Есть нечто символическое в том, что операция российских вооружённых сил на Украине проходит в год 350-летия Петра Первого и на 301-м году после провозглашения Российской империи.
СВО касается не только судьбы Малороссии (Украины). В ещё большей степени она касается самой России – Великой, Малой и Белой. На наших глазах сбывается предупреждение царя-преобразователя о том, что Европа будет нужна нам на несколько десятилетий, а потом мы повернёмся к ней спиной. Так или иначе, в 2022 году мы являемся свидетелями крупнейшего по своим масштабам и последствиям антизападного сдвига отечественной цивилизации, начавшегося защитой донецких республик от многолетних обстрелов со стороны Киева и приведших в настоящее время к фактическому разрыву с Европой и Америкой.
Как оценить эти события – как политическую катастрофу (по мнению либералов) или как решительный поворот России, осуществлённый волей президента и поддержанный 80% народа? Я полагаю, оба ответа неверны, так как захватывают только одну из сторон проблемы. На самом деле речь идёт о продолжении исторической судьбы России как особой евразийской цивилизации, где «все концы сходятся, все противоречия вместе живут». Наша СВО – проверка делом той самой русской «всемирности», которую описал Достоевский в своей знаменитой пушкинской речи и которая не допускает переобращения внутренней духовной сути российского народа (пусть даже в рамках отдельного субэтноса – малорусского или белорусского) в нечто чудовищное – в данном случае расистское и неонацистское.
На карте земной суши Россия расположена сразу в Европе и в Азии, сочетая их в себе не только пространственно, но и по сущности, как коллективные антропологические и культурно-религиозные архетипы. Вся отечественная история может быть представлена, как попеременный вызов/ответ России то Востоку, то Западу. Учитывая при этом особенности русской национальной души как «всечеловеческой», которой внятны одновременно и просторы скифской степи, и «острый галльский смысл», и «сумрачный германский гений», придётся признать, что миссия России во времени – это борьба за сохранение её восточно-христианского ядра в условиях противоречивого (и нередко враждебного) воздействия на него вторичных цивилизационных оболочек – как внутренних, так и внешних.
Начало борьбы за Русь было положено псковитянкой княгиней Ольгой и новгородско-киевским князем Владимиром. Следующий шаг – укрепление цивилизационного статуса страны Александром Невским, который предпочёл отношения с Ордой, не покушавшейся на национальную культуру, союзу с Римом, стремившимся окатоличить Русь. Через 150 лет эту работу продолжил Сергий Радонежский, поддержавший духовную энергетику народа в условиях инокультурной и иноверческой оккупации.
Первым западническим (модернистским) испытанием ключевой вертикальной оси нашей культуры стала цивилизационная революция Петра Великого, попытавшегося – в политических интересах империи – вписать в священное пространство/время православного народа европейские технологии «подручного существования». Заслуга Петра – освоение западного научного рационализма, однако вопреки собственной полупротестантской идеологии император «переформатировал» отечественную интеллигенцию, оставив почти нетронутым многомиллионный православный народ. Дворянство стало европейским, а народ остался русским, и как раз такая двойственность позволила сохранить фундаментальную для нашей страны классическую религиозную и культурную парадигму, хотя и породила в дальнейшем взаимное непонимание и даже вражду. У нас не было католичества, не произошло и Реформации с её индивидуализмом и деизмом, и это точно соответствует словам Пушкина, что «Россия никогда не имела ничего общего с остальною Европою; тут нужна другая мысль, другая формула».
С историософской точки зрения империя Петра явилась попыткой «догоняющей модернизации» России, предшественниками которой в плане вестернизации Руси было и призвание варягов, и латинизация православной иерархии через иезуитское просвещение (так называемое украинское барокко), и западнические симпатии московской элиты («голицынщина»). Однако ни церковь, ни народ так до конца и не приняли петровских реформ. Они не достигли ядра русского духа, не произвели цивилизационного слома, хотя изменили многие его внешние слои. Лучшим доказательством этого положения является творчество того же Пушкина, которым Россия, по слову Герцена, ответила на реформы Петра. В лице Пушкина православный творческий дух преодолел модернистский (фаустовский) соблазн постренессансного Запада, показав, что свободный гений может быть на стороне Творца, а не только на стороне его противника. Провозглашённая в 1722 году петербургская империя в глубине своей осталась православной Россией, породив великую русскую культуру ХIХ века.
