Тэмуджин

…Тэмуджин оставался на месте и терпеливо ждал. Наконец, меркитская толпа разделилась на несколько частей, замерла неподвижно, и он тронул коня вперёд.

Подъехав к арбам, он всмотрелся в меркитских женщин. Дородные, с властными чертами лиц, они взглядывали на него со смешанным страхом и ненавистью. Видно было, что они пренебрежительно смотрели на его возраст, считая каким-то мальчишкой.

«А как вы смотрели на мою Бортэ, когда били её? – мстительно подумал он. – Наверно, злобой горели, живьём готовы были съесть… Ну, подождите, посмотрю я сейчас на ваши лица…»

– Я муж той, которую вы и ваши мужья мучили и истязали, – сказал он, всё так же пристально глядя на них.

Женщины опустили взгляды, прикусив губы. Непримиримо и хмуро смотрели они себе под ноги.

– Кто хоть раз поднял руку на мою жену, выйдите вперёд, – сказал Тэмуджин.

Толпа молчала.

– Не зря говорят, злобный народ, – усмехнулся один из сотников, стоявший рядом. – Ещё и упорствуют, не хотят признаваться.

Женщины продолжали молчать.

Тэмуджин подъехал к толстой женщине лет тридцати, дерзко посмотревшей на него исподлобья.

– Ты чья женщина? – спросил он.

Та лишь сверкнула глазами, промолчала.

Тэмуджин, потянувшись, выхватил из-за пояса сотника топор, и, привставая на стременах, со всего размаха зарубил её, ударив в голову. Остро отточенное лезвие топора как тоненькую мышиную кожицу пробило войлочную шапку на голове женщины, углубившись в кость черепа, и шапка осталась на лезвии. Кровь хлынула из разрубленного черепа, женщина рухнула на землю, растянув руки в стороны…

Тэмуджин снял прицепившуюся к лезвию топора шапку, бросил на убитую и подъехал к следующей, помоложе, приподнял окровавленный топор.

– А ты чья?

Та задрожала, с трясущимися губами глядя на него, невнятно пробормотала:

– Я… Худуна… я сейчас выйду, разрешите мне выйти…

Женщины, испуганно озираясь, обходя истекающую кровью убитую, стали выходить. Набралось их человек тринадцать.

Тэмуджин объехал их и встал перед ними. Лица у всех были искажены от страха, глаза молили о пощаде.

– Сейчас вы все пойдёте к моей жене и будете просить прощения, – сказал Тэмуджин. – Кого она не простит, тех прикажу привязать за волосы к хвостам диких жеребцов и пустить по степи. Идите!

Тэмуджин приказал направить с ними десяток воинов.

– Чтобы не заблудились, – холодно улыбаясь, пояснил он.

Он проводил взглядом толпу женщин, направлявшихся, спотыкаясь, к куреню и вновь повернулся к толпе пленных. К нему приближался дородный старик в белой замшевой рубахе. Встав перед ним и глядя без страха, возмущённо промолвил:

– Я скажу вам, нехорошо воину и нойону поступать так. Молодому воину подобает показывать себя в поединках с мужчинами, а не рубить безоружных женщин.

– Что? – недобро усмехнулся Тэмуджин, чувствуя, как внутри у него вновь разгорается безудержный гнев. – А ты как смеешь мне указывать, что подобает, а что не подобает? Не твои ли это сыновья напали на нас, а теперь скрываются? Так получи же то, что они заслужили…

Страшным ударом топора он раскроил череп старику, вбив узкое стальное лезвие ему до самых скул. Тот постоял несколько мгновений с разваленной головой, моргнул глазами и подкошенным деревом свалился набок. Из раскроенного черепа на травянистую землю ручьём хлынула кровь.

– Ну, кто из вас ещё хочет поучить меня?! – крикнул он в сторону толпы стариков.

Те молчали. Тэмуджин направил коня к ним. Приблизившись, он встал перед ними, всё так же угрожающе держа топор.

– Ну, что молчите? – оглядывая понуро опущенные седые головы, спросил он. – А как вы думали, я буду с вами поступать? Увещевать, уговаривать вас? Вы считаете, что достойное дело – трёмстам мужчинам напасть на маленькое стойбище из четырёх юрт и ограбить беззащитных людей? А где они, те ваши мужчины? Почему не покажутся перед нами?.. А может быть, среди этих ваших парней найдётся такой, что вышел бы со мной на поединок?

Он подъехал к толпе подростков. Окровавленное лезвие топора в его опущенной руке тёрлось об замшевое голенище гутула, измазав желтоватую, чисто выделанную кожу красными пятнами.

Оглядев толпу, он выделил нескольких парней своего возраста. Один был здоровый, ростом выше него. Волосы у парня были заплетены в косичку. Пригнув голову, он по-бычьи хмуро смотрел на него.

– А ну, выйди сюда! – крикнул ему Тэмуджин.

