В контексте
мартовского снегопада
Недостоверными становятся
Слова и города…
Неверно дребезжание трамваев,
Сворачивающих с Пушкина
В норштейновский туман…
И как ни ощутить родства
С холодным воздухом,
Он в лёгких вязнет
И не даёт дышать…
В эфире стынет
Протяжно-сложная
Песнь муэдзина…
Порой невыносимо,
Но светло
Снегопаденье в марте…
Твои руки
Не разговаривай руками!
Я не знаю, куда мне смотреть:
В глаза твои,
Вечно нездешние,
Или на длинные руки твои,
Что невиданный танец танцуют.
А я зачарованно слежу
За их вечным движением…
Тебе никогда не стать дирижёром.
Даже законам музыки руки твои
Не подчиняются.
Но когда ты дремлешь,
Лишь кончики пальцев твоих
Подрагивают
В ритм
Убыстряющей
Своё движенье
Вселенной…
Любовь и земледелие
Я буду называть тебя
Наглым и самоуверенным,
Говорить, что от тебя пахнет луком.
Ты будешь смущаться,
А я – любоваться твоим смущением.
Мы будем есть груши и помидоры,
Искать то сахар, то соль,
Поднимать вечно падающие
со стола предметы.
Замершие в ожидании ночи
Цветы в вазе будут прислушиваться
И недоумевать:
Когда эти двое займутся
земледелием…
Нелепый город
В стеклянном городе
Ночи хрупкие.
И прохожие редки.
Здесь эха нет. А люди ищут
Своё единственное отражение.
Кошкой-позёмкой крадусь
Вдоль улиц пустынных…
Но даже в берегах многоэтажных
Не водится моё отражение.
И заметила я,
Если долго смотреть на луну,
Заметить можно
Единственно верное отражение…
Не ревнуй
Я буду с тобой,
Пока не нужна тебе.
Стану нужной – уйду.
Так много дорог на земле,
И по всем я пройти хочу:
Каменистым, песчаным, суглинным…
И погладить всех встречных собак.
И взглянуть в глаза всем мужчинам…
Не ревнуй!
Никому из них не удержать меня.
И тебе не удержать меня.
Но я буду с тобой,
пока не нужна тебе.
Стану нужной – уйду.
Настроение
Стать стрелкой на часах
Казанского кремля.
Клавишей Delete
Мирового компьютера.
Дымчатым портсигаром.
Западающей си-бемоль,
Утренним бесцветным мраком,
Всеми собаками мира.
Очками Exte на родной переносице.
Безвольным сердечным клапаном –
Чем угодно,
Лишь бы не Лилей Газизовой.
