Сказки Щедрина (речь, конечно же, идёт о великом Михаиле Евграфовиче Салтыкове-Щедрине, носившем псевдоним Николай Щедрин. – Прим. ред.) при всей своей универсальности стоят особняком, в стороне от общеевропейского контекста сказок с их кочующими сюжетами, узнаваемыми переодеваниями из царевны-лягушки в принца-лягушку, т.е. изменением полов, начинающимся на уровне языков (баба и babbo – батя, дед, и т.д.), с совершением общеевропейских обрядов (в бочку посадили и смолою засмолили) и со счастливым концом (честным пиром да свадебку). Стоят они особняком в силу щедринского авторства, потому что его стиль и речь, его широта мысли, не знающая преград, его мир, созданный из параллельных миров, даже пусть в русле традиции, как, например, общение мужика и зверя, не имеет аналогов, двойников, не принадлежит ни к каким течениям, направлениям, ни к каким романтизмам, акмеизмам, дадаизмам, группирующим собратьев по перу, по кисти или смычку. Щедрин такой же уникум, как Ф.М. Достоевский, но при этом совершенно иной – уникальный уникум.
Мы было взялись за разбор универсальности его сказок, тему благодатную, однако не помещающуюся в границы одной статьи. Хрустальный башмачок Европы не лезет на простор Руси. И мерки индоевропейских сказок не в силах объять необъятность и глубину щедринского взгляда и дозволенности размышления, эдакого всепробивающего мыслебура (по подобию ледобура), и необъятность умения пробрать до костного мозга в позвоночнике, как это делает хотя бы волчий приговор зайцу сидеть под кустом и ждать, когда его растерзают. Казалось бы, беги, заяц, ты ж не привязан, не прикован, а он, самоотверженный, сидит под кустом и ждёт ненасытных клыков своего судьи и палача волка поганого. Любопытно, что un pagano [пагано] по-итальянски – это язычник, а Италия – территория ватиканского влияния. Очеловечивание зверей умением говорить, однако, всё же гласит о принадлежности Щедрина к одному из -измов, а именно: пантеизму, одухотворению, обожествлению природы.
И коль мы взялись за сказки, а сказки они и в Африке сказки, тем паче в Европе, то рассмотрим некую парность «Дурака», написанного Н. Щедриным в 1885 году, и «Вардиелло» из собрания «Сказка сказок» Джамбаттисты Базиле (1575–1632), из его библии сказок, опубликованной в 1632 году после смерти писателя его сестрой Адрианой, а впервые переведённой с неаполитанского наречия Петром Епифановым и напечатанной в России в 2016 г. в Санкт-Петербурге издательством Ивана Лимбаха. Что, впрочем, не мешало сверстнику Н. Щедрина А.Н. Афанасьеву (оба 1826 года рождения) упомянуть сказки Базиля в своих «Поэтических воззрениях славян на природу» и высказывать суждение о них.
Итак, Базиле называет своего дурака по имени Вардиелло самым злосчастным простофилей в городке, а Щедрин своего – особенным и мудрёным, оставляя при этом безымянным. У него отца нет; нам доводилось сталкиваться со словом varda – «кибитка» в одном итальянском диалекте; не намёк ли это на то, что он – сыночек приблудный? А дурак Щедрина живёт при отце с матерью, они только «дивились: в кого он уродился?», не вспомнив поговорку «Дураков не сеют, они сами родятся». Живёт, ведёт себя благочинно и благообразно: дома книжку читает, с родителями примерный мальчик. Одна у него слабость: Лёвка-дурачок, которого все обижают, а он за него заступается вплоть до того, что берёт с прилавка калачик и отдаёт голодному Лёвке, эдакому юродивому из оперы М.П. Мусоргского «Борис Годунов». За что и был порот отцом. А ещё он петуха освободил из рук повара, так как петух «свой собственный», козла спасал от его миссии отпущения и мамочкин трояк отдал нищему. За что она его слегка высекла «для науки».
