Он поставил в Театре Наций спектакль «Разбитый кувшин» по пьесе немецкого драматурга Генриха фон Клейста. Главные роли – у Ингеборги Дапкунайте и Виталия Коваленко.
– Борис Пастернак перевёл текст «Кувшина» полвека назад. Вас это не смущает? К примеру, Додину понадобился новейший перевод «Короля Лира»…
– У нас была проделана определённая литературная работа. Взят за основу перевод Пастернака. Добавлены вкрапления в переводе Сологуба. И всё это немножко адаптируем, ориентируясь на сегодняшние речевые приёмы. Это просто необходимо и началось не вчера. Из того же «Иванова» я убрал устаревшие слова и выражения, придумал им эквиваленты, и никаких нареканий это не вызвало. Мой спектакль – это не литературный вечер. А театр – не филармония и не чтецкий конкурс. Мне важно, чтобы люди на сцене общались по-живому, чтобы в зале понимали, о чём они говорят. А сколько от перевода Пастернака при этом останется – это уже вопрос побочный.
– То есть идея новейшего перевода пьесы Клейста не рассматривалась?
– Это довольно непросто… Текст «Разбитого кувшина» очень сложный, в нём огромное количество игры слов. Это жемчужина немецкой литературы. И сами немцы ничего не трогают в этом тексте в театре, в отличие от многих других пьес.
– Насколько реалистична сценография вашего давнего коллеги, художника Олега Головко?
– Всё происходит в зале суда, и на сцене это пространство вполне узнаваемо. Но сама ситуация изменена. У нас действие разворачивается после целого ряда общеевропейских кризисов: экономического, политического, финансового, энергетического, распада Евросоюза и так далее. В общем, показаны обстоятельства, когда Запад окончательно «загнил» (улыбается). И всё превращается в новое Средневековье.
– Насколько сложно было собрать звёздный состав «Иванова» в Театре Наций? А вы не любите подстраиваться под актёрскую занятость…
– Кастинг и распределение основных ролей проводил Люк Бонди. Когда его не стало, театр сохранил свои намерения поставить спектакль и предложил это мне. Я согласился. Распределение было внятное, я внёс лишь небольшие изменения, исходя из своих соображений. Но и Миронов, и Хаматова, и Вержбицкий были уже утверждены. Всем удалось скорректировать свои графики. И мы плодотворно, считаю, потрудились. Выпустили премьеру через три месяца.
– А было ли у вас когдалибо ощущение нехватки времени, испытывали страх не успеть поставить спектакль в срок?
– Никогда. Это вопрос планирования. Когда составляю график репетиций, закладываю время на непредвиденные сложности. Бывает, меняется режиссёрское решение эпизода или артисты застревают на чём-то. В конце концов, кто-то может заболеть. Тогда приходится ужиматься, форсировать репетиционный процесс – прогоны должны начаться строго по графику, в костюмах и декорациях. Ускорение не всегда комфортно, но… Такая уж у меня профессия: сложная, но интересная. Режиссёр должен уметь преодолевать трудности, это входит в его профессию.
– А вы в работе деспот или душка?
– Ну не деспот точно… Думаю, со мной вполне комфортно работать. Стараюсь, чтобы актёру было удобно. Не в том смысле, что ему можно было бы ничего не делать (улыбается). Важно не перенапрягать артиста – даже если он где-то немного не дотягивает. Всегда даю время освоиться в материале и рисунке. Насиловать актёрскую природу – не мой метод.
– Но всё же роли «на вырост» или «на сопротивление» порой даёте?
– Конечно. В труппе «Красного факела» всегда можно найти интересный вариант с исполнителем ключевой роли.
– А когда видите, что слегка ошиблись с распределением, как реагируете?
– (После паузы.) Ну, с ролей никого не снимал… Просто назначал второй состав. Вообще, серьёзных ошибок с выбором артиста на роль не припомню. Если кто-то уходил немного в другую сторону в трактовке роли – я всегда подстраивался. Хотя отмечал, что актёр мог бы сделать больше…
– Второй состав – всегда хлопотно. Дефицит времени и так далее – согласны?
– Зачастую наличие дублёра – производственная необходимость. Всегда есть актёры с большой занятостью, и нужна подстраховка, чтобы не прерывать репетиционный процесс. Как правило, в Театре Наций на некоторые роли есть второй состав. Огромная, труднейшая задача – собрать на репетиции артистов из разных театров.
А вот в «Красном факеле» другая ситуация. Беру дополнительно актёра на роль, чтобы у него был шанс проявить себя с новой стороны, раскрыться. Второй состав – возможность поработать с теми, с кем до этого мало работал. И актёры растут. Правда, все в разном темпе.
