает на вопрос, какой стала жизнь известного человека, так называемого «лидера мнений», после начала СВО: ему обрывают телефон, просят комментарии. Товарищи по перу требуют подписать письма и петиции – зачастую с противоположными требованиями к одним и тем же структурам. В рассказе приводится обширная переписка в соцсетях – бурление комментариев, взаимные обвинения, переходы на личности… Всё это мы проходили, видели, знаем. Признаюсь, мне казалось, что именно Сенчин повременит с этой темой – отрефлексирует её как следует, выносит, как ребёнка во чреве, а лет через десять выдаст большой роман. Но подчеркну ещё раз: в рассказах «вокруг СВО» он не выносит оценочных суждений. Видимо, это Роман Валерьевич как раз и оставляет на будущее.
Очень хорош рассказ «Комплекс стандартов» – занимательный трагикомичный автофикшен. Сенчин вспоминает свой звёздный час, когда выстрелил его роман «Елтышевы» и он стал литературным селебрити, осыпанным премиями и вниманием критиков. Но в то же время была и обратная сторона: к нему обратился глава некой корпорации-полусекты, за немалые деньги предложивший писателю разработать концепцию обновлённых отношений между людьми – в общем, обычная нью-эйджевская муть. Из этого ничего не вышло – литератор не подошёл на священную роль жреца новой религии. По себе знаю – порой предлагают участие в настолько мутных проектах, что волосы уже даже дыбом не встают.
Подмечу, как Роман Сенчин, сибиряк по рождению и убеждениям, до сих пор теряется в Москве, описав это поэтично и самоиронично всё в том же рассказе: «Сегодня геморрои начались ещё в метро. И опять на Филёвской. Мне с этой линией особенно не везёт – какая-то она непостоянная, неустойчивая, как русло реки в пустыне. К тому же у неё появился отросток». Обычно не склонный к метафорам и украшательствам, Роман здесь изменил своему стилю – видимо, перенервничал знатно.
В сборнике есть ещё много чего: нищета девяностых, афганцы, водка, перестройка, армия, соседи, Сибирь, забытые друзья... Но это – обычный фон сенчинской прозы, он давно и хорошо описан критиками. Мне же хотелось выудить именно новые смыслы – нарративы, появившиеся в последние годы.
Да, постмодернизм вместе с новой искренностью Сенчин смог проигнорировать, а вот новую реальность, наступившую после 24 февраля 2022 года, – уже нет. Это ещё раз доказывает: искусство не само по себе. Оно создаётся на основе глобальных событий. Коими ни постмодернизм, ни новая искренность для Сенчина, видимо, просто не стали.
_____________________
1 Избранным – анг.
2 Тайное учение тибетской буддийской школы ньингма, практический метод, ведущий к полному пробуждению.