Письмо девятое
Продолжаем публикацию «писем» Кирилла АНКУДИНОВА (г. Майкоп) о современной русской поэзии, начатую в «ЛГ» № 26, 29, 35, 41, 45, 50 за 2009 год, № 4, 9 за 2010 год
Снова здравствуй, друг мой. Тебя заинтересовало, почему я в своих письмах почти не упоминаю поэтов, представляющих «патриотический лагерь» («Наш современник», «Москву» и т.д.). Ты говоришь: «В начале девяностых «патриоты» жаловались, что «либералы» словно обнесли их стеной – не пускают никуда, не упоминают. Почти двадцать лет жизни за стеной – это тяжкое испытание».
Отвечаю: они всё ещё продолжают сетовать на стену. И стена вокруг них, возведённая усилиями либеральных деятелей, действительно имеет место быть. Но помимо этого есть кое-что дополнительно…
Разве в своё время филистеры и фармацевты не пытались окружать такими же стенами безразличного презрения Элиота и Йитса (я уж не говорю про Эзру Паунда и Луи Фердинанда Селина)? И что же? Элиот и Йитс, Паунд и Селин вошли в мировую литературу, несмотря на старания злопыхателей. Стены, сооружаемые вокруг культуры извне, хрупки. Стена вокруг «патриотов» так крепка потому, что она выкладывается не только извне, но ещё и изнутри. «Патриоты» старательно пестуют образ русского поэта как принципиального аутсайдера-аутиста, которому чужда, страшна и враждебна (либо безразлична) вся мировая культура. Но так вести себя нельзя; глобальная культурная ситуация – грандиозный рынок, на площадях которого надо яростно пиариться и торговаться. «Патриотам» есть что реально предъявить миру: к примеру, Юрия Кузнецова. Но для этого необходимо вписать Кузнецова в культурный контекст, допустим, сопоставив его с Бродским или с Оденом. Если «патриотам» это занятие претит, значит, стена, за которой они оказались, выстроена в том числе и их руками.
Что сказать тебе о поэзии, публикующейся на страницах журналов «Наш современник» и «Москва» (есть ещё журнал «Молодая гвардия», но он для меня – как другая галактика; о нём я говорить не буду)?
Либеральные критики дежурно обвиняют поэтов «Нашего современника» и «Москвы» в бескультурье и ксенофобии, обзывают их «скопищем агрессивно-посконных графоманов».
Эта глупая карикатура не имеет ничего общего с реальностью.
Тем не менее у «патриотической поэзии» свои проблемы…
…Жуковский перевёл слова гётевского Лесного Царя, обращённые к мальчику, вот так: «Дитя, я пленился твоей красотой».
В первоисточнике у Гёте было совсем иначе: «Я уязвлён твоей красотой». Или даже так: «Твоя красота оскорбила меня».
Красотой поэзии «Нашего современника» и «Москвы» иногда можно жуко’вски плениться; но в этих журналах (почти) нет стихов, красота которых бы по-гётевски уязвляла и оскорбляла. Как некогда уязвляла и оскорбляла всех читателей царственно-монохромная мощь баллад Юрия Кузнецова или трепещущая светопись Николая Рубцова. О Рубцове с Кузнецовым спорили до хрипоты. О нынешних поэтах «Нашего современника» и «Москвы» спорить не хочется.
Вот и замкнулась дорога скитаний,
Вышел к началу земного пути.
Годы любви и столетья страданий
Смог я до этого дня донести.
Что же теперь, начинать всё сначала
В белые ливни, в грибные дожди…
Крикнул, и эхо в ответ прокричало:
«Наши пути бесконечны – иди!»
Что же – по кругу, так, значит, по кругу,
В круге начало всему и конец.
Чу! Остановка – прислушался к звуку –
Песню заводит залётный скворец.
Чудное, дивное, нежное пенье
Эхом разносится в круге втором.
Так и живём от рожденья к рожденью –
И никогда, никогда не умрём…
(Борис Бурмистров.
«Вот и замкнулась дорога скитаний…» –
Наш современник, 2010, № 1).
Я не могу назвать это стихотворение плохим. Оно неплохое: в меру классичное, в меру гармоничное, в меру музыкальное, в меру эмоциональное, в меру акварельное. Всего в меру.