Тот, не сдвинувшись, стоял, всё так же глядя.

– Выведите его сюда, – приказал Тэмуджин сотнику.

Сотник махнул двоим воинам и те, ворвавшись в толпу, схватили парня за рукава и выволокли. Тот сопротивлялся, упираясь ногами в землю, будто его вели на бойню. Его поставили перед Тэмуджином.

– Ну что, будешь со мной биться? – спросил Тэмуджин и приказал воинам: – Дайте ему саблю и щит!

Он спрыгнул с коня, бросил поводья Бэлгутэю. Отдал окровавленный топор сотнику, снял с себя шлем и кольчугу, отдал их подскочившему Хасару. Взяв в левую руку подаренный ханом лёгкий круглый щит из берёзовых прутьев под сыромятной кожей, он вынул из ножен тонкую саблю и подошёл к парню-меркиту.

В этот миг им двигала всё та же неутолённая жажда мести, острое желание наказать меркитов за Бортэ, да ещё ответить на упрёк убитого им старика, показать всем, что и на поединок с ними он выйдет без боязни.

Он был уверен в своих силах и сноровке. Все эти годы он неустанно учился владению оружием сначала с Бэктэром, а потом и с нукерами, и потому привычно и легко он ощущал себя перед поединком.

«Посмотрим, – презрительно думал он – есть ли среди вас такие, что лучше меня владеют саблей».

– Ну что, готов? – спросил он, насмешливо оглядывая своего противника.

Тот стоял, безвольно опустив плечи, еле удерживая в руках саблю и щит. Он был заметно выше и плотнее Тэмуджина, но было видно, что страх и неуверенность овладели им, сковали его всего.

– Что молчишь или уже в штаны напустил?! – грозно и насмешливо спросил Тэмуджин. – Испугался?.. Выбирай: будешь биться со мной или я тебя просто так зарублю, как этих двоих. Ну!

Парень шевельнулся, затравленно оглянувшись назад, будто искал помощи у своих, прошептал что-то про себя и поднял щит, прикрываясь. Отступив на два шага, он расставил ноги, пригибаясь, приготовившись к сече.

– Племя твоё виновно передо мной, – холодно глядя на него, сказал Тэмуджин, – а сейчас небо рассудит нас с тобой. Поэтому бейся со мной хорошо, заслужи перед небом прощение.

Тот молча оглядывал его, выжидая. Начиная поединок, для затравки Тэмуджин дважды ударил его по щиту, порезав на нём сыромятную бычью кожу. Тот оказался привычным к сабельному сражению; стоя к нему боком, он умело отвёл его удары, держа саблю наготове, выжидая время для удара. Тэмуджин ударил ещё, призывая его к бою, и тот вдруг яростно пошёл вперёд, один за другим нанося удары по его щиту. Оскалив зубы, с ненавидяще загоревшимися глазами, став похожим на ощетиненного в драке молодого пса, он отчаянно ввязался в бой.

Тэмуджин, прикрываясь от него и отступая, пристально следил за тем, как он двигается, и скоро приметил: когда тот бил, делая выпад вперёд, то слишком далеко отводил щит в сторону и у него спереди открывались ноги.

Тэмуджин дождался, когда у того вышел первый запал, и в свою очередь пошёл вперёд, всё так же нанося удары по щиту, рубя по натянутой коже. Он решил обмануть его, делая вид, что старается разломать ему щит, чтобы он остался без защиты. Тот пошёл на его уловку и принял игру – кто кому быстрее разобьёт щит.

Отдышавшись, меркит снова пошёл вперёд. Тэмуджин этого и ждал: отступая и незаметно следя за его ногами, он выждал, когда из-за щита они открылись, и в миг, когда тот с силой обрушил третий или четвёртый удар, отвёл его и тут же нанёс короткий режущий удар по выставленному вперёд левому бедру, чуть выше колена. Из разрезанной косульей штанины хлынула кровь, парень, исказив лицо от острой боли, на миг опустил оружие и щит, и в это время Тэмуджин сверху сразил его косым ударом по шее, разрубив до ключицы. Парень упал сначала на колени и, обливаясь кровью, рухнул перед ним вниз лицом.

Тэмуджин, уже не глядя на него, обернулся к толпе подростков, победно и зло оглядел их.

– Ну, кто ещё хочет сразиться со мной? – изменившийся голос его звучал холодным медным звоном и чувствовалось, что он готов биться с ними ещё и ещё, до тех пор, пока не перебьёт всех.

Толпа молчала. Пытливо оглядев опущенные головы подростков, Тэмуджин полой рубахи насухо вытер лезвие сабли, убрал его в ножны, быстро надел поднесённые Хасаром доспехи и сел на коня.

Разбирая поводья, он чувствовал на себе почтительные взгляды своих сотников и воинов, столпившихся, чтобы посмотреть на его поединок.

«Пусть и они видят, – удовлетворённо подумал он, – что я не только приказы отдавать умею…»