Книгу Гузели Яхиной я начал читать, чтобы проверить, есть ли в ней то, что меня покоробило в сериале. В первой серии в кадр врывается роскошная Настя (Юлия Пересильд) с конным отрядом ГПУ. Одета она как вольная махновка в 1918 году и сыпет цитатами о свободной любви из Александры Коллонтай того же периода. Но во время коллективизации, тем более в провинциальной глуши, звучало это крайне неуместно и фальшиво.
Так и прочитал всю книгу, сверяя её с сериалом и поражаясь тому, что ко многим возникающим претензиям первоисточник отношения не имеет. Отвечать за них должны сценаристы Анна Аносова, Лариса Леоненко, Василий Павлов, режиссёр Егор Анашкин и, разумеется, продюсеры, которые, видимо, дали творцам задание любой ценой сделать смотрибельный сериал. Они его и сделали. Вместо народной трагедии (той, что задолго до Яхиной описали её свидетели Шолохов, Платонов, Абрамов, Можаев) получилась слезливая мелодрама на манер «Рабыни Изауры», да ещё с пропагандистской начинкой.
У Яхиной никакой Коллонтай нет! Настя присутствует в романе лишь в первых главах, а в сериале у неё – главная роль, развратная русская соперница чистой трепетной татарки. А она настолько развратна, что совокупляется с Игнатовым в мечети практически на глазах у ссыльных. Это есть и в книге. Но почему они это делали в мечети, а не дотерпели полдня до дома Игнатова? Видимо, чтобы ужаснулись все мусульмане России, что они и сделали. Придуманная Настя в сериале преследует Игнатова и Зулейху всюду. И в долгом путешествии по железной дороге до Красноярска, и на катере по Енисею–Ангаре, и на поселении, куда она прибывает аж трижды. В качестве любовницы Игнатова, потом – его самозваного начальника Зиновия Кузнеца и высокопоставленного ревизора из Москвы... Ничего этого у Яхиной нет. Как такая манкая, женственная столичная Настя, к тому же знающая Коллонтай, могла удовлетвориться мерзким, старым, свиноподобным провинциальным гэпэушником Зиновием Кузнецом (Роман Мадянов)? У Яхиной Настя хоть и не такая чаровница, как Пересильд, но, расставшись с Игнатовым, быстро находит себе мужа, в сериале же она в третий раз прибывает на поселение уже в качестве ссыльной! Да, да. За то, что якобы шантажировала Кузнеца. Игнатов Настю в очередной раз отвергает – зрителю приходится верить, что Зулейха, которая в сериале (в отличие от романа) намного старше и его, и Насти, чем-то приворожила коменданта. Чем? Загадка. А потом Настю убивают вохровцы, желавшие полакомиться бывшей подружкой коменданта, а она не далась. «Не верю, – срывается на фальцет внутренний Станиславский, – здесь всё враньё, фальшь, опошляющая реальные страдания ссыльных».
Книга Яхиной поначалу привлекает национальным колоритом и напоминает замечательные повести Чингиза Айтматова. Но советский классик (кстати, сын репрессированного и тоже татарин по матери) писал о том, что пережил сам, и получались удивительно светлые, поэтичные «Джамиля», «Материнское поле»... «Зулейха» тоже поэтична, однако основана не на опыте автора, а на чьих-то рассказах, и свет её романа зыбок и мрачен. Поначалу завораживает марево сказа о несчастной забитой татарской женщине, но к концу книги морок спадает и понимаешь, что она должна быть благодарна коллективизации. Благодаря ей Зулейха стала свободным человеком. Если бы не ссылка, не было бы её новой, осмысленной жизни, не было бы любви, не сроднилась бы она с замечательными питерцами и сын бы её не стал художником. А существование её до коллективизации было каторжным, рабским – муж и свекровь помыкали ей хуже Ягоды с Ежовым.
Чулпан Хаматова в начале играет безропотную, забитую рабыню, но очень скоро уже ничего не играет, ведёт себя в предлагаемых обстоятельствах как народная артистка России, влиятельная общественница, по недоразумению попавшая в трудную жизненную ситуацию, и потому коменданту к ней так трудно подступиться. Поверить же в то, что бесправная крестьянка, у которой на руках маленький сын, влюбившись в Игнатова и отдавшись ему, потом вдруг прогоняет возлюбленного, невозможно. На поселении комендант царь и бог, там не до интеллигентских мерехлюндий. Тем более что Евгений Морозов убедительно играет хорошего человека, да он таким и написан. Кстати, удивительно противоречие: в антисоветском произведении создан светлый образ советского человека, настоящего коммуниста, справедливого и самоотверженного.
В ссылке и другой яркий персонаж, сумасшедший доктор Лейбе (Сергей Маковецкий), как будто рождается заново. Боёв в Казани психика профессора не выдержала, он жил в коконе своего сумасшествия, но после того как принял роды, спас Зулейху и её сына, почувствовал себя нужным людям, кокон слетел, и не стало чокнутого профессора, за которым было так интересно следить, зато в медпункте поселения появился отличный врач.
Выдающийся характерный актёр Роман Мадянов сыграл Кузнеца, фигура которого ввиду таланта артиста и сценарных добавлений вырастает в сериале до гомерических размеров. В книге это эпизодический персонаж, ровесник Игнатова, олицетворяющий гэпэушное коварство, биографии у него нет, так же как и любовницы. В сериале же он обрёл раблезианскую плоть, мы видим воплощение всего самого отвратительного во власти, эдакого краснорожего купчину из пьес Островского, который почему-то служит в ГПУ. Кто он, этот пожилой человек, откуда? Неужели старый большевик? Но почему тогда этот ровесник Сталина на такой маленькой должности? Время страшное, голодное, а он так безобразно разожрался. Как его, такого, взяли на работу в ГПУ?
Загадочен образ и ссыльного Иконникова (Дмитрий Куличков) – это талантливый художник и очень хороший человек, который научил сына Зулейхи любить и понимать живопись. Но в начале войны его призвали в армию, а в 1946-м он присылает в посёлок ссыльных письмо из Парижа. Фантастика! Как он попал в город своей мечты? Случиться такое могло, если на фронте Иконников сдался в плен, а что потом, в РОА к Власову? Что ему пришлось совершить, чтобы уцелеть, а после разгрома нацистов спрятаться в Париже?
И вопрос о художественном воплощении. Смотрю сейчас многосерийный немецкий «Вавилон-Берлин», там тоже тридцатый год, поневоле сравниваешь. Какая же у немцев достоверность в образах, мотивировках, точность в деталях, декорациях, интерьерах, костюмах. А здесь… По неряшливости сценаристов допущен феерический ляп: ссыльным на перекличке дали имена и фамилии известных в России муфтиев; у несчастных доходяг ухоженные ногти и ослепительно белые зубы; в Сибири лютые морозы, а у ссыльных страдальцев пар изо рта не идёт… всё абы как, но создатели критики не принимают, идут в атаку: кто ругает сериал, тот совок и сталинист.
Пару лет назад в интервью, данном, кстати, в Казани, Роман Мадянов, отвечая на вопросы журналиста, сетовал: «Когда у нас появятся хорошие сериалы? Когда перестанут воровать и деньги пилить!.. Любое западное кино включаешь – вроде ничего особенного, но ты понимаешь, что здесь вложены очень серьёзные деньги... А у нас только и видишь, сколько было украдено и как бы это могло быть, если бы всё потратили реально на фильм».
Александр Кондрашов