Цвет багряного кизила

А. Пушкину

О Русь моя! Тебя открыл мне Пушкин,

Ему через века я шлю салам.

Во дни торжеств, во дни привычных буден

Прислушиваюсь к пушкинским словам.

К нему не заросла народная тропа –

С Россиею вовек он обручён,

Александрийского превыше он столпа,

В зенит самим Эльбрусом вознесён.

Любовь Кавказа, горцами воспетый,

На всех кавказских сущих языках

Его возносят гор седых поэты,

Им вторит эхо чуткое в горах.

Ах, Пушкин, Пушкин, мой кудрявый гений

Пленил нас экзотической красой,

Мелодией своих стихотворений,

Великоросса пылкою душой.

О Русь, тебе за Пушкина спасибо,

За чудный дар, что так возвысил нас,

За красоту души и слова силу

Ему так благодарен мой Кавказ.

* * *

Пять алмазов – пять ущелий –

Горы мои старые,

Стражи многих поколений,

Имя вам Балкария.

Здесь стояли в стойкой вере

Пращуры суровые,

Здесь бросал наветы ветер,

Но стояли горы.

Даже им – таким незыбким –

Доводилось плакать,

Времени скупые снимки –

Графика – на память.

Возносил слова молитвы

Здесь Кязим над горном,

Под шуршанье дикой сливы

Славил в песнях горы.

* * *

Эскиз холста

Чинары – в ряд –

Уходят чинно в небо,

А там – лазурь

Встречает их, смеясь,

Поэт ли тот, кто на Кавказе не был?

Поэт ли тот, кто с ним не сладил связь?

Ряды стволов: чинары

Стройно, чинно

Глядят в глаза небес.

Или – веков?

О буйная кавказская картина,

О прелесть гор,

О чистота снегов!

Чинары – в ряд –

Их шествие парадно:

У них свиданье – там,

У белых гряд.

И складное таинственно нескладно,

И горько так, что сладостно

Устам.

Тотем

Цвет багряного кизила,

муза магов и поэтов,

не в тебе ль буза бродила,

вызревала сила лета?

Будь мне таинством тотема,

напридуманным во славу,

во спасенье вольной темы,

мной отмеченной по праву.

Будь венцом шального стука

невоздержанного сердца,

стоном спущенного лука,

жалом аспидного перца.

Будь мне высью вознесённой

набегающего света,

грёзой, от беды спасённой,

неуёмного поэта.

Будь и памятью нетленной,

одолевшей сон рутины

и представшей во Вселенной

гончару поющей глиной.

* * *

Тебе, Кавказ, суровый царь земли,

Я снова посвящаю стих небрежный.

Твой отчеканен профиль на фоне небес,

О, мой Кавказ горбоносый, ангел и бес.

М.Ю. Лермонтов

Кавказ, ты болен.

Где он, твой целитель,

Творец Земли – и тверди, и воды?

Доколе ждать, когда тебя Учитель

Спасёт и оградит от крови и беды?

Краса твоя тебе укором стала,

На брата брат – откуда это здесь?

Орудия гремят на перевалах,

И попраны устои, слава, честь.

Себе враги. О, как же больно, братья,

Свидетелем предстать во временах

Того, как был ты глух порой

 к проклятьям,

Ты, презиравший трусость,

подлость, страх.

Внемли, услышь соседа и собрата,

Ты, поднимавший голос свой

Тогда, когда ордой земля была распята,

Когда стервятник встал над головой.

Не покорён грозой лихой, насильем,

И в горе не склонивший головы,

Краса твоя все беды пересилит,

Твои народы суть всегда правы.

Они правы и в том, что не сложилось,

Они правы и в том, что не сбылось.

Но как тебя порою заносило,

Ты был, увы, как если б в горле кость.

Кавказ – орёл в суровом поднебесье,

Чей взор увидит и постигнет даль,

Ах, если б зло с добром уравновесить,

Мне было б ничего уже не жаль.

Но жаль, что здесь сошлись

и не отступят

В остервененье духи чёрных сил,

Сынов России ты хоронишь трупы,

Господь тех жертв, я верю, не просил.

Хоронят в Аргуне, Шали и Грозном

И правых, и неправых – всех подряд.

О матерь, кто твои осушит слёзы?

Одна отрада – к Господу взывать.

Чеченка плачет, и скорбят вайнахи,

Славянка плачет, и страдает Русь,

А сыновей кровавые рубахи

Терзают сердце, умножают грусть.

Кого прощать, кого предать анафеме?

