Рина Иванова
Екатерина Сергеевна Иванова родилась в Москве в 1989 г. Окончила ВГИК (мастерская Ильиной Т.Н.) в 2015 г. Редактор журнала NEW POETRY Magazine. Преподаватель детско-юношеской литературной студии «Жизальмо». Неоднократный участник молодёжных литературных конкурсов и чтений. Публиковалась в «Независимой газете» (Ex Libris), на сайте «М-24» (проект «Живые поэты»). Резидент Московского театра поэтов под руководством Влада Маленко.
* * *
Москвы слоёный пережаренный пирог,
Украшенный заката кремом розовым,
Был подан на платформе Лианозово
В набитое отходами нутро
Худой больной собаки-электрички,
И ртами-окнами мгновенно поглощён,
Голодными, им хочется ещё,
По обе стороны жуются симметрично
Квадраты дач и полосы лесов,
Едва прибитые тяжёлыми столбами.
Между холодными и плоскими губами
Застряло времени тугое колесо.
Замотана обвислым скотчем
Его большая голова.
Прибитый накрепко к фанерке,
Жужжит протяжно из угла,
Измерив точно свод энергий
На поддержание тепла.
Всегда встревожен чёрный идол,
Глядит зрачками чисел вниз,
Невольно прячемся от вида
Геометрических глазниц.
За миг пред ними пробегает
Рождение и гибель звёзд,
Одна война, за ней – другая,
Столетие, поджавши хвост,
Метаморфоза эмбриона
В горбатый профиль старика.
Светила новые в патроны
Ввинтит, трясясь, его рука.
Будь восхвалён и будь поруган.
Умри, но вновь собой родись.
Нет траекторий, кроме круга.
Блестит, вращаясь, тонкий диск.
* * *
Нас же таких гениальных – пруди пруд,
Нам потому грубят, отовсюду прут.
Жизнь не горька. Жизнь – на любителя. Как грейпфрут.
Нас же таких, у которых глаза горят,
Каждый второй, если поставить в ряд.
Нас ни во что не ставят, нам ерунду говорят.
Мол нас полно, а станешь глядеть в окно –
Темень...
Тени кругом без темы.
Было бы правдой – всё бы светилось. Где мы?
Не отвечало серое полотно.
Мы оба ещё никто.
Стоим безлицые.
Боюсь не раскрыться
Миру, пусть он жесток,
А ты ведёшь себя, как цветок,
По какому принципу?»
«Привет, – отвечает бутону бутон,
Здесь почва – сплошной бетон.
Вода ржавая.
Давно лежал бы я
Мёртвый, но чудом жив,
Меня за пример держи,
Не раскрывайся, душа моя,
Горе тому итог...»
«Прощай», – говорит цветок.
* * *
В Ботаническом дивно цветёт ирис,
После ливня, как плёнка, блестит трава.
Обещал здесь чаще бывать, но вырос
И уже лет восемь, как не бывал.
Самого себя, хоть с трудом, но вынес,
Вновь цветёшь и пахнешь в саду похвал.
Путь, конечно, сложен, бугрист, извилист...
Но пока не сорван и не завял.
А устанешь – будет тебе привал,
На душе разгонишь гнилую сырость,
Лишь на миг заснёшь – заблестит трава,
А по склонам – синий волшебный ирис.
Как глаза у той, что в тебя влюбилась,
И была права.
Москвы слоёный пережаренный пирог,
Украшенный заката кремом розовым,
Был подан на платформе Лианозово
В набитое отходами нутро
Худой больной собаки-электрички,
И ртами-окнами мгновенно поглощён,
Голодными, им хочется ещё,
По обе стороны жуются симметрично
Квадраты дач и полосы лесов,
Едва прибитые тяжёлыми столбами.
Между холодными и плоскими губами
Застряло времени тугое колесо.
Счётчик
На час делящий киловатт.Замотана обвислым скотчем
Его большая голова.
Прибитый накрепко к фанерке,
Жужжит протяжно из угла,
Измерив точно свод энергий
На поддержание тепла.
Всегда встревожен чёрный идол,
Глядит зрачками чисел вниз,
Невольно прячемся от вида
Геометрических глазниц.
За миг пред ними пробегает
Рождение и гибель звёзд,
Одна война, за ней – другая,
Столетие, поджавши хвост,
Метаморфоза эмбриона
В горбатый профиль старика.
Светила новые в патроны
Ввинтит, трясясь, его рука.
Будь восхвалён и будь поруган.
Умри, но вновь собой родись.
Нет траекторий, кроме круга.
Блестит, вращаясь, тонкий диск.
* * *
Нас же таких гениальных – пруди пруд,
Нам потому грубят, отовсюду прут.
Жизнь не горька. Жизнь – на любителя. Как грейпфрут.
Нас же таких, у которых глаза горят,
Каждый второй, если поставить в ряд.
Нас ни во что не ставят, нам ерунду говорят.
Мол нас полно, а станешь глядеть в окно –
Темень...
Тени кругом без темы.
Было бы правдой – всё бы светилось. Где мы?
Не отвечало серое полотно.
Привет
«Привет, – говорит бутону бутон, –Мы оба ещё никто.
Стоим безлицые.
Боюсь не раскрыться
Миру, пусть он жесток,
А ты ведёшь себя, как цветок,
По какому принципу?»
«Привет, – отвечает бутону бутон,
Здесь почва – сплошной бетон.
Вода ржавая.
Давно лежал бы я
Мёртвый, но чудом жив,
Меня за пример держи,
Не раскрывайся, душа моя,
Горе тому итог...»
«Прощай», – говорит цветок.
* * *
В Ботаническом дивно цветёт ирис,
После ливня, как плёнка, блестит трава.
Обещал здесь чаще бывать, но вырос
И уже лет восемь, как не бывал.
Самого себя, хоть с трудом, но вынес,
Вновь цветёшь и пахнешь в саду похвал.
Путь, конечно, сложен, бугрист, извилист...
Но пока не сорван и не завял.
А устанешь – будет тебе привал,
На душе разгонишь гнилую сырость,
Лишь на миг заснёшь – заблестит трава,
А по склонам – синий волшебный ирис.
Как глаза у той, что в тебя влюбилась,
И была права.