Вопреки обстоятельствам она стала вполне успешным человеком
Писатель и агроном Иноземцева (на фото) живёт в глубинке, куда автобус из райцентра ходит раз в неделю. Живёт в скромном достатке, но её рассказы – это россыпи алмазов.
– Есть у вас, Татьяна Николаевна, пронзительный рассказ «Подарок» о девочке, воспитывающейся в детском доме. Скажите, насколько он автобиографичен?
– Не автобиографичной прозы не бывает. А рассказ «Подарок»… Это о моей подруге, однокласснице, деревенская ребятня нас дразнила инкубаторскими. Я была в интернате одной из немногих при живых родителях. Попала туда в 11 лет. Случилось это так. В семье отец был единственным кормильцем. Мать занималась четырьмя детьми. Отец поехал в соседнюю область на заработки и пропал. Мать всё время твердила: «Он нас бросил». Доплакалась до того, что вставать с постели не могла. Нас кормила вся деревня. Кто полбуханки хлеба принесёт, кто молока.
Прознав о нашем положении, приехала мамина сестра из Горького и определила нас, троих старших, в интернат. Позже выяснилось, что, когда отец поехал искать работу, его в поезде парализовало. Когда ему стало лучше и его выписали из больницы, вернулся домой, но кормильцем уже быть не мог, и нас не стали забирать из детдома. Врачи признали его, бывшего фронтовика, имевшего ранения и контузии, инвалидом. Пенсию назначили 23 рубля. И они жили на эти 23 рубля втроём.
Родители нас забирали на каникулы домой, но прокормить не могли и устраивали летом на работу. Брата на кирпичный завод, меня с сестрой – на сырзавод. В мои обязанности (в 12, 13 и 14 лет) входило: запрячь лошадь, нарубить ломом лёд на леднике, погрузить его в телегу, привезти на завод и перетаскать в чан, где охлаждались сливки. Потом я ставила в телегу дюжину бидонов (по 40 литров) и отправлялась до ближайшего колодца, заполняла водой бидоны, привозила на завод, заносила в помещение. И так – без выходных.
– Если дома ждал такой тяжёлый труд, то почему нельзя было остаться в интернате?
– Домой хотелось! В интернате вставали по горну, за несколько секунд одевались, по горну, как горох, высыпали в любую погоду на зарядку; по горну недружным строем топали в столовую, потом в школу, и отлучиться никуда было нельзя. А душу распаляли детские мечты, которые осуществить можно было только на свободе, за пределами казённого дома. Например, встретить летом рассвет далеко за селом над высоким берегом реки и стоять на краю обрыва, как на краю земли.
Останься я на лето в интернате, кто из воспитателей взял бы на себя ответственность отпустить меня в такой поход?
А то, что нас родители на летние каникулы устраивали на работу – это хорошо: мы, трое старших, выросли трудоголиками. Брат Лёня окончил мореходное училище и до ухода на пенсию работал радистом на кораблях торгового флота, побывал во многих странах мира. Старшая сестра Ольга окончила педагогическое училище, потом институт, до сих пор работает учителем физики и математики.
Я ни в чём родителей не виню. Им война жизнь искалечила.
Самым трудным было время в сельскохозяйственном техникуме в Галиче, куда я поступила в 1966 году. Из одежды у меня были только демисезонное зелёное пальто, похожее на шинель; школьная форма – коричневое платье, у которого пришлось отрезать рукава, потому что они на локтях продырявились, – и резиновые сапоги. Носки быстро износились, и я ходила на занятия из расположенного на окраине общежития зимой в резиновых сапогах на босу ногу.
Я неплохо играла в баскетбол, меня зачислили в баскетбольную команду. На тренировки ходила в когда-то синем, вылинявшем до серого, тонком хлопчатобумажном трико, зашитом на коленках. Однажды физрук сказал: «Если ты ещё раз придёшь в этом костюме, я поставлю тебе двойку по физкультуре. Ты позоришь всю команду».
Ни в чём другом прийти я не могла, у меня просто ничего больше не было, мне поставили двойку и лишили стипендии. Это была катастрофа.
– Когда вы написали свои первые стихи?
– В пятом классе, в одиннадцать лет. Позже, когда накопилось с десяток стихотворений, послала их в районную газету. Их опубликовали, и это была моя первая публикация. Когда училась в техникуме, посылала стихи в областную молодёжную газету, но под другими фамилиями, потому что стеснялась однокурсниц. Напридумывала кучу псевдонимов. Самым огорчительным было то, что на адрес общежития приходили переводы с небольшими гонорарами. Стипендии катастрофически не хватало, но получать переводы не могла: у меня была своя, непридуманная фамилия.
