Владимир Онищенко,
востоковед, ветеран военной разведки
Уже будучи офицером, тридцатилетним майором, я узнал, что мой отец, Фёдор Николаевич Онищенко, был не просто свидетелем, а и участником первой исторической встречи лидеров трёх крупнейших стран антигитлеровской коалиции – Сталина, Рузвельта, Черчилля. Они встречались потом ещё дважды – в Ялте и Потсдаме. И всегда эти встречи становились вехами в мировой истории.
Откровенным отец неслучайно стал лишь в 1973 году. Тогда отмечалось 30‑летие Тегеранской конференции. Ранее он не рассказывал о своей командировке в Тегеран. Ведь он был сотрудником службы военной разведки, и разговоры о его работе никогда в семье не велись. Что сподвигло отца приоткрыть завесу тайны его миссии в столицу Ирана, я не знаю. Может быть, заметно пошатнувшееся на шестом десятке жизни здоровье или то, что я сам был тогда офицером Главного разведуправления Генерального штаба. Честно скажу, по сей день это остаётся для меня загадкой. Но история волнующая.
Кодовый привет GMG
Во время конференции радисту, как и всему персоналу советской делегации и сотрудникам дипломатической миссии, предписывалось строжайше соблюдать правила секретности. В радиограммах на родной узел связи в Тбилиси связист Онищенко имел право делать только некоторые служебные отметки. Отец договорился перед отправкой в Иран с друзьями-сослуживцами по разведшколе, что он будет изредка передавать «привет» жене в виде кодового слова GMG. На международном сленге радистов это означало greet my girl – «привет моей девушке». Получив gmg, папины друзья в Тбилиси тут же собирали вещмешок для Валечки – доппаёк, консервы, крупы, фрукты, иногда местные сладости типа чурчхелы. На словах гонец обязательно передавал содержание записки, якобы полученной от Феди, но которую передать, мол, «живьём» нельзя, только на словах. Друзья сочиняли, что Фёдор жив-здоров, даже поправился (хотя за время пребывания в Тегеране он на самом деле потерял 10 кг веса).
Самодур ли Сталин?
По словам отца, радиообмен в период работы конференции был очень интенсивный. Объём работы для радиста-шифровальщика зашкаливал, спать приходилось урывками, а иногда и вовсе обходиться без сна. Это был по-настоящему фронт без линии фронта. Подменить отца было некому. Сталин лично распределял, какую информацию отправить срочно и получить ответ немедленно, а какую информацию придержать, чтобы тщательнее обдумать. Именно тогда радист получал передых или даже отдых со сном. В течение всех пяти дней работы конференции Сталин работал очень напряжённо и общался с членами Государственного Комитета Обороны в Москве. Так что, особо отмечал отец, Сталин предстал как приверженец коллективного разума, остерегался скоропалительных самоличных решений и уж никак не был самодуром, как его ещё нередко представляют до сих пор. Видимо, и благодаря такому стилю работы Сталина главные цели Тегеранской конференции были достигнуты. В первую очередь речь о договорённости об открытии союзниками Второго фронта против Германии. Была также решена судьба нынешней нашей Калининградской области с крепостью Кёнигсберг. С успехом были решены и другие территориальные вопросы в случае победы Советской армии над фашистской Германией. Фактически в Иране уже была начертана в главных параметрах географическая судьба послевоенной Европы.
Могу с гордостью сказать, что отец блестяще справился со своими задачами. До него дошли слова Сталина, которые он высказал Берия, лично отвечавшему за ход и благополучный исход Тегеранской конференции:
– Лаврентий, наше решение доверить обеспечение связью Главному разведуправлению было правильным. Особо отметьте работу моего радиста, кажется, его фамилия Онищенко... Он достоин хорошей награды.
Отец вернулся из Ирана в Тбилиси в начале декабря 1943 года в досрочно присвоенном ему звании капитана и будучи представленным к ордену Боевого Красного Знамени. А мама моя заплакала, когда увидела на голове своего 26‑летнего исхудавшего мужа Федика первую седину.
Наверное, интересен и такой факт. Вскоре капитану Онищенко вместо ордена вручили медаль «За боевые заслуги». К сожалению, некоторые начальники в Москве нередко сами решали, какой награды достоин тот или иной отличившийся боец или офицер. Независимо от этого отец считал, что эта страница истории его жизни была самой яркой. Ведь не за наградой он ехал.
До окончания войны он оставался в Коджори под Тбилиси на своём радиоузле ГРУ Генштаба. Вскоре после Победы такие узлы были расформированы: подготовка радистов для диверсионных групп перестала быть актуальной. Отец продолжил службу в Тбилиси в качестве преподавателя в Тбилисском артиллерийском училище.
