Молодому человеку едва исполнилось двадцать, но он уже сочинял стихи и рассказы и мечтал стать писателем. Конечно же, начинающий литератор в то время ещё не был Максимом Горьким – Алексей Пешков много позже придумает псевдоним, который впоследствии займёт видное место в истории литературы…
Зато он уже скитался по Руси – и решил устроиться на железную дорогу. Сначала ночным сторожем на станции Добринка. Поселили Алексея Пешкова в казарме-общежитии для неженатых железнодорожников станции (это здание сохранилось до наших дней, а улица, где оно расположено, ныне носит имя писателя). За 12 рублей в месяц он стерёг хлебные лабазы, иногда подрабатывал грузчиком – силушки хватало. Увы, радости работа не приносила: мешал начальник станции, который пытался превратить парня в своего подсобного работника. Он должен был колоть для господина Архангельского дрова, мыть посуду, ухаживать за лощадью и терпеть деспотизм его кухарки. Через два месяца Пешков не выдержал и написал на угнетателя жалобу в стихах. Петиция позабавила чиновников, и её автора перевели на станцию Борисоглебск, где ему пришлось заниматься в основном починкой мешков и брезентов. Там будущий классик русской литературы тоже проработал недолго, а осенью 1888 года устроился весовщиком на станцию Крутая Грязь Царицынской железной дороги.
Эта должность была куда более серьёзным делом, чем охрана складов. Крутая Грязь – крупная сортировочная станция, принимавшая в больших количествах хлеб, соль, хлопок, лес, рыбу. Построили её на высоком холме вблизи деревни Алексеевка ещё во времена царя Александра II. О том, чем весовщику Пешкову пришлось там заниматься, Горький годы спустя поведал в рассказе «На Крутой»: «На Крутую меня назначили «весовщиком», но вешать там нечего было, и обязанность моя заключалась в поверке грузов… Из вагонов назначения на Калач нужно было перегружать в вагоны на Поворино товары с персидского берега из Астары, Узун-Ада и др., это я делал вместе со сторожем Черногоровым-Крамаренком.
Но это случалось не так часто, а главным делом моим была проверка бочек рыбы, которая шла с Волжской через Крутую на Поворино. Обычно с Волжской приходило от четырнадцати до двадцати поездов в сутки, составом не более, кажется, шестнадцать платформ. Пока паровоз маневрировал, я бегал с платформы на платформу с накладными в руках, а ночью – ещё с фонарём у пояса.
Работа требовала некоторого знания акробатического искусства, потому что машинист дергал состав весьма бесцеремонно, а бочки – скользкие или обмерзли, прыгать с одной на другую было неудобно, особенно же неудобно зимними ночами, в метель.
Проверять грузы необходимо было, потому что от Волжской на Крутую по подъёму поезда шли медленно, и этим очень пользовалось удалое казачество, – бочки сельдей, севрюги, бочата икры фокусно исчезали».
Вот и пришлось молодому крепкому парню послеживать за лихими мошенниками. Трудился он на мощных весах фирмы «Фербенкс». Там сошёлся со ссыльным, там увлекся идеями народовольцев. На Крутой Пешков, найдя единомышленников, таких же пытливых молодых ребят, читал брошюру А.Н. Баха «Царь-Голод», «Календарь Народной воли», литографированные брошюры Л. Толстого, статьи Николая Михайловского о прогрессе, которые бурно обсуждали. Конечно, спорили и о роли личности в истории, о пролетариате. Всё это – по тем временам – крамольные статьи, крамольные обсуждения…
Недолго прослужил Алексей Максимович на железной дороге, однако именно тогда сформировались многие из его убеждений. А обязанности свои, несмотря на увлечения, выполнял добросовестно. Уж такой имел характер: скверную работу не любил, ничего не делал вполсилы. Будущий классик русской литературы организовал при станции кружок самообразования, который посещали и железнодорожники, и бывавшие в этих краях поднадзорные из Царицына, с которыми Пешков водил дружбу. Заседали они по ночам в телеграфской. На этих сборищах Горький часто читал свои стихи и рассказы. Работая на Крутой, он написал поэму в прозе и стихах – «Песнь старого дуба». Произведение затерялось, и писатель вспоминал лишь одну фразу из поэмы – «Я в мир пришёл, чтобы не соглашаться».
К начальнику станции Захару Басаргину Пешков относился с уважением. Это был сильный человек, начинавший стрелочником, освоивший профессию столяра, хорошо разбиравшийся в людях. «Лицо у него копчёное, темнокожее, в сероватой, растрёпанной бородке; под густыми бровями, в глубоких ямах – горячи острые глаза янтарного цвета. Походка быстрая, на ходу он как-то подпрыгивал, жесты – резкие, голос – сиповат, но властный» – таким описывал его Горький. Они сдружились. Басаргин, не чуждый вольных мыслей, посещал ночные чтения кружковцев, а Горький стал бывать в доме начальника станции, где всё было построено руками Басаргина вплоть до «музыкального ящика». Писатель даже посватался к его дочери, но получил отказ. Быть может, поэтому Пешкову вскоре стало скучно на Крутой.
В те годы он нигде не собирался задерживаться надолго – взял расчёт и вскоре с котомкой за плечами ушёл в сторону Москвы. Провожала его вся станция – со слезами и гостинцами в дорогу. И продолжились скитания писателя по России. В поездах он тогда предпочитал путешествовать бесплатно, забираясь в товарные вагоны. Это потом, когда начнёт греметь литературная слава Максима Горького, он станет занимать в поездах лучшие купе.
О работе на железной дороге у писателя сохранились пёстрые впечатления. Поладить с начальством, учитывая вольнолюбивый характер Пешкова, было трудно. Зато среди железнодорожников он нашёл настоящих друзей и единомышленников, многих приохотил к чтению. А где ещё можно познать жизнь во всём её разнообразии, как не на большой станции, в гуще работы? Хотя Горькому и не довелось поработать в поездных бригадах, он всегда считал локомотив символом будущего. В его мировоззрении прогресс – ключевое понятие. Алексей Максимович верил в преображение общества благодаря просвещению и развитию техники. На склоне лет он искренне приветствовал успехи советских железнодорожников, не сомневаясь, что с транспортных магистралей начинается преображение «медвежьих углов» необъятных просторов Родины…
Станция Крутая с тех пор не раз меняла название. Сначала её переименовали в Воропоново. А в 1950-е и станции, и посёлку присвоили имя Максима Горького. Там в 1971 году был открыт замечательный памятник станционному весовщику и писателю…