АВТОР ПЬЕСЫ (выбегая из театра). Вырвался наконец из омута, именуемого театральной премьерой. Где крики восторга и рукоплескание благодарной толпы?.. Тишина. Мёртвая тишина. Можно подумать, что автор не родился на свет и не создал творение, с которым прошёл огонь надежды и водные процедуры разочарования. Какой же награды удостоился он за попытку раскрыть человечеству глаза на бренность его существования? Пустые кресла стали ответом на мои благие устремления, ехидство коллег и сочувственные вздохи подруги: «Опять неудача?» Ах, страсть к сочинительству! До какого состояния довела ты меня! Каждый на этой планете чувствует себя счастливее. Отработал человек, вернулся домой, поцеловал жену, приласкал детишек, устроился при телевизоре в сочувственном стремлении помочь победе любимой футбольной команды. А я?.. Истерзан собственным талантом. (Оборачивается к театру.) О нет, сюда я больше не ходок! А был, был шанс, что пьеса моя станет для театра началом новой эры. Не захотели. Не сумели. Не догадались. Так вам, дуракам, и следует. Теперь ежели и догадаетесь, поздно. (Грозит театру кулаком.) Будете мне в ножки кланяться, но я останусь непреклонным. А сейчас... Пойду искать по свету, где оскорблённое чувство найдёт себе пристанище. Эй, такси! (Уезжает.)
РЕЖИССЁР (в своём кабинете, звонит любовнице). Дорогая, всё кончено!.. Не между нами. Как ты могла такое подумать! Пьеса, о которой я тебе говорил, с треском провалилась. А почему? А потому, что нынче любая бездарность, сумевшая обрести спонсора, воображает себя драматургом... Спешу, дорогая, спешу. Где как не в твоих объятиях смогу я снискать радость бытия...
АКТ›Р (разгримировываясь). Кончились блаженные времена, когда пьесы создавались для актёров. Сейчас их пишут для денег. Как будто нет иного способа заработать. Обмани, угони машину, ограбь банк на худой конец – всё лучше, чем бередить актёрскую душу. Ан нет – им непременно театр подавай. Чтобы, значит, актрисочки, аплодисменты, банкет после премьеры. Интеллигенты вонючие. А ты, актёр, отдувайся за всех. Поддакивай автору, льсти режиссёру, улыбайся критику, который больше глядит на свою даму, чем на сцену. Сизифов труд. Дотянуть бы до пенсии, а там уйду в осветители. За ярким светом легче спрятаться, чем в тени.
КРИТИК (вальяжно выходит с дамой). Ох, тяжела ты, шапка критика. Приходится думать за всех: за автора, за режиссёра, за актёров. (Дама глядит на него с восторгом.) Но главное – защитить от них зрителя. Эти господа почему-то уверены, что, всучив зрителю за его кровные билет, рассчитались с ним сполна. Врите, да не завирайтесь, ибо перед зрителем всегда в провинности пребываете. Кто платит, тот и заказывает извращение, то бишь репертуар. На сцене всё должно быть горячее и вкуснее. Там – персика подбросить, здесь – соли подсыпать, туда – уксуса плеснуть. Зрителю хочется сценического разнообразия. Женщина, чтобы была женщина, а не такая, как у него дома. В театре всё должно быть прекрасно: и лица, и фигуры, тем более когда на них нет одежды. (Замечает появившегося зрителя, который на ходу надевает пальто.) Господин зритель, разрешите представиться. Я – критик. А это (указывает на даму) со мной.
ЗРИТЕЛЬ. Простите, спешу. Через пятнадцать минут последний автобус.
КРИТИК. Не задержу. Только один вопрос: «Что, по-вашему, требуется современному театру?»
ЗРИТЕЛЬ. Честно?
КРИТИК. Честно. Позарез хочется знать ваше мнение об искусстве.
ЗРИТЕЛЬ. Оно есть у меня.
КРИТИК. Излагайте.
ЗРИТЕЛЬ. Так вот, сегодня очень важно, чтобы театр подстраивался под работу общественного транспорта.
, АШКЕЛОН, Израиль