В семидесятых годах в журнале «Советский Союз» был фотоочерк обо мне. Я уже работала в совхозе главным агрономом. Снимки делал Виталий Арутюнов, а текст писал Мелик Карамов. Обо мне в те годы много писали, я, что называется, «зазвездилась», а Карамов приземлил: «Это работа журналиста – из дерьма делать конфетку, и я, конечно, сделаю, раз меня послали, но ты знай – нет в тебе ничего такого, о чём стоило бы заявлять на целый мир».
Как я ревела от обиды, как я его ненавидела. Но прошли годы, я многое поняла и о своих стихах сорокалетней давности могу теперь судить непредвзято: хороших стихов было мало, да и в роли агронома я себя ничем особенным не проявила.
– С повестью «Запашка» вы стали лауреатом Всесоюзного литературного конкурса, а за труд на сельской ниве орден «Знак Почёта» получили. Это завидные успехи.
– Первая книжка у меня вышла в 1977 году, и через два года приняли в Союз писателей. Мне было 27 лет. Но потом сельского хозяйства в нашей деревне не стало. Трудно назвать день и час, когда в конкретном селе не стало сельского хозяйства. Умирание длилось долго. Примерно десять лет сокращались поголовье и посевные площади. Десятки тысяч гектаров пашни в районе утрачены безвозвратно.
Я, агроном, стала работать в районной газете, ходила туда за десять километров пешком. Не от работы, а от ходьбы уставала. Домой вернёшься – вторая смена начинается. И сейчас, в свои 65 лет, работаю так, что односельчане мою занятость считают ненормальной.
Три года возглавляла Костромскую областную писательскую организацию. Консультировала, рецензировала, редактировала первые книги молодых литераторов. Вела литературную страницу в областной молодёжной газете. Одну колонку ввела для начинающих и назвала: «Литературный ликбез». По названию колонки молодые остроумные борзописцы за глаза стали звать меня Литбесом. Я не обижалась.
Сейчас я ничего не пишу. Осела у себя в Аносово, выращиваю саженцы на продажу. Наёмных работников у меня нет, всё делаю сама, буквально вручную, поскольку техники тоже нет. Держу уток, гусей, кур, козу, кошку и собаку. Выжить нелегко. Если бы не получала пенсию, то на доход от земли и подворья не прожила бы. Не могу лишить жизни птицу за то, что она вышла из продуктивного возраста. Мои пернатые пенсионеры становятся обузой, кормить их накладно, но я ничего не могу с собой поделать.
Конечно, производительность моего хозяйства невелика, хотя работаю на пределе сил. В среднем продаю около 300 саженцев в год – главным образом – яблони. В моём саду более 80 сортов яблоневых деревьев. В небольшом количестве выращиваю посадочный материал груши, винограда, смородины, крыжовника, фундука, жимолости, клубники, сливы, алычи. Плоды и ягоды для меня являются как бы побочной продукцией, которую тоже продаю, иногда её бывает довольно много.
За саженцами ко мне приезжают на дом. Даю попробовать плоды с дерева, чтобы определились с сортом, разрешаю выбрать саженец на грядке, какой глянется. Я сначала проверяю сорт на пригодность к выращиванию именно в наших климатических условиях и только потом, убедившись в его пригодности, предлагаю на продажу. Не могу похвастать высокой рентабельностью, потому что сортоиспытание – дело затратное. Но я Водолей по гороскопу, а Водолеи по своей натуре экспериментаторы. Без сада я умерла бы от тоски.
В детстве мечтала иметь дом, сад и лошадь. Лошадь у меня была много лет, теперь её содержание мне не по силам. В детстве очень хотелось яблок, теперь у меня яблок видимо-невидимо. Устаю до изнеможения, но чувствую себя счастливым человеком.
Беседу вёл Владимир Смирнов
P.S. «Осенью десятки плодовых деревьев в моём саду ломятся от урожая. Кормлю яблоками коз, их хватает на всю зиму. Не выбрасываю семена. Собираю их и выношу за деревню. Сею яблони, сливы, груши по краям заброшенных полей, столь же невостребованных, как деревня с её последними стареющими жителями. Сею с мыслью: свидетельствуйте! Скоро ни деревни, ни меня не станет. Вопреки законам бытия не своей рукой, а вашей веткой я протягиваю яблоко зашедшему случайно в эти места путнику. Свидетельствуйте, что здесь жили люди». Я дочитываю книгу Иноземцевой и почему-то думаю, что кто разводит на земле сады, тот готовит себе место в райских кущах.