У нас только один Юра!

Тогда мне было тринадцать лет, но тот день – 27 марта 1968-го я до сих пор помню. Обыкновенный рабочий день, как и в нынешний год – вторник. В то время мы жили на Беговой и с младшим братом только что пришли из школы. Мама по какой-то причине тоже оказалась дома, а не на работе. И вдруг, чего раньше никогда не случалось, из редакции не поздно вечером, как обычно, а сейчас, вернулся отец. Мрачный, растерянный, убитый.

– Паша, что с тобой? – спросила мама.

– У нас есть что-нибудь выпить?

– Нет…

– Тогда собирайтесь, по­шли! – буквально приказал отец.

– Куда?

– В ресторан, раз дома нет ни грамма!

Причину похода отец не объяснил.

Ближайший от нас ресторан был на Бегах. Огромный зал с высоченным потолком и круглыми массивными столами, покрытыми белыми скатертями. В это дневное время он был почти безлюден. Отец сразу заказал объёмистый графин с водкой и лимонад для нас, детей.

Когда принесли водку, отец в одиночку начал опрокидывать рюмку за рюмкой, не дожидаясь закуски.

– Да что случилось? – снова тревожно спросила мать.

– Наш Юра разбился!

– Какой Юра?

– У нас только один Юра! Гагарин!

– Как?! – воскликнула мама так громко, что редкие посетители оглянулись.

Отец уткнулся лицом в ладони и молчал. Больше говорить он ни о чём не хотел. Или не мог.

В те часы о трагедии страна ещё не знала.

В ресторане мы пробыли до вечера и там же, если не ошибаюсь, услышали по радио официальное сообщение о гибели Юрия Алексеевича Гагарина и Владимира Сергеевича Серёгина.

А вот что пишут из Японии...

Помню, что тогда по-детски никак не мог осмыслить: как же так, ведь дядя Юра буквально несколько дней назад был у нас дома, мы с ним весело играли, и он даже чинил нашу сломавшуюся японскую машинку, которую вместе с папой выбирал и покупал нам когда-то в сверкающем далёком Токио.

Что ж, теперь дядю Юру мы больше никогда не увидим?!

29 марта 1968 года был опубликован материал отца «Сын Земли». Понятно, что в то время тринадцатилетним подростком я не читал никаких газет, а вырезку эту нашёл уже только сейчас, разбирая семейный архив. Приведу из неё несколько выдержек.

«Его не стало, а этому трудно, невозможно поверить… Потому что с того солнечного апрельского утра тысяча девятьсот шестьдесят первого года, когда мы узна­ли его, он всегда был с нами. Был нашей гордостью и нашей любовью, был такой неотрывной частью каждого из нас, что эта утрата особой болью будет жечь наши сердца до тех пор, покуда мы будем жить сами».

«Всего семь лет прошло со дня, когда имя его превратилось для людей Земли в символ самых дерзновенных и самых трудных дел, на которые способен человек, взлетевший к звёздам на крыльях великого разума и мужества».

«Для нас, его современников и сограждан, Юрий Алексеевич сразу же стал мерой того, на что способен наш народ, мы с тобой товарищ… Для людей Земли, живущих на других материках и континентах, в его светлом образе воплотился зримый пример того, к каким высотам могут подняться люди, уверенно шагающие по пути к заветным мечтам человечества».

«…Передо мною – кипа фотографий. На них чужие города и чужие страны, люди разных цветов кожи, незнакомые, всякие. Но их объединяет одно – радостные лица, рвущиеся навстречу космонавту ладони, ждущие его крепкого рукопожатия. И солнечная улыбка Гагарина… И будто оживают немые снимки, и сюда вот, в комнату, где сейчас так трудно писать эти строки, врывается многоголосый ураган сердечных приветствий и всплески аплодисментов, которыми Земля встречала своего Сына всюду».

«Я знаю – сжались сегодня от горя миллионы сердец в Чехословакии и Англии, в Финляндии и Японии, на вечнозелёном Цейлоне, в Канаде и в Бразилии. Ведь куда бы он ни прилетал, с какой бы страной ни встречался, он всюду сразу же становился желанным гостем, посланцем мира, нашей социалистической Отчизны»

«Помню… С Бразилией тогда у нас ещё не было дипломатических отношений. Но в Рио-де-Жанейро к Гагарину прорвалось, буквально прорвалось через полицейские кордоны, более ста тысяч человек. Восторженная толпа на руках вынесла с аэродрома массивный «кадиллак», присланный за космонавтом, и так передавала из рук в руки».

«И так же его встречали шахтёры Польши, и молодёжь Кипра, и лётчики Египта, и президенты Мексики, Индии… Простые люди Земли делали это не только потому, что отдавали дань его смелости и его подвигу, – они видели в человеке из нашей страны, могучей и свободной, сделавшей первый шаг к Звёздам, своё будущее. Юрий Алексеевич покорил их ещё и другим – своим добрым сердцем и светлой улыбкой, своей человеческой теплотой, жизнерадостностью, верой в жизнь».

«Любя жизнь, веря в людей, он всегда был и оставался ЧЕЛОВЕКОМ, и сегодня Земля с бесконечной скорбью роняет цветы на могилу своего Сына».

Да, в той комнате и в то время, когда отцу было трудно писать эти строки, он забыл упомянуть, что и в других странах, где они побывали с Гагариным, люди тоже скорбели.

