Ольга Птицева. Двести третий день зимы: роман. – СПб.: Polyandria NoAge, 2024. – 320 с., 3000 экз.
Если рассматривать «Двести третий день зимы» как сугубо жанровую вещь, написанную ради этого самого жанра, на первый взгляд может показаться, что задумка удалась. Антиутопия – как по учебнику. Действие разворачивается в неназванной, но легко узнаваемой Москве, которую вот уже двести дней заносит снегом. По случаю такого катаклизма успела образоваться Партия Холода, сующая всех несогласных в морозильные камеры. Граждане день и ночь ровняют снег, моются горячей водой в строго отведённые часы и получают отсыревший хлеб по карточкам. Все несогласные, но общественно бесполезные сбежали, все общественно полезные вынуждены остаться. Главная героиня Нюта трудится на благо страны в биолого-почвенном институте, пытаясь вывести хоть что-то, что росло бы при отрицательных температурах. Нюте такая жизнь не по нраву, и всё вокруг доставляет ей страдания. Например, пропагандистский ролик с поедающим борщ мужиком и подписью «Мы выращиваем, чтобы они ели», который крутят в лифте её института. «Почему Нюта должна лично заботиться о пищеварении незнакомого мужика, объяснять никто не спешил». К слову сказать, причины непрерывного выпадения снега в романе не названы. То есть моральные терзания Нюты проистекают не столько из пособничества тоталитарному режиму, сколько из необходимости помогать находящимся в трудном положении согражданам.
По законам жанра раз есть злые партийцы, все как один с «приплюснутыми ушами» и «маленькими глазками», то где-то должна водиться и оппозиция. С большими глазками и нормальными ушами, чтобы никто не сомневался, что она за всё хорошее против всего плохого. Ярче всего оппозицию в романе представляет девушка Тая. У неё стильная, подбитая мехом косуха, режущий глаза яркий зелёный шарф и непослушные локоны. А ещё у Таи всесильная мачеха, работающая в правительстве. С такими тылами можно и с режимом пободаться, даром что некий внесценический персонаж за одиночный пикет забили до смерти. Для Таи «бодание» заканчивается фингалом и поводом порассуждать о том, зачем люди вообще совершают политические акции. «Чтобы они не думали, будто окончательно победили. Чтобы хоть что-нибудь делать, а не тупо смотреть, как под снегом все хоронится. Чтобы не сдохнуть от скуки». Философствует героиня, что характерно, сидя в пенной ванне, тогда как обычным людям в мире зимы доступно только мыло «Морозко»...
Ну чем не антиутопия? При ближайшем рассмотрении – ничем, кроме формальных признаков. Яркий пример – отрицательный персонаж Лысин, «идеолог зимовья», о котором «ходили городские былички, как о чёрной руке или о гробе на колёсиках» (опустим сейчас, что былички и страшилки – это разные фольклорные жанры). Появляется он ближе ко второй трети романа и дарует читателю обманчивую надежду на то, что вместе с идеологом у режима найдётся и идеология. Увы. Почему нельзя нарушать снежный покров и зачем нужно непрерывно его ровнять, автор так и не расскажет. Как и положено персонажам антиутопии, второстепенные герои «Двести третьего дня зимы» отчаянно боятся власти, но, вопреки законам жанра, нисколько перед ней не благоговеют. Автор решила не создавать классический контраст между «прозревшим героем» и «ослеплённым обществом», но взамен ему так ничего и не предложила. Идеи нет, и чему подчинено «серое большинство» в романе, так и остаётся загадкой. Чем, например, руководствуются рядовые «холодовики»? Они наслаждаются властью или, пока все перебиваются пайком из армейских галет, едят пирожные? Неизвестно. Если бы на фоне снежного апокалипсиса жители Новой Москвы разделились на банды, захватили «Пятёрочки» и начали шпынять разомлевших на смузи и семенах чиа обитателей центра, в этом и то было бы больше реализма. Этакий «Безумный Макс» в прозе с колоритом русских зим.
Такой же «дутой», как творящаяся вокруг антиутопия, оказывается и главная героиня. Непрерывно рефлексирующая о том, как хорошо было раньше, когда фиалки можно было растить на подоконнике, а не в шкафу, Нюта отвечает требованиям жанра только на первый взгляд. Стремление отстоять своё личное счастье и яркую индивидуальность для неё выражается в тайной переписке с уехавшим другом и краже самокрутки. Героиня ни от чего не пробуждается и ни к чему не побуждается: она изначально не питает иллюзий по поводу происходящего вокруг безумия. Ей чужды какие-либо идеи, оппозиционные в том числе, – Нюту банально «покупают» за книгу стихов и стакан горячего шоколада.
А что вы хотите? Какой в романе режим, такая и оппозиция.
София Шпитонкова