Война после Победы
В 1948 году отца перевели служить в Томское ордена Красной Звезды артиллерийское училище (ТОКЗАУ) на равнозначную должность преподавателя связи, где он получил звание майора. Наша семья переехала в Сибирь. Но планы на мирную жизнь вскоре были нарушены. Как известно, в 1950 году разразилась американо-корейская война. Отца весной 1952 года вызвали в Москву в Главное управление кадров Министерства обороны, где объявили, что он командируется в Корею офицером-советником Корейской народной армии как специалист по организации связи в артиллерийских частях и подразделениях. Это были уже второй фронт и вторая война для нашего отца и для нашей семьи. В Корее отец пробыл до 1954 года, пока не было объявлено перемирие. Он с честью выполнил все задачи командования по передаче военных знаний офицерам братской Корейской армии и затем возвратился в Москву, где его ждала наша семья – мама с нами, тремя детьми-братьями. Спустя годы отец получил ряд правительственных наград, а также заслуженные звания – «Почётный радист СССР» и «Воин-интернационалист». Все последние годы службы отец в звании полковника работал в Главном штабе Сухопутных войск. Ушёл из жизни в 2001 году. Мы, его дети, трое братьев, продолжили династию отца и тоже стали офицерами – военными связистами. Моя служба сложилась так, что, уже будучи инженером радиосвязи, я сменил род деятельности и почти четверть века отдал военно-дипломатической службе Генерального штаба и военной журналистике.
Гора с горой не сходится…
Во время службы военным инженером-связистом мне довелось встретиться с человеком, который, как выяснилось, повлиял не только на судьбу моего отца, но и на мою личную. В 1972 году я работал в одном из НИИ Минобороны после выпуска из Ленинградской военной академии связи (ВАС). Вдруг меня вызвали в отдел кадров института. Меня принял кадровик пожилого возраста, явно военный пенсионер. Он назвался Зиновием Ивановичем Сёминым, что я сразу запомнил по инициалам «ЗИС». Кто ж в советское время не знал, что такое ЗИС!
Сёмин задал вопрос: «Вы не передумали поступать в Военно-дипломатическую академию?» Я ответил, что не передумал, после чего «товарищ ЗИС» предложил заполнить ряд анкет. Прочитав их, неожиданно спросил:
– Так Фёдор Николаевич Онищенко – ваш отец?
– Да, конечно.
– Дело в том, что в 1952 году я оформлял вашего отца в командировку в Корею как советника. Я служил тогда в Главном управлении кадров (ГУК) Министерства обороны. Мы по всему Союзу искали офицера-связиста, хорошо разбирающегося в артиллерии. И вот я нашёл его в Томске в ТОКЗАУ! Шутка ли – он побывал помощником самого «вождя народов» на Тегеранской конференции! Вот как судьба поворачивается! Я, конечно, дал тогда направление на фронт твоему отцу. А теперь вот даю путёвку сыну для службы в разведке. Как говорится, гора с горой не сходится, а люди – да!..
Дома я рассказал отцу, что стал кандидатом для поступления в Военную академию Советской армии (ВАСА) (так называли тогда Военно-дипломатическую академию). Отец как будто и не удивился: «Хорошо помню нашу беседу с этим твоим ЗИСом. Он задавал разные вопросы. Один из них был привычным: как я решу вопрос с семьёй, учитывая, что на попечении трое сыновей. И подчеркнул, что с московским жильём большие проблемы. Я успокоил его, сообщив, что в Москве у матери жены квартира, есть другие родственники по линии жены. На предоставлении жилья настаивать не буду». Что касается моего поступления в ВАСА, отец заметил: «Я вообще-то мечтал, чтобы ты, сынок, пошёл служить по линии научно-преподавательской работы. Защитил диссертацию, стал бы преподавать в военной академии. В общем, делал то, чего не удалось мне в жизни. Но приказ есть приказ…»
Так я стал на путь военной дипломатии, начал осваивать Ближний Восток и мир арабских стран. Командование поставило задачу овладеть арабским языком, с чем я успешно справился. Знание языков помогали в практической работе за рубежом, а после ухода в запас – в журналистской деятельности.
Отцовское наследие
Мой отец для меня лично, двух моих родных братьев-офицеров всегда был примером исключительного трудолюбия и преданного служения стране и народу. Мы, конечно, не знали обо всём, что касалось его военной службы. Когда я спрашивал, почему он не напишет мемуары, отец неизменно отвечал, что при его службе их писать «нецелесообразно». И был твёрд в этом. Вот почему мы даже в семье не знали ничего о его «тегеранской эпопее» и работе со Сталиным. Но для меня прекрасным образцом аккуратности и чёткости в работе с документами и в моём писательском труде остаются его сохранившиеся конспекты, записи со скрупулёзным анализом боевого применения различных систем артиллерийского огня, организации управления и связи в артиллерии. Все эти аналитические записки отражают богатый опыт Великой Отечественной войны. Остались и некоторые его записи по изучению и оценке событий и послевоенного международного положения. Именно поэтому я глубоко уверен, что надо умело и неустанно учить современное молодое поколение тому, что никто не должен быть забыт и ничто не должно быть забыто во имя жизни наших потомков.