Примерно через 100 лет после Петра со стороны Запада последовало нападение на Россию революционного генерал-императора Наполеона вместе с половиной Европы. В ответ на это русский народ и его армия овладели политическим центром европейской цивилизации – Парижем. Ещё через сорок лет Европа снова напала на Россию. В 1914 году Россия заступилась за православную Сербию, после чего на неё последовала атака Тройственного союза. Следующий западнический вызов классическому устроению России случился в феврале 1917 года. В этот период страна, несмотря на войну, находилась на материальном подъёме, и, по подсчётам Д.И. Менделеева, через три десятилетия Европа имела бы у себя единственную сверхдержаву – Российскую империю. Однако онтологическое ядро русского мира не поддалось рыночному давлению. Власти либералов-западников в виде Временного правительства хватило едва на девять месяцев. Отодвинув старую элиту, масонский Февраль не дал стране новой. Буржуазный модерн в 1917-м не вписался в экзистенциальный архетип русского народа, который предпочёл модернизироваться другими способами, сохраняя при этом верность своей традиции – на этот раз в форме коммунистической идеократии. В определённом смысле октябрь 1917 года явился искуплением его февраля, а Великая Отечественная война – искуплением октября.
Предпоследний по времени западнический вызов теоцентрическому ядру русской цивилизации был предъявлен в начале 1990-х годов в виде либеральной перестройки, «нового февраля». Структурно оба «февраля» совпадают вплоть до деталей. Правда, в отличие от «первого» февраля 1917 года, «второй» продолжался не 9 месяцев, а почти 10 лет, и последствия его, особенно в области мировоззрения, культуры и информации, мы переживаем до сих пор. Главным ударом по традиционной державности нашей страны стало образование на месте Малороссии (по-советски названной Украинской ССР) самостийной Украины как принципиально враждебной нам анти-России.
Малороссия всегда считалась органической и весьма уважаемой частью Российской империи. «Киев – мать городов русских» – этим многое сказано. Только в начале ХХ века, в период Первой мировой войны, отдельные побеги вызывающего антирусского украинства стали культивироваться и распространяться в Австро-Венгрии в интересах военной пропаганды. В 1920-х годах, уже в составе Советского Союза, украинство как бытовая идеология почти насильственно насаждалось в Малороссии и Новороссии под флагом коммунистической «свободы трудовых наций». В итоге ко времени нападения фашистского рейха на СССР сформировалась гремучая смесь из антисоветизма, национал-социализма, украинского шовинизма и русофобии, которую впоследствии назвали бандеровщиной. Рождение подобной идеологической и политической бомбы было успешно использовано Западом в постсоветской период – к сожалению, с активной помощью недалёких «самостийных» вождей, не понимавших (или не хотевших понять), на какую роль эту «новую Европу» готовят. После переворота 2014 года по отвергнувшим «бандеровщину» областям Малороссии/Новороссии начали стрелять из пушек...
Ныне мы имеем последнее по времени сражение коллективного Запада с Россией, осуществляемое руками «незалежной» Украины, которую заставили забыть о своей русскости. Одновременно мы имеем фактическое исключение Российской Федерации из состава «цивилизованного мира», под которым Запад понимает исключительно самого себя. К сожалению, на этот мировоззренческий обман поддалась православная (правда, частично) Малороссия, душа которой расколота ныне по всем возможным ценностно-цивилизационным линиям. Разрыв между Малороссией и Украиной – таково сегодня самое краткое определение этой антиномии.
Военная операция на территории Малороссии имеет своей метаисторической целью спасение её самой от гибельного бандеровского украинства и вместе с тем спасение России от очередного нападения на неё. Война сегодня – за Русь, за тысячелетнюю православно-русскую культуру. Ныне дело идёт об отказе России от технико-экономической, политической и идейной зависимости от Запада. 500-летнему господству атеистической (фаустовской) Евроатлантики приходит конец. Как гениально предвидел тот же Достоевский, «свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие, непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «Да, вы были правы, вы одни владели тайной, и мы возвращаемся к вам, спасите нас от себя самих».
У России с Западом дороги разные. Продолжение русской евразийской империи возможно только на фундаменте её собственной культуры и веры, пронесённой Святой Русью сквозь века.