Не мы ли – все повинны и грешны? –

Здесь белые, там чёрные – неравные,

Где чёрный – ниже, белые – важны.

Кавказ мой чист, белей снегов Эльбруса,

Челом высок и статью так хорош,

И девы белолицы, как в Тарусе,

И дождь на дождь Рязани так похож.

Балкария

                      Хусейну Чеченову

Там, где стихия камня,

Нагромождение скал,

Где на крутых полянах

Синих подснежников вал,

Там, где, картинно свесясь,

В небе застыла звезда,

Где из кладовых вёсен

Плещет живая вода,

Где Мелового круга

Чёткий означен путь,

Кружит озонная вьюга,

Свежестью кутая грудь,

Где водопады, шалея,

Бьются на лоне хребтов,

Рододендронов аллеи

Мчатся у самых снегов,

Там, где альпийских закатов

Ярок слоёный пирог,

Краше осеннего злата

Листья летят на порог,

Там, где сражаются лихо

В синем пылании, тщась,

Пики, чтоб сбросить иго –

Льдов вековечных власть,

Там, где Дыхтау ложится

Тенью на древний погост,

Вижу ушедших я лица,

В гранях крутящихся звёзд...

Горы

Здесь крутизна – не сыщешь круче,

Туман такой – белее нет,

Здесь мох и лёд, и выше, выше –

Здесь эдельвейс – небесный цвет.

Здесь свет – колюч, здесь эхо – стонет,

Здесь беспощаден перевал,

Здесь горы в каменных ладонях

Таят лавину и обвал.

Здесь презагадочные птицы –

Улары снежные живут,

И скалы здесь – веками лица

От света солнца берегут.

Здесь – полсекунды до обвала,

Здесь до вершины – тыщи лет,

Природа здесь наколдовала

Такое, что сравнений нет.

Здесь грешник жаждет искупленья,

Здесь умирает дважды трус...

И в апогее ослепленья

Горам перечить не берусь.

* * *

Эмоции, вы солнцами

В ручьях моей крови,

Прохладными колодцами

В песках моей любви,

И чувствами, как песнями,

Живёт во мне душа,

Иду – рассветна, весями,

Спеша, спеша, спеша.

Весенняя сумятица –

Литавровая песнь,

Мажорно разливается

Птиц голосами лес.

Раскованные, талые

Задвигались снега,

А мне с цветами алыми

Приснились берега!

Над облаками быстрыми

Галактики горят,

Под синевой немглистой

Ранжир знакомых гряд.

Я ощущаю заново,

Всё в жизни испытав,

Мир – от цветенья алого

До черноты дубрав.

О солнечность! О пасмурность!

И свет, и тьма, и боль...

Не подмастерья – мастера

Назначена мне роль.

И суть моя невечная,

Как мир окрест большой,

Мне кажется, отмечена

Тамгою вековой.

* * *

Стоял Дыхтау в молчании великом,

Суровый средь больших и малых скал,

А над его челом метались блики,

Во чреве глухо нарастал обвал.

Над хаосом дерев, снегов и камня

Летел орёл к пленительной мечте,

И, растворяя солнечные ставни,

Отважно март парил на высоте.

Черек бежал неистово и бешено,

Расплёскивая явь свою и сны,

На берегу его стояла женщина,

Как на пороге собственной весны.

Размышления в Шики, родине Кязима

Нарты, нарты, здесь ваши старты,

здесь ваши корни, здесь ваш исток!

Прошлым сильны вы и прошлым богаты,

пращуры славные, алый восток.

Ближе, всё ближе ворог могучий,

лязгом металл оглашает простор,

эхом вам вторят алмазные кручи

вам уподобленных ваших же гор.

Кони, ярясь, мчатся из-за курганов,

стонут калканы, стремятся ветра,

пенно клокочет буза в чёрных жбанах,

вслед набегает лихая пора.

Вслед набегает наволочь злобы,

космами вихрь заметает следы,

и поднимаются к небу сугробы,

и нарастает движенье орды...

О моя родина! Ты ли распята? –

Солнце закрыла распятия тень...

Яро встают за курганами нарты,

и над курганами высится день.

***

Стоял Дыхтау в молчании великом,

Суровый средь больших и малых скал,

А над его челом метались блики,

Во чреве глухо нарастал обвал.

Над хаосом дерев, снегов и камня

Летел орёл к пленительной мечте,

И, растворяя солнечные ставни,

Отважно март парил на высоте.

Черек бежал неистово и бешено,

Расплёскивая явь свою и сны,

На берегу его стояла женщина,

Как на пороге собственной весны.