Вардиелло же отпорола сама жизнь: матушка его, Граннония, отправляется по делам и оставляет его присмотреть за хозяйством, а он и наседку погубил, а решив её заменить в высиживании яиц, превратил будущих цыплят в яичницу. И всё вино у него вытекло из бочки, ибо он забыл её закрыть, кинувшись за котом, стащившим жареную наседку. Так набедокурил, что решил помереть и смертью спастись от матушкиного гнева. А гнев её вылился в потоке брани без границ: «морда висельника», «лучше б ты у меня в брюхе захлебнулся» и в том же духе.
Да и какой смысл пороть его – с дурака взятки гладки. Граннония предоставила ему возможность реванша. Вручила отрез ткани и велела удачно продать. Базиле настойчиво называет её мамой, а Щедрин – мать, выпоровшую своего безымянного дурака, – мамочкой.
Вардиелло отпугивает всех потенциальных покупателей: слишком они болтливы, спрашивают, видите ли, «Почем продаёшь?», пока он не попадает в заброшенный двор, посредине которого стоит статуя. Она ему так понравилась своей неразговорчивостью и мудрым молчанием, что он оставил отрез у её ног и сказал, что зайдёт за деньгами завтра. Всё согласно поговорке: «Дурак торгует, когда базар кончится».
Щедринского дурака ждут испытания ещё более серьёзные. Он, увидев, как в реке утопает «чей-то мальчишечко», бросился его спасать. А спасать своё дитятко в реку кинулась мамка. Хорошо, городовые всех троих из воды вытащили. «Дурак целый месяц в горячке вылежал». Не делай добра – и не увидишь зла. Но и «папочка» настоял-таки, что дома держать дурака невозможно, а надо отдать его в «заведение». Сразу приходит мысль, что это больница для душевнобольных, но речь заходит об обучении, в котором он проявил природный ум. Тем не менее своего дурака Щедрин называет круглым, хотя признаёт: у него душа щедрая, сердце доброе, он первый спешит тушить пожар, становится сиделкой у больного, нищих в доме привечает – одним словом, предаётся «самоуничижению и самопожертвованию».
А какое самоуничижение предстоит Вардиелло? Естественно, первый же оболтус, забредший в заброшенный двор облегчить душу, унёс отрез с собой. Вардиелло дома рассказал матушке о своей сделке. Она взвыла: «Когда же у тебя мозги станут на место?» До неё дошло, что такой «сердобольный медик», как она, никогда не излечит язву. Но «настало утро, когда тени Ночи, за которыми гнались стражники Солнца, покидают землю», Вардиелло предстал перед статуей, требуя с неё плату за товар. Статуя, представьте себе, молчала, как в рот воды набрала. Каков, однако, подвох! Вардиелло разозлился, кинул в нее камнем, разбил, а из груди её выкатились четыре золотые монеты. Известно, лучше, чем на виду у всех, нигде не спрячешь. Монет оказался целый котелок, который он и принёс матушке. Не зря ведь говорят: «Дуракам – счастье».
И щедринские родители тоже пытались устроить счастье своего круглого дурака, честным мирком да за свадебку с молодой вдовой, «писаной кралей» Подвохиной, которая «в гостином дворе две лавки имела». И что же? Но наш дурак остался глух и нем к её «сладостным трепетаниям». Диалог не сложился, «так это сватовство и не состоялось». Вдова вскоре вышла замуж за другого, лавок у неё в гостином дворе удвоилось, в них торговали среди прочего галантерейным товаром, сопутствующим тканям. И тут появляется старинный папочкин приятель, случайный проезжий, который «на дурака иными глазами взглянул» и признал: «Совсем он не дурак, а только подлых мыслей у него нет – от этого он и к жизни приспособиться не может».
Примерно то же подумала и матушка Граннония, увидев котелок с золотом: умная голова дураку досталась. И чтобы помочь ему приспособиться к неизбежной будущности, велела ему купить молока у «разносчика творога». И пока сынок его ждал под дверью, стала сыпать из окна сушёный инжир и изюм, а он лакомился этой манной небесной, пока не заснул сном младенца. Вскоре он где-то проболтался, что дома у них имеется целый котелок золота. Услышали ищейки и доложили в суд. Вардиелло привлекли к ответственности, и он показал, что принёс в дом котелок золота как раз в тот день, когда с неба шел град из изюма и сушёного инжира. Дуракам закон не писан. Потому не за решётку его отправили, а «отпустили» на лечение в больницу, а в примечаниях сообщается, что речь идёт о больнице неизлечимых умалишённых, где лечение воистину было великим мучением. Получается, раз дурак – значит инакомыслящий.