Труппу «Факела», актёрские возможности каждого знаю очень хорошо и при распределении ролей прокручиваю все возможные варианты. Поэтому ко мне с заявками не ходят! Если я принял кадровое решение, вряд ли его изменю.
– Но обиженные есть наверняка…
– Это неизбежно. Даже так скажу: недовольный своей занятостью артист – абсолютно неизбежное явление в театре. Но с руководством никто не воюет, слава богу. К приглашённым режиссёрам кто-то приходит периодически, просит дать шанс. Кому-то его дают – и всё получается.
В Театре Наций нет труппы, поэтому и обиженных тут не может быть в принципе. А в «Красном факеле» невозможно выпускать спектакли на 40 человек – и чтобы у всех были равноценные роли. Да и нигде такого не бывает.
– А у вас абсолютный карт-бланш в новосибирском театре, где директор и его зам – ваши папа и мама? Говорилось ли вам в ходе обсуждения планов на сезон: нет, это слишком дорого?
– Мои постановки не дороже спектаклей приглашённых режиссёров. Гонораров не получаю, работаю за зарплату главрежа. Самым дорогим спектаклем был «Маскарад». Но это и предполагалось. Всё-таки это костюмированная история, с приглашённым Балуевым на главную роль. Билеты на этот спектакль стоят дороже обычного.
– Давненько в «Факеле» не выходили спектакли с приглашёнными звёздами. Лет восемь назад после «Маскарада» была «Поминальная молитва» с Фурманом, и всё на этом. Есть новые задумки?
– Конечно же, хотелось бы продолжить этот формат. Были даже какие-то переговоры, но мы не сошлись в сроках. Приглашать на роль известного артиста очень непросто. Хотя бы потому, что речь не о срочном вводе. Нужен как минимум месяц полноценных репетиций. И тут не всё зависит от наших желаний, надо учитывать и репертуарные обязательства медийной персоны. К сожалению, Новосибирск довольно далеко от Москвы…
– Поставив «Процесс», вы, по сути, познакомили театральный Новосибирск с Кафкой. Довольны реакцией публики?
– Думаю, спектакль собрал ровно столько залов, сколько может собрать Кафка. «Процесс» – очень сложный текст. И для чтения, и тем более для игры. Наш «Процесс» игрался два сезона. Все, кто любит Кафку, кому любопытно, как его можно поставить, спектакль посмотрели. Но я ещё в ходе репетиций понимал, что жизнь у «Процесса» недолгая. Сложно по тексту Кафки сделать блокбастер… Хотя в Мюнхене «Процесс» в постановке Андриаса Кригенбурга долгое время был хитом, лет десять шёл на аншлагах.
– У вас в чеховских «Трёх сёстрах» – пушкинский принцип: «Народ безмолвствует». Как приняла это европейская публика?
– Мы играли спектакль в Австрии, Франции, Германии, а также в Японии – и везде встречали одинаково тепло. Где есть юмор – зритель смеялся, в напряжённых моментах – сосредоточенно молчал…
– Жалоб на «сидение 4,5 часа в тишине» не поступало?
– К примеру, для австрийской публики давно стало привычным то, что по-прежнему кажется странным у нас. Да и в Новосибирске процент совсем уж случайного зрителя на этом спектакле крайне мал. При покупке билетов всех предупреждают об особенностях нашего Чехова. И на сайте «Факела» есть анонсы, аннотации, отзывы…
– Как разделяете актуальный и неактуальный театр?
– Легко. Один из формальных признаков актуальности – разговор про день сегодняшний, а не про вчера. Когда проблемы важны и понятны. Но есть и театральная условность. К примеру, если у меня выходит герой на сцену с 10-м айфоном, это не значит, что через год у него должна быть новая модель.
– Из тех актёров, кого уже нет, кто вам был наиболее интересен?
– Мне интересны живые! Кумиров среди советских артистов, даже самых талантливых, у меня никогда не было.
– Говорят, что нынешние деятели театра и кино – не столь крутого замеса…
– Отнюдь. Сегодня большие актёры есть – и не только в Москве. А хороших – так просто очень много.
Беседу вёл
Юрий Татаренко
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Тимофей Александрович Кулябин. Родился в 1984 году. Окончил РАТИГИТИС (мастерская О. Кудряшова) в 2007-м. Ставил драматические и оперные спектакли в Новосибирске, Москве, Санкт-Петербурге, Ярославле, Цюрихе, Риге, Берлине. Главный режиссёр Новосибирского государственного академического театра «Красный факел» с 2015 года. Спектакли «Онегин» и «Три сестры» отмечены «Золотой маской».