И такими вот неплохими ровными строфами – год за годом – заполняются все номера «Нашего современника» и «Москвы». Картинка неброской русской природы, воспоминание из детства, целомудренный лирический этюд, сдержанная элегия, робкая публицистика. Всё донельзя культурно, положительно и… тоскливо до зевоты.
«Патриоты» не жалуют западный индивидуализм. Но где нет индивидуализма, там нет индивидуальности. Я с первой же строки различу интонацию Беллы Ахмадулиной или Бахыта Кенжеева, Дмитрия Быкова или Олега Юрьева – но я не отличу Бориса Бурмистрова от любого другого среднетипичного нашсовременниковского поэта. Может быть, всё-таки индивидуализм – не такая уж плохая штука?
К счастью, исключения есть везде – в том числе в «Нашем современнике». Я знаю одну прекрасную поэтессу, часто публикующуюся в упомянутом журнале, красота стихов которой именно что уязвляет и оскорбляет. Всякий тупоумный филистер, называющий себя либеральным критиком, считает должным уязвиться и оскорбиться её поэзией.
Это Марина Струкова – для меня, бесспорно, входящая в десятку (а возможно, и в пятёрку) лучших современных российских молодых (т.е. досорокалетних) поэтов.
Необходимо объясниться…
Разделяю ли я националистические идеи Марины Струковой, продвигаемые ею в поэзии? Нет, не разделяю.
Более того, я неоднократно выступал против таких идей, поскольку считаю их потенциально опасными – в некоторых публицистических изводах. Но, разумеется, не в изводе поэзии Марины Струковой.
Читатель отличается от колпака-филистера тем, что в «поэзии с политикой» видит поэзию и красоту, тогда как филистер усмотрит там исключительно «политику», ничего, кроме «политики». Даже читая дивный цикл Марины Цветаевой «Лебединый стан», тугоухий филистер захочет возложить на Цветаеву ответственность за ужасы колчаковской контрразведки – так уж устроены его затхлые филистерские мозги.
Сейчас я скажу такое, что покажется всем филистерам (и филистерам от либерализма, и филистерам от патриотизма) запредельно нелепым (и даже кощунственным)…
По моему убеждённому мнению, Марина Струкова является прямой творческой наследницей Александра Галича, её поэтика вышла из его жестоковыйно-площадного максимализма. Всякий более-менее чуткий слушатель уловит узнаваемый надтреснуто-воспалённый говорок Александра Аркадьевича, к примеру, вот в этих строчках Струковой:
Расставшимся со славою,
С бесславием не справиться.
Страна золотоглавая
Чужой свободой давится.
То слева кто-то лязгает,
То справа кто-то целится,
– Тепло ли тебе, красная?
– Тепло ли тебе, девица?
Все каменные норочки
Заполнили разбойнички,
Тут по ночам разборочки,
Тут по столам покойнички.
В столице нежить греется,
Заводит речи властные:
– Тепло ли тебе, девица?
– Тепло ли тебе, красная?
Марина Струкова – поэтесса романтического полёта; поэту-романтику всегда необходимо что-то ненавидеть и что-то восславлять. Струкова славит некоторые порывы, которые мне не слишком приятны, – однако славит не как расчётливо-своекорыстный идеолог, а как пламенный Вальсингам (между прочим, по мне Вальсингам – самый симпатичный персонаж «Пира во время чумы»). Боязливый филистер узрит в стихах Струковой лишь чуму, а я вижу в них вдохновенный Вальсингамов пир.
Поэзия не живёт без трагедии; в трагическом, катарсическом духе – основа и сущность поэзии, её кровь. Нынешняя русская молодая поэзия – давно, со времён гибели Бориса Рыжего и Дениса Новикова, – не ведает трагедии. Разве сыщешь трагедию у Дмитрия Тонконогова, Михаила Квадратова, Глеба Шульпякова? Чемодан в поезде утащат – вот и вся трагедия…
Стихи Марины Струковой замечательны тем, что возвращают в обескровленную русскую поэзию трагедию – подлинную (живую) кровь, не заменимую галлонами искусственного тёпленького физ(лир)раствора. Возвращают жизнь. Ибо где подлинность – там жизнь.
За суровой стеной патриотического стана есть жизнь, есть поэзия.
Твой Кирилл