Концепты: тонкая плёнка цивилизации. – М.: Языки славянских культур, 2007. – 248 с.: ил.
По мнению автора, внутренний мир человека и его культуру определяет динамическое соотношение таких постоянных элементов любой цивилизации, как «Слово», «Время», «Душа», «Совесть, нравственный закон, мораль», «Письмо, алфавит» и других. Именно поэтому ключевой термин его новой книги – «концепт». «Концепт» родственен «понятию» в логике и философии. Но в отличие от последнего хотя и фиксирует общие и специфические свойства сущего, не «определяется», а «переживается», то есть содержит в себе яркие признаки эмоционального и бытового.
Короче говоря, концепты – это энергетические сгустки культуры, ментальные картины того, что не всегда можно выразить словом, представить математической формулой, но можно увидеть, услышать, почувствовать, узнать, прозреть – (вспо)мнить. Мыслительные, эмоциональные и психологические связи между такими картинами и есть «тонкая плёнка цивилизации». Для лучшего уяснения названия, а значит, и замысла всей книги автор снабдил её художественными иллюстрациями. В частности, иллюстрация из Рене Магритта – прекрасное зелёное яблоко-шар, не умещающееся в тюремной камере (картина называется: «Камера для прослушки») дополняет философскую метафору Ницше: «Культура – лишь тонкая кожура яблока над раскалённым хаосом».
Согласно Степанову подобные метафоры исключительно важны для человечества, ибо выражают его сознание, вернее, представления о сознании, от которых, как писал Ортега-и-Гассет, зависит наша концепция мира и соответственно утверждаемые нами мораль, политика и искусство: «Получается, что всё огромное здание Вселенной, преисполненной жизни, покоится на крохотном и воздушном тельце метафоры».
Но следуя за испанским философом, а также за нашим соотечественником – критиком и литературоведом Ю.И. Айхенвальдом в понимании метафорических основ цивилизации как единства искусства и науки, автор книги предлагает своё видение этих основ: общенациональное в концепте тяготеет к научному, национальное – к художественному. В этом и только в этом смысле Ю.С. Степанов – несомненно почвенник. Хотя «у концептов нет национальности в обобщённом смысле, «национальности по паспорту», у них есть «родной дух», запечатлённый привычным и л ю б и м ы м образом мысли и часто каким-нибудь одним человеком в одном каком-нибудь месте, где так говорят, так слушают, так смотрят». Вот почему русское – это «Несказанное, синее, нежное» Есенина, «Осенние сумерки Чехова, Чайковского и Левитана» (Б. Пастернак); английское – диккенсовские «Большие ожидания» и спортивная «честная игра»; французское – концепты-двойники: «любовь-ревность» и т.п. И вот почему по сравнению с развёрнутым текстом концепт – нечто краткое, всегда минимализация. «Можно отвергнуть Тургенева, – цитирует Степанов Ю.И. Айхенвальда, – но остаётся тургеневское – та категория, которой он сам вполне не достиг, но возможность которой явствует из его произведений, отрадная и желанная. Сладкий запах лип, и вообще эти любимые тургеневские липы, и старый сад, и старинный ланнеровский вальс в истоме «не заснувшей ночи»… и усадьба, дворянское гнездо, и, как душа всему этому, фея усадьбы, молодая девушка, – всё это духовно не умирает, и с ними… не умирает и Тургенев».
И далее как итог предыдущих выводов: минимализация – это своеобразный словесный жанр. Определение абсолютно точное, ежели под жанром понимать форму бытия литературного произведения.
К сожалению, сегодня культурная минимализация всё чаще вытесняется тем, что лингвисты и семиотики называют компрессией текста. К примеру, школьники на уроках литературы из-за отсутствия в учебных программах достаточного количества часов вместо «Войны и мира» Л. Толстого усваивают изложение сюжета «Войны и мира», наскоро «промахивают» Гончарова, когда литературу вообще выводят из списка предметов, подлежащих итоговой аттестации. Не хотите сдавать экзамен по литературе? И не надо! Что уж говорить о современных писателях!.. Чиновники из Минобрнауки то ли делают вид, то ли им действительно невдомёк, что в России художественная словесность всегда была базовым предметом не только школьных программ, но и духовного воспитания. Увы, подобные адаптации свидетельствуют не о противоречии внешнего умопостигаемому – они говорят об ужасающей девальвации в общественном мнении подлинных ценностей. Когда «Данаю» Рембрандта «улучшает» реклама постельного убранства – это уже из сферы китча, мимикрии антиконцептов.
Отсюда, однако, не следует, что антиконцепт уже в силу смысла самой приставки «анти» несёт в себе только плохое, противоположное хорошему. «В предельном случае, – поясняет учёный, – это отрицание самого знака смысла». Знак как бы самоустраняется или становится прозрачным – зрителю, читателю предстаёт одна голая суть. Именно поэтому антиконцепты, как и концепты, способны запечатлевать правду мира, неодобряемую, осуждаемую, запрещённую в данный исторический период: к примеру, подвергнутые в своё время судебному разбирательству «Цветы зла» Бодлера. Можно сказать и так: антиконцепты – это те же концепты, относящиеся к сфере чисто эмоционального восприятия: улыбка то исчезающего, то появляющегося чеширского кота в повести-сказке Л. Кэрролла. Весь вопрос заключается не в определении нравственных, эстетических или идейных границ содержания концепта, а в определении способов его осуществления. Так, один из самых драматических концептов ХХ века – «Любовь и голод движут миром» – проиллюстрирован в книге Степанова даже трояко: через документально-эпистолярное (письма голодающих колхозных детей «товарищу Сталину» в 1937 г.), литературно-художественное («Во сне ты горько плакал…» Ю. Казакова) и, наконец, через принадлежащее искусству живописи («Мадонна» Сальвадора Дали).
В принципе, доказывает Ю.С. Степанов, у каждого явления есть двойник, хотя и не всегда выявленный. У названия этой книги тоже. Гуманитарная наука сегодня? Новая семиотика культуры? Цивилизация духа? Вчитываясь в парадоксальные сопоставления автора, его неожиданные обобщения и оригинальные выводы, невольно проникаешься каким-то новым состоянием общественной жизни, ещё не нашедшим научного обозначения, и понимаешь: рецензируемая монография – действительно новый шаг к созданию всеобщей гуманитарной науки или всеобщей антропологии, объединяющей философию, логику, словесность и поэтику, живопись, ваяние, зодчество, музыку и науки о них…
Когда-то Паскаль сказал: границы мира – нигде, а центр его – везде. Так и в этой книге. Автор её не может не воскликнуть вслед за Ламартином: человечество – это ткач, который ткёт свой гобелен, видя его лишь с рабочей изнанки. «Но настанет день, – я цитирую уже Юрия Сергеевича Степанова, – ткач зайдёт с лицевой стороны – и вместо хаоса узелков и обрывков нитей увидит божественной красоты чудо».