Щедринский же дурак сам исчез из дома. «Прошли годы; старики-родители очи выплакали. <…> Однако дурак воротился. <…> Но от прежнего цветущего здоровьем дурака не осталось и следов. Он был бледен, худ и измучен». То же самое, несомненно, лицезрела матушка Граннония, увидев своего ненаглядного сыночка после курса лечения в больнице неизлечимых. Методы там применялись инквизиторские. Щедринский дурак замолчал, стал молчальником. В учении богини жизни и смерти Мары сказано: «Не ищи меня в словах; Слово Моё – Безмолвие. <…> Одухотворяй и опустошайся. Ликуй и ликуй. Ликуй и молчи. Молчи и молчи». Молчание не только золото, но и хранилище всей и всякой мудрости и могущества стихий. Обет молчания принимали и монахи. Да и Вардиелло пришлось по душе молчание статуи. Самая лучшая жена та, которая молчит, если верить итальянской поговорке. Вардиелло тоже вполне мог после лечения замкнуться в себе. Или вообще лишиться дара речи.
Щедрин о своём дураке спрашивает: он что-то «понял? или не понял?». Тот же вопрос наверняка терзал и мать Вардиелло. И к обоим этим героям относятся слова Щедрина: «...так до смерти и осталась при нём кличка: дурак».
Мораль сих сказок такова: параллельны в них благие намерения обоих героев, ведущие к результату, обратному ожидаемому, а также наседка – петух, двор заброшенной статуи – гостиный двор вдовы-невесты, ткани – галантерейные товары, «подвох» статуи – «подвох» жениха, отказавшегося жениться. Антонимами фактов является то, что неаполитанская мать разбогатела благодаря сыну, а русские родители остались при том, что имели. И судя по морали, выведенной Базиле в конце, как в каждой из 50 сказок, собранных в его библии, «кораблю, которым правит хороший шкипер, трудно напороться на скалы», этот хороший шкипер – мамаша Граннония. И сказка была о её смекалке, сумевшей защитить её от последствий сыновнего недоумия.
В обеих сказках нет волшебных чудес, не глаголят в них птицы и звери, не вырастают в мановение ока белокаменные палаты (как в «Махабхарате» или в «Сказке о царе Салтане») и чудовище не превращается в суженого принца, а обе они являются вполне реалистическими повествованиями из повседневной жизни. С ними в один ряд можно поставить рассказ Ивана Франко «Маленький Мирон» 1879 года написания. Вместе эти три сочинения представляют универсальный тип блаженного, чистого душой человечка, которому нет места в обществе и которого невесть куда выведет кривая событий. А учитывая хронологический охват в два с половиной столетия (1632–1885), нет ему места ни при каком государствоустройстве.
Сказка Щедрина шире анализирует психологию дурака, чем у Базиля, и может быть включена в программу института психоанализа. Но реальность Базиле более жестока: инквизиторские методы лечения не для слабонервных.
Стиль Базиле – это арабесковая вязь, тонкое кружево со своими секретами мастерства, мечта лингвиста и кладезь для его раскопок. Русский перевод сказки «Вардиелло» (равнозначно Вардьелло), однако, во многих местах остался на стадии подстрочника, нуждающегося в дальнейшей доработке, в дополнении пропущенных изюминок, вишенок на торте текста, что, естественно, не обнуляет заслугу проделанной работы колоссального масштаба и донесения до русского читателя этого уникального собрания мифосказок. Пропуски при переводе являются не свидетельствами маломощности русского языка, а показателями недоработок переводчика, которому наверняка мысля приходила опосля выхода сборника. И, возможно, он шлифует вторую редакцию…
Язык Салтыкова-Щедрина – это бальзам на душу словесника и огромный лексический резерв обновления речи, держа в уме, что новое – это хорошо забытое старое. Например, слово рекреация – перемена в школе между уроками, когда можно побегать или похомячить, бишь, полакомиться. А наш дурак «уйдёт на рекреации, в класс, сядет за тетрадку, заложит пальцами уши и начнёт долбить… и так отлично скажет урок… И вдруг что-нибудь такое... ляпнет…».