В Австрии, Болгарии, Греции, Германии, Дании, на Кубе, в Либерии, Норвегии, Франции, Швеции...

Да что там говорить! Я абсолютно уверен, что тогда везде скорбели все земляне, услышав весть о гибели Юрия Гагарина – Гражданина планеты.

А тем, кто молод и не застал советские времена, хочу объяснить, кем был мой отец Павел Барашев.

Он был одним из самых ярких репортёров того времени. Старшее поколение это, наверное, помнит.

Отец первым из журналистов участвовал в экспедициях на Северный и Южный полюсы, в Антарктиду, давил арктические льды в испытательном рейсе атомного ледокола «Ленин», на долгие месяцы уходил под воду на только что сошедшей со стапелей секретнейшей атомной подводной лодке, покорял на истребителе сверхзвуковой барьер и первым написал о Гагарине, о его полёте, и потом колесил с ним по белу свету, опубликовав об этом не только десятки репортажей, но и сделав в Болгарии, в Софии, самый известный снимок в мире – Гагарин с белым голубем.

Они с Юрием Алексеевичем были настоящими друзьями. Наверное, именно поэтому, когда не уезжали вместе за границу или по Родине, Первый космонавт часто бывал у нас дома, на Беговой. Для отца и мамы он был просто – Юра, а для нас с братом – дядей Юрой.

И нередко, в выходные, обеды за разговорами, рассказами и весёлыми байками плавно переходили в ужины, а, бывало, затем и в завтраки.

– А помнишь, Юр, – говорил отец за одним из застолий, – когда мы скучали в гостинице в… (к сожалению, я забыл страну и город. – Н.Б.), ожидая очередного официального приёма, что ты сказал, накинув китель? Ты сказал: «Паш, а давай выйдем, «по улицам слона поводим».

Вот так Гагарин умел с лёгким юмором отнестись к собственной безмерной славе.

Конечно, у них всегда было о чём вспомнить, о чём поговорить. Нас же, малолеток, чуть ли не за полночь родители буквально силой выдворяли из столовой в детскую комнату спать. А ведь мы тоже очень хотели посидеть с дядей Юрой до утра, послушать рассказы!

Как мы его любили!

Да что там мы! Его любила вся детвора мира.

В доказательство приведу отрывок из письма, которое пришло отцу из Японии 10 июня 1962 года. Сейчас я его держу в руках. Письмо, написанное на тонкой рисовой бумаге и по-русски. К сожалению, не понятно, кто автор, поскольку в конце письма есть только роспись, но понятно, что это женщина, с которой отец и Гагарин познакомились в Японии.

Вот что она писала. Стиль я сохраняю.

«Приезд Гагарина в Японию произвёл не только большую сенсацию. Нет, это только внешняя сторона. Он не только покорил всех японцев своей простотой, сердечностью и обаянием, но оставил неизгладимый след, особенно у детворы и молодёжи. Они его буквально обожествляют, я бы сказала даже больше. Приведу пример. Сын Хидзикары (переводил на 10-тысячном митинге в Токио) не даёт матери сдать в чистку костюм, к которому Гагарин приколол значок только потому, что он прикасался к нему и остались следы его пальцев. Он бережно повесил этот костюм со значком в гардероб и не только сам время от времени любуется им, но и даёт посмотреть своим друзьям, которые с благоговением смотрят на него и говорят: «Да… на нём остались отпечатки пальцев Гагарина!»

«Гагарин оставил о себе светлое тёплое чувство, как весенний праздник. А настоящих праздников у трудового народа не так уж много. Словом, Гагарин будет жить в японском народе долго. Ещё трудно даже сказать о результатах его приезда. Они будут всё время сказываться. Одно можно с уверенностью сказать, что он, как никто другой до него, сделал многое для завоевания симпатий к Советскому Союзу у простых и высокопоставленных лиц Японии… Об этом говорят все».

«Меня многие спрашивают, какой он не на людях. Я же говорю, такой же, каким вы его видели по телевизору и по фотографиям, и мне все верят».

А я ещё раз повторю, что любили мы его просто неимоверно. Доходило даже до курьёзов.

Вспоминаю, как к нам домой, только что вернувшись из полёта на орбиту, в первый раз приехал Герман Титов. В военной форме со звездой Героя Советского Союза. Мы, мальчишки, побежали открывать дверь. И когда младший брат увидел на пороге Титова, а не Гагарина, вдруг по-детски разбушевался.

– Уходи! – сердито размахивая ручонками, надулся Роман. – Я сейчас дяде Юре позвоню!

Титов, рассмеявшись, добродушно сказал: «Дяде Юре я сам скажу, что побывал в гостях у тебя и Никиты. Ну что, пустишь? Мы же – друзья!»

И протянул руку. Брат смягчился, но всё равно насуплено и молча удалился в детскую комнату.

И такая вот была история. Но это уже совсем другая наша история со вторым космонавтом…

Никита Барашев, собкор «ЛГ», Рим

Фото Павла Барашева и из семейного архива.

«До скорого!»	Павел Барашев (второй справа) приехал в отряд космонавтов навестить захворавшего друга. «Да не волнуйтесь, всё в порядке!»
Либерийцы угощают Гражданина планеты своим национальным тортом	Юрий Гагарин с Павлом Барашевым в отпуске на Черноморском побережье