Рекреация происходит от латинской ricreatio – воссоздание в общем, а в данном случае – восстановление сил, способности сосредоточиться. По данным Википедии, понятие вошло в обиход в 1960-х гг. в сфере туризма, санаторно-курортного лечения, любительского спорта, рекреационного рыболовства, медицинской литературы. А Щедрин ввёл это слово в классическую литературу в 1880-е годы.
Или вот ещё «мурья» («Сидят они там, в петербургских мурьях, да развиваются»), сразу приходит в голову родственное слово (за)муровать, и действительно, muro – стена в латыни. У нас употребляется в значении трюма или части трюма на судне, а также тесного, низкого, полутёмного помещения. Встречается и у С.Т. Аксакова, автора сказки с кочующим без границ сюжетом «Аленький цветочек», и у А.Ф. Писемского. Но слово редкое. Так что очень пригодился бы в конце каждой книги М.Е. Салтыкова-Щедрина словарь сих слов: ведь не у каждого под рукой обретается «Щедринский словарь» Михаила Степановича Ольминского, в котором 774 страницы в издании 1937 года. Впрочем, там слова мурья нам обнаружить не удалось.
А словарь щедринских словесных раритетов (фофаны, нескладица, срамец, ходючи, шизый орёл и прочее Гиперборейское море) может стать источником и подпиткой современной терминологии и неологизмов. В пику подселению англицизмов – и это будет ответ Черчиллю от русской классики.
Маргарита Сосницкая
«ЛГ»-досье
Маргарита Станиславовна Сосницкая – поэт, писатель, переводчик, родилась в Луганской области. В 1985 г. закончила Литинститут им. А.М. Горького по классу художественного перевода.
Отрывки из повести «Званый обед» публиковались в «Нашем современнике». «АСТ. Астрель» издан роман «София и жизнь» в 2003-м (годом раньше появившийся в журнале «Москва») и сборник прозы «Чётки фортуны» в 2008-м, а также в издательстве «Современный писатель» (экс-«Советский писатель») – сборник рассказов «Записки на обочине», книга публицистики «Трава под снегом» и «Книга Притч» в 2002, 2004 и 2008 гг. и пр. Её многочисленные статьи, эссе, рассказы, поэтические подборки, переводы появлялись на страницах различных коллективных сборников, газет, журналов, интернета, альманахов («Север», «Литературные знакомства», «Сура», «Слово», «Петербургские голоса», «Постскриптум», «Рукопись», «Странник», «Интеллигентный сезон», «Голицынские чтения» и др).
В 2013 г. ‒ лауреат премии года журнала «Юность» по критике за очерк памяти О.Н. Михайлова. В этом же году в кишинёвском журнале «Наше поколение» увидел свет роман «Битва розы»; в «Слове» – документальная повесть «Блеск и нищета российского гарибальдийца» (о брате Ильи Мечникова). В 2014-м Сосницкая – обладатель первой премии по эссеистике на конкурсе по случаю 200-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова (статья «Архангел Михаил Русской поэзии»), в 2016-м ‒ лауреат премии «Бронзовый Витязь» на фестивале «Золотой Витязь» за «Сказки нашего времени». В 2021-м вышла книга «Сны спящей красавицы».
Член СП России и Общества друзей Газданова. Ряд книг опубликован в Италии. Почти самиздатом выходили поэтические сборники «Опиум отечества», «Молоко Жаръ-птицы», «Молчание Кассандры, «Соlpo di mela». В 2022-м в московском издательстве «Технобук. Горячая линия» вышла документальная повесть «Парнас Бернардацци» к 200-летию прибытия этих швейцарских архитекторов на Кавказ, открывших новую славную